После слов отца мою кожу покрыли мурашки. «Глаз бури», ущелье, молнии, бьющие в скалы… Рыцарь в доспехе с заляпанным грязью гербом, которому я сбиваю наплечник в своих снах… Всё это звучало так похоже!

Но как?! Почему?! Рыцарь из моих снов — отец?! А я — Ирандер?! И тьма во мне… Да нет, это же просто бред!

На меня обрушивается такой поток эмоций, что я даже не знаю, что ответить, что спросить. А отец, словно находясь в трансе, словно не замечая моего ошеломления, продолжает:

— А потом мы прошли по ущелью к замку Ай-Шадзул… Вскрыли его, убили всех тех, кто защищал твердыню и раскатали её по камешку… Уничтожили всё, что Ирандер собрал там… Артефакты, оружие, тварей, которых создавали его приспешники… Но тёмный властелин оказался хитёр. У него были Советники, которых он прятал до поры до времени. Они остались в его столице, и нанесли по нам удар оттуда. У них были свежие, подготовленные войска, снабжение, несмотря на скудные земли… Они рискнули всем, чтобы выбить нас со своей территории. А наша армия теряла силы, ждать провианта приходилось долго… Пришлось отступать на укреплённые позиции, и война продолжилась… Но уже без Ирандера. Я оставил фронт и вернулся домой…

Я находился в замешательстве. Видел, что с отцом что-то не так… Он говорил не как обычно, а словно бы… Механически?

Во мне поселилось чувство, что сейчас лучше оставить отца в покое, но один вопрос жёг душу слишком давно… С того самого момента, как я узрел то странное видение. Нет, даже раньше! С той злосчастной охоты, когда выплеснувшийся из меня дар превратил медведя в Келаура!

— Отец, мне… Я хочу спросить… — я понимал, что видение может быть лживым, может быть игрой моего воображения, воспалённого тёмной магией… Но был обязан проверить.

— Да? — устало откликнулся генерал.

— Ты знал, что во мне есть тьма?

Слова повисли в воздухе. Ну вот и всё! Сказанного уже не вернуть!

Генерал не торопился отвечать. Он сжал зубы так, что они заскрипели, дёрнул головой, будто пытался отогнать этот вопрос, но не смог — и, словно преодолевая себя, отрывисто бросил:

— Знал.

— Но почему?! — мигом взорвался я. — Откуда она взялась?! Ведь в нашей семье никогда не было тёмных!

Снова недолгое молчание. Под кожей на шее генерала проступили вены. Глядя на них, я подумал, что ещё немного — и они лопнут, так сильно был напряжён родитель…

— Ты прав… В нашей семье никогда не было тёмных.

Я ждал какого-то продолжения, но отец застыл, глядя на меня немигающим взором… Он ничего не говорил, его лицо не выражало никаких эмоций… Я не понимал, что происходит…

— Но…

— Давай… не будем… говорить об этом… Хэл.

— Но отец!.. — меня понесло… Я пытался остановить себя, но слова сами рвались наружу. Отец явно всё знал! Почему он не хочет ничего мне рассказать?! ПОчему не хочет помочь?! — Я ничего не понимаю! Тот малефик, что заблокировал тьму во мне — это правда?! Откуда взялась книга в особняке деда в Верлионе?! И я говорил с отцом Керса! Он забрал из замка Ирандера, о котором ты упоминал, камень…

Взмах руки. Генерал остановил поток слов, льющийся из меня, и я увидел, как гуляют его желваки.

— Я… Сказал… Не будем… Говорить… Об этом…

Он напрягся так, что в его глазах полопались капилляры, а зубы заскрежетали, словно он стачивал их друг о друга! Отец вцепился в подлокотники, костяшки его пальцев побелели… И тут до меня дошло!

Это не просто нежелание продолжать разговор, а что-то другое!

Голова генерала дёрнулась в одну сторону, в другую, сквозь сцепленные зубы прорвался едва слышный стон.

Ялайский пепел! У него какой-то приступ!

— Отец, тебе плохо?!

— Ты… Хэл… Я не…

— Проклятье! Я приведу помощь!

Я вскочил, уронив пустой бокал на ковёр, и уже собирался выбежать из палатки, как вдруг услышал за спиной совершенно спокойный голос:

— Хэл!

Обернувшись, я посмотрел на родителя. Он сидел в кресле, как не в чём ни бывало! Поза расслаблена, взгляд ясный… Что за?..

