Тёмные не успели со своим ударом по нашим землям. По нелепой случайности я узнал о создании «одержимых», чем вынудил яллайцев напасть раньше времени, и благодаря этому мы получили возможность атаковать первыми.

После столь позорного провала разведки приготовления к грядущему удару по ялайской армии ускорились. Едва ли не через полторы декады реорганизованные отряды, сотни и тысячи Империи устремились в восточную часть приграничья, а за ними потянулись обозы с провиантом и обеспечением.

Полтора месяца три крыла Центрального кулака армии, собранного заново, двигались на восток. Мы истребляли немногочисленные разрозненные отряды ялайцев, громили их деревни и хутора, разбросанные по равнинам, лишая противника продовольствия.

Было и два крупных сражения. Остатки северной армии тёмных попытались ударить по нам на марше, но их было так мало, что это, скорее, походило на отчаянную попытку затормозить продвижение имперских войск.

Вторая битва произошла за четыре дня до того, как мы подошли к ущелью Ай-Шадзул. Она была куда более серьёзной. Двадцать пять наших тысяч столкнулись с семнадцатью тысячами ялайцев лоб в лоб, и через два дня непрерывных сражений тёмные отступили за ущелье. Они потеряли две трети войск, мы — чуть больше пяти тысяч.

Я, как и обещала Айрилен, получил бумаги, которые подтверждали мои магические полномочия. Впрочем, сейчас это было совсем лишним — вокруг меня сменилась куча людей, а те, что остались, и так нормально относились к тому, что я колдун. Блик, Коряга, Пек, сама Айрилен — а остальным и никаких документов было не нужно.

Вряд ли у кого-то, кроме тысячников и генералов, возникли бы вопросы о моих умениях. Но вот в чём дело — непосредственно на фронте, на территории врага, во время решительной атаке никому эти бумажки были не нужны. Прав был Тормунд, ой как прав…

Впрочем, среди тех, с кем я начинал службу больше чем полгода назад, остался ещё мессир Имлерис ди Марко, найденный одним из отрядов нашей армии в Лавенгейском валу. Аристократ забился в какую-то нору с женщинами и детьми, и чудом уцелел во время зачистки города.

За трусость его разжаловали до десятника (повезло, что не осудили) и передали в какой-то пехотный отряд. Теперь, что бы он про меня ни рассказал, никто не станет его слушать.

Сама магесса поправилась после истощения и ранений, и быстро вернулась в форму. Она по-прежнему командовала тремя сотнями колдунов и копейщиков, была личным советником генерала Вангарда и занимала в иерархии магов нашей армии далеко не последнее место.

Но что куда важнее — магистр Старвинг не забыла и других своих обещаний.

Во-первых: меня всё-таки сделали не временным сотником, а постоянным, повысив в звании официально и выдав в подчинение двадцать магов, тридцать арбалетчиков и сорок опытных мечников. Да, сотня была неполная, но биться воины, которых мне поручили, умели — каждый из них прошёл немало сражений.

Я начал ежедневно гонять их по утрам на тренировки, в любую погоду, даже когда все прочие отдыхали, при этом сам занимался наравне с воинами, а в сражениях несколько раз спасал своей магией — так что солдаты прониклись ко мне уважением и слушались беспрекословно. Коряга и Блик также попросили перевести их в мою сотню. Пек куда-то запропастился, но я не особо переживал на его счёт. Парнишка был по гроб жизни мне обязан, и я не верил, что он совершит какую-нибудь гадость. Да даже если и так — что он мог сделать?

Куда важнее было то, что Айрилен решила выяснить, на что я способен и подтянуть мои знания в недостающих магических дисциплинах. Каково же было её удивление, когда она поняла, что я умею куда больше, чем она подумала изначально!

Да, мне недоставало опыта, и иной раз я не мог даже понять, что она мне объясняет — настолько сильно разнились классические имперские методы обучения и то, что «преподавал» мне Беренгар. Часто случалось так, что после объяснений и примеров Айрилен ничего не получалось, но стоило поговорить с Сейнорай и рассказать ему, что требуется — как на следующий день заклинание давалось мне легко.

И магесса была поражена этому!

Мы с ней… Сблизились, если можно так сказать. Обсуждали магию, стратегию, тактику, историю, иногда даже перешучивались. С магистром, несмотря на её холодный образ воительницы, не подпускающей к себе никого близко, было довольно легко. Но понаблюдав за ней, я понял, что со мной она общается куда мягче и свободнее, чем с другими.

Впрочем, даже так я не мог сказать ей правду… Не мог признаться, что её помощь с поддельными документами оказалась бесполезна по одной весомой причине. Потому что теперь был человек, который знал, что я — не Рой.

Как раз сейчас я сижу на задней части телеги, глядