Орк невольно приостановился.

— Нас заметят, — сказал он. — Здесь мы не пройдем.

Гэндальф быстро обернулся к нему. Как будто ждал этой фразы.

— Надо… попытаться. Я не знаю другого пути.

Гэдж молчал. Какая-то мысль скользнула по дну его сознания, увертливая, как рыба, какое-то давнее воспоминание… Саруман что-то говорил насчет подземелий — там, в лекарской каморке, когда вернулся с орочьего праздника… Кажется, на этих подземельях свет клином сошелся. Нет, не то, было что-то ещё… Но что? Что? Гэдж не мог вспомнить.

Гэндальф стоял, сгорбившись, втянув руки в рукава, как-то разом постарев лет на двадцать.

— Я не зову тебя с собой, Гэдж. Наверно, тебе и впрямь лучше вернуться. Здесь… гибельно.

— Постой…

— Что?

Орк насторожился:

— Кто-то идет.

Они прислушались. Позади, в темном тоннеле, отчетливо слышались чьи-то шаги, скрип деревянных колес, стук по камням грубых сапог — кто-то двигался вниз по коридору от Комнаты-с-колодцем. По стенам заметались блики желтоватого света — шедшие несли с собой факелы. Раздумывать было некогда; волшебник и орк метнулись в ближайшую открытую клеть, притаились там в темноте. Идущие тотчас показались в конце коридора: двое худосочных «козявок» толкали по неровному полу скрипучие тачки, нагруженные песком, щебнем и кирпичами. Их сопровождала пара уруков: один нес в руках корзину с каким-то инструментом, другой — охапку смоляных факелов.

«Козявки», тяжело отдуваясь, остановились посередь прохода — как назло, как раз неподалеку от той кельи, где, укрытые темнотой, прятались беглецы.

— Ну, в чем дело, что за заминка? — недовольно рыкнул один из уруков. — Завод закончился, куколки, пружинка сломалась? Подтолкнуть надобно?

— Дай дух перевести, лоб! — проворчал один из «козявок». — Руки уже до пола оттянулись… Работа не варг, в ущелье не убежит.

Урук что-то сердито пробурчал сквозь зубы — но спорить не стал. Тяжело переступил с ноги на ногу, позвякивая каким-то снаряжением, принюхался, с шумом втянув носом воздух.

— Вот зараза! — пробормотал он. — Вроде человечиной потянуло — или показалось мне? Ты ничего не чуешь? — спросил он у своего напарника.

— Нет, — угрюмо отозвался тот, явно думавший о чем-то своем. — Не чую и чуять ничего не хочу.

Первый урук что-то невнятно прорычал под нос, пинком — судя по короткому взвизгу — поднял на ноги одного из «козявок», тем временем присевшего на корточки возле стены. Тачки натужно заскрипели дальше — но, пройдя чуть дальше по тоннелю, орки внезапно остановились.

— Слушай, — с сомнением заговорил первый, — надо все-таки осмотреться, вдруг беглый «крысюк» или еще шушера какая здесь шарится, то-то там наверху буча поднялась, вестимо, опять какого-то бледнокожего урода ловят. А за пойманного шпиона — слыхал? — пять фунтов первосортной ветчины выдают.

— Ладно, — помолчав, неохотно отозвался второй. — Ты справа, я слева. Да нет тут никого, кроме крыс…

И Гэдж с замирающим сердцем услыхал тонкий звон клинков, покидающих ножны…

Тачки покатили дальше по тоннелю, а уруки сложили свою ношу возле стены и принялись методично шнырять по пустым застенкам, с лязгом и скрежетом распахивая заржавевшие решетки. Того орка, что рыскал по правой, противоположной стороне коридора, Гэдж не боялся: он вскоре прошел мимо, приглушенно бранясь и сипло цедя воздух сквозь сжатые зубы. Но тот, который проверял темницы по левую руку, оказался более дотошным и чуть поотстал, освещая факелом каждый закуток. Гэдж слышал, как он приближается, топая сапожищами: вот он где-то в конце коридора, вот ближе, ближе, вот уже в соседней темнице… Из мрака скользнула рука Гэндальфа, крепко сжала его плечо; Гэдж скорее угадал, чем услышал произнесенное одними губами слово: «Кинжал!»