— Отец, ты в порядке?!

— Что за вопрос? — генерал приподнимает бровь, — Конечно в порядке.

— Но…

Я не знал, что сказать. Всё происходящее запутало меня ещё сильнее, чем до начала разговора. Я смотрел на отца, ничего не понимая…

Что только что произошло?!

— Я рад, что ты цел, Хэлгар, — совершенно спокойно произнёс отец. — И прекрасно понимаю, что в тебе нет тьмы. Но на всякий случай повторю, что сказал только что — никому не следует знать о том, кто ты такой. У многих могут возникнуть вопросы. Они начнут копать, и в момент наступления нам не нужно внимание Трибунала, ты согласен?

«На всякий случай повторю»?! Он же не говорил ничего подобного!

В голове проносится догадка…

Да он же не помнит и половины нашего разговора!

Но почему?..

Из воспоминаний о разговоре с отцом меня выдёргивает проснувшееся вдруг восприятие. Оказывается, прямо мне в лоб летит яблоко, которое кинула Айрилен. Лишь в последний момент я успеваю схватить в полёте зелёный фрукт.

— Ты что, оглох?

— Извини, задумался, — откусив большой, сочный кусок, я иду следом за женщиной, вернувшейся с генеральского совещания.

— Понимаю, — усмехнувшись, магесса останавливается, пропуская перед нами подводу, загружённую Этеринумом. — Мне тоже слегка не по себе.

— Серьёзно? Самой магистру Старвинг — «не по себе»?

— Язвишь?! — прищуривается собеседница. — Быстро же ты почувствовал себя уверенно!

— Твоими стараниями.

Айрилен смеётся, делает знак новым гвардейцам, выданным ей для охраны, и они чуть задерживаются, отпуская нас подальше.

— Готов к завтрашнему сражению?

— Наверное, — я и правда не знаю наверняка.

Иногда кажется, что я привык к смертям и крови, а в иной раз мысль о том, сколько человек погибнет в следующем сражении, вызывает дрожь, с которой я не могу совладать…

— Это не тот ответ, на который я рассчитывала, — хмурится магесса.

— Я не подведу, если ты об этом. Просто…

— Просто нервничаешь?

— Да.

Она коротко кивает и шагает по лагерю дальше. Вокруг раздаются крики, ругань сержантов и капитанов, народ чистит снаряжение, проверяет доспехи, тренируется, обедает, просто отдыхает… Каждый занимает себя, как может.

Мы приходим в личный шатёр Айрилен. Не такой большой, как у отца, но куда более уютный. Почти настоящая кровать, пара зеркал, шкаф с книгами, три сундука, много ковров, и даже большая деревянная ванна за деревянной ширмой.

Она наполнена почти до краёв, и проходя мимо, магистр Старвинг делает над ёмкостью лёгкое движение рукой. От поверхности воды тут же поднимается пар.

— Вот оно, преимущество твоего положения, — усмехаюсь я. — Личная ванная… Я и забыл, когда принимал такую.

— Я чувствую. Точнее — мой нос, — фыркает магесса, жестом указывает на свободный стул, а сама садится на кровать и скидывает с плеч излюбленную кожаную куртку, оставаясь в простой льняной рубахе белого цвета, облегающей её фигуру.

— Жестоко.

— Правдиво.

Мы снова улыбаемся друг другу. С того момента, как я на руках вынес Айрилен из Лавенгейского вала, такие пикировки вошли у нас в привычку. Подозреваю, что таким образом женщина просто показывала мне своё расположение.

Но иногда… Иногда её взгляд из насмешливого становился… Я не понимал до конца, каким. Но чувствовал — что-то изменилось. Также происходило и её с голосом — чуть менялась тональность, и во мне…

Как иногда выражались летописцы — «в груди начинал полыхать пожар, и огонь струился по венам». Вот что-то подобное.

Мало что значащее замечание, которое можно трактовать двояко, пристальный взгляд, скользящий по мышцам голого торса после тренировки, случайное прикосновение руки во время занятий… И ведь подобные странные моменты в нашем общении проскакивали и раньше — после ночного боя у Сарнского брода и в Ранхольде…

Если бы я не знал Айрилен — подумал бы, что она так ненавязчиво оказывает мне знаки внимания. Но от подобного предположения на лице сама собой появлялась глупая улыбка.