Он смотрел в землю.
— Я, ну… я вообще прежде никогда не видел орков… таких, как я. Я так удивился…
— Ну, еще бы! То-то нос сморщил — рылами, видать, мы не удались? — Каграт усмехнулся, впрочем, довольно благодушно. — На картинках-то в книжках всё, поди, почище смотрелось, э? А в натуральную величину мы тебе что-то не особенно показались.
— Да нет, почему? Вполне… недурственно, — пробормотал Гэдж. Он по-прежнему не мог разобраться в себе и понять, как ему стоит относиться к происходящему: мысли его и чувства свились в какой-то тугой невнятный клубок, точно грязные чулки, и Гэджу требовалось время, чтобы распутать их и разложить по местам. — А кто такие гуулы? — поспешно спросил он, желая перевести разговор на другую тему: он мучительно хотел отвлечься, думать сейчас о чем угодно, только не о том, что́ так настойчиво лезло в его пухнущую голову.
— Гуулы? Да тварюги, которые живут тут, на болотах, — лениво пояснил Каграт. — Смахивают на пауков, только большие, размером с крупную псину… Говорят, их Сам вывел — типа для охраны. Цепкие они, паскуды, как бычья колючка, и прыгают, ровно лягухи, только успевай уворачиваться. В лапы им не попадайся — узлом завяжут, руки-ноги пообломают, и всё: продукт готов к употреблению… Высосут кровушку до дна, пикнуть не успеешь.
— На меня пытался один напасть, — сказал Гэдж. — Я его отбил… палкой.
Он рассеянно вглядывался в колышащийся вокруг мутный туман. Над гатью плотно густела тишина, в которой слышался лишь мягкий перестук копыт, поскрипывание повозок, да шарканье по мокрому настилу многих пар ног. Болото молчало, будто затаило дыхание, изучая вторгшихся в его владения незваных пришельцев. Лишь по временам откуда-то из завесы болотной мглы доносилось странное чваканье и приглушенное шипение: оно слышалось то дальше, то ближе, то словно стелилось над топью, звуча со всех сторон разом. Где-то в колонне среди пленных возник негромкий испуганный ропот, мулы начали беспокойно всхрапывать.
— Спокойно! — рявкнул Каграт. — Глядеть в оба!
— Справа! — крикнули впереди.
Кто-то из орков поднял лук и выстрелил в колышащуюся муть. Над топью пронеслось короткое резкое шипение (будто выпустили воздух из кожаного бурдюка) и тут же оборвалось (но наиболее нервные, в том числе и Гэдж, вздрогнули), и Гэджу показалось, будто смутная серая тень мелькнула в белесых слоях испарений — но, возможно, это было просто плодом его жаждущего деятельности воображения. Впрочем, приглядевшись, Гэдж установил, что «тень» была отнюдь не одна: в тумане по обеим сторонам гати то и дело что-то двигалось, перемещалось с места на место, какие-то неясные темные формы. Тоскливое, жадное шипение слышалось теперь беспрерывно и отовсюду, и, судя по его силе и звучности, «гуулов» вокруг гати собралось видимо-невидимо. Приближаться к тракту они пока не решались, но, то ли стрелы и колья орков их останавливали, то ли какая-то иная причина, Гэдж сказать затруднялся.
— Вот заразы! — морщась, как от изжоги, бормотал Каграт. — Крысюков чуют, гады, любят сладкую кровушку пососать. Друг друга жрут, коли ничего другого найти не удастся, а эта дорога для них и вовсе как кормушка, вечно они тут толкутся, ждут, не перепадет ли чего… А иногда наглеют и набрасываются — если, конечно, защита хромает… В одиночку тут никак не пройти, только вчетвером-впятером, и то ухо востро надо держать…
— А отпугнуть их, этих гуулов… что, никак нельзя? — спросил Гэдж.
Каграт дёрнул плечом.
— Да, говорят, можно — коли не врут. Надо-де набрать на болотах ихнего, гууловского дерьма, состряпать из него какое-то снадобье и обмазываться им время от времени — тогда эти твари будут тебя стороной обходить. Только охотников лазать по этим болотам да дрянь собирать немного… тут надобно девять запасных жизней в кармане иметь.