Да. Гэдж бесшумно сделал шаг влево, ближе к выходу, чтобы оказаться у вошедшего врага за спиной. Он стоял, судорожно прижимаясь к стене, до боли стиснув зубы, и сердце его прыгало в горле испуганной птахой. Попались! Попались! — суматошно стучало в его голове; еще секунда, две — и урук войдет в тесную клеть, где прячутся беглецы, и тогда Гэджу придется броситься на него — стремительно, дабы не позволить ему издать ни звука, — и полоснуть его кинжалом по горлу, разом, чтобы он не успел даже пикнуть. Пустить в ход острое железо — не для того, чтобы вылечить, а для того, чтобы убить… и еще для верности вломить визитеру камнем по темечку… А потом? Что потом? Даже если беглецам удастся завалить этого громилу, то ведь останется еще тот, другой, который ушел вперед — он-то наверняка услышит поднявшуюся возню и успеет смекнуть, что к чему. А затем поднимет тревогу и пустит по их следу свору завывающих визгунов, и тогда их сможет спасти разве что сомнительное гэндальфское колдовство…

Громко лязгнула, отброшенная пинком, дверца решетки.

В темницу ввалился орк с горящим факелом в руке, и Гэдж рванулся вперед — молниеносно, точно развернувшаяся пружина, — готовый нанести врагу разящий удар. Вошедший инстинктивно отпрянул и обернулся, взмахнув факелом, взметнулись собранные в хвост светлые волосы, в неровном желтоватом свете блеснула серьга, вдетая в левое ухо — оправленный в серебро волчий клык.

Гэдж едва успел удержать занесенную для удара руку. Это был Радбуг… Радбуг!

На мгновение их взгляды встретились.

— Ты? — Радбуг замер, пораженный внезапным столкновением, и на секунду в его серых глазах Гэдж увидел отражение собственного бледного, испуганного лица. Его бросило в жар, он не мог ударить кинжалом Радбуга, никак не мог… А нужно было! Или… что? Что?! От неожиданности Гэдж растерялся, как последний дурак…

Удачный момент для нападения все равно был безнадежно потерян. Радбуг уже оправился от изумления; если он сейчас поднимет шум и кликнет своего напарника…

Но орк молчал. Бросил мимолетный взгляд на кинжал в руке мальчишки, на волшебника, который, держа наготове камень, напряжённо застыл возле стены, видимо, тоже захваченный происходящим врасплох… Потом опустил меч, порывисто шагнул вперед и, схватив Гэджа за шиворот, сердито встряхнул, будто нашкодившего кутенка. Зашептал яростно, торопливо:

— Щенок несчастный! Глупец! Какого лешего ты здесь делаешь? — Гэндальфа, настороженно молчавшего в тёмном углу, он словно счел за лучшее и вовсе не замечать… вернее, делать вид, будто не замечает.

— Не выдавай нас, Радбуг! — горячо, захлебываясь от волнения, прохрипел Гэдж; в его смятенной душе затеплилась робкая надежда, что, может, все еще обойдется. — Нам… мне и моему другу… надо уйти. Убраться из Замка — сейчас, немедленно! Чтобы нас не нашли…

Радбуг с присвистом втянул воздух сквозь зубы.

— Дурень! Тогда какого пса вас сюда занесло? Здесь вы не пройдете… Там, внизу, вас заметят.

— А где пройдем? — прошептал Гэдж. Он вдруг вспомнил, о чем говорил ему Саруман — и мысль эта озарила его надеждой, будто блеснувший во тьме луч света. — Это правда, что под болотами существует потайной ход?

— Потайной ход? — В глазах орка мелькнуло изумление: подобной осведомленности он от Гэджа явно не ожидал. — Ты о чем? Первый раз слышу, — скороговоркой процедил он.

Сердце Гэджа оборвалось. Когда Радбуг солгал — тогда или сейчас?

— А Шарки ты говорил совсем другое.

— Шарки! Так вот откуда ты узнал! — Радбуг по-прежнему не сводил с Гэджа подозрительного взгляда. — Даже если такой ход и существует… негоже тебе туда соваться. Неладно там, парень… и пусть тайны Замка остаются для тебя всего лишь мрачными тайнами. Поверь словам человека… вернее — орка, который во всяком случае не желает тебе зла. Тебе, — он особенно подчеркнул последнее слово, — лучше вернуться.

— Я не один, — спокойно заметил Гэдж. Он по-прежнему не мог понять, почему Радбуг держит себя так, словно, кроме Гэджа, в упор никого не видит. Или Гэндальф для него — так, не человек, презренный «крысюк», пустое место?

— Ты — один, парень, — так же спокойно, бесцветно возразил орк, голос его не выражал никаких чувств. — Запомни, если хочешь выжить: здесь, в Крепости — ты всегда и всюду один. Каждый — за себя.