Гэдж пригляделся. Что-то белело в тумане за краем гати: полузатянутые трясиной кости, скелеты и черепа — человеческие, орочьи, лошадиные — которыми было усеяно болото вдоль дороги. Некоторые останки уже потемнели от разъедающей их болотной кислоты и были облеплены буро-зелеными шматьями тины; другие, более свежие, светлели бледными пятнами в мутно-серой воде; на третьих копошились клубки черных блестящих червей, подбирая остатки плоти. Гэдж судорожно стиснул пальцами берестяной ремешок торбы с немейником, которую, оказывается, до сих пор тащил в руках: значит, тот череп, попавшийся ему на краю болот, был всего лишь предостерегающим зна́ком, жалкой частицей простирающегося по обеим сторонам дороги обширного кладбища… «Гуулы» меж тем изрядно осмелели и широкой полосой приблизились к гати, тоскливо шипели там и тут, мелькали в тумане серыми щетинистыми тушками. Орки стреляли все чаще и чаще; тех тварей, которые прорывались сквозь завесу стрел, отбрасывали длинными, наспех обтесанными заостренными кольями.
— Не бойся, они не нападут, — мрачно сказал Каграт. — Хитрые скоты, знают, что нас много и мы хорошо вооружены. Те, что побашковитее, давно уже убрались искать другую добычу, тут остались либо самые упертые, либо самые голодные, у которых что голова, что пузо — оба пустые… этих бояться нечего. На-ка получи! — Он ловко огрел кнутом выскочившего из мглы гуула — и Гэдж, невольно отпрянув, успел заметить лишь вздутое брюхо твари да пучок неряшливо торчащих гибких щупалец. Оглушенный ударом, гуул шлепнулся в тину, съежился, словно паук, попавший в пламя свечи, — и разом будто всосался в вонючую топь. Каграт презрительно сплюнул ему вслед, в мутную, пузыристо-ноздреватую зеленую грязь.
А все-таки, с невольной завистью подумал Гэдж, я бы, пожалуй, так не сумел… ловко он справился с этим гуулом, ничего не скажешь. Папаша-то у меня — калач явно тертый, дело свое знающий и… и… сноровистый, что ли. Почти такой же сноровистый, как воин Анориэль… а то и поболе: что-то сомнительно, что Анориэль умеет так бойко обращаться с кнутом и этак шикарно, с потрясающим размахом плевать. Гэдж тоже украдкой сплюнул, пытаясь подражать бате, но получилось как-то не очень: вместо того, чтобы отлететь далеко и красиво, по роскошной кагратовой дуге, плевок Гэджа жалко и вяло капнул едва ли в паре футов от гати. Н-да, уныло сказал он себе, до уровня завидного кагратова мастерства мне еще упражняться и упражняться.
Мало-помалу туман посветлел, и гуулы как будто поотстали, их редкие выпады почти прекратились, лишь порой то тут, то там мелькали в мареве расплывчатые контуры серых тел. Воспользовавшись передышкой, к Каграту подошёл один из орков-охранников: у него были странные гладкие и светлые волосы, собранные на затылке в «конский хвост», в мочке левого уха покачивалась серьга — оправленный в серебро волчий клык. Гэдж без труда припомнил его имя — Радбуг.
— Ну? — отрывисто спросил Каграт; видимо, он тоже понимал, что кореш подкатил к нему неспроста. — Что скажешь?
— Я тут поспрашивал парней, — небрежно отозвался Радбуг, искоса поглядывая на Гэджа, — насчет этого мальчишки, так вот: никто его прежде в Замке не видел. Никто его не знает.
— А твое какое дело?
— Мое — никакое… это дело общественное. Он явно не из наших.
— И что?
— А то. Откуда нам знать, что он, к примеру, не подосланный соглядатай и не шпион?
— Шпион? Кто? Этот цыпленок? Не смеши… Поджилки у него так трясутся, что в Рохане слышно. — Каграт коротко хохотнул и, чуть помолчав, как-то украдкой оглянулся через плечо. — Есть тут, видишь ли, одна закавыка…
— Какая закавыка?
— Помнишь Шанару? Ну, эта… — он как будто замялся на секунду, — сеструха вроде твоя была…
В серых глазах Радбуга мелькнуло что-то трудноопределимое.
— Ещё бы не помнить…
— Так вот. — Каграт говорил как-то неохотно, словно бы через силу, как будто выдергивал занозу у себя из-под когтя. — Она девка была со странностями, с чудинкой, вот как ты… любила по горам по долам в одиночку шататься, веночки из одуванчиков плести, все мечтала о какой-то лабуде, леший её разберет. Пару лет никого в мужья не брала, выеживалась, сама не знала, чего ей надо… А в тот Кохарран… ну, за год перед тем, как эти, чёрные, в Долину заявились… меня выбрала!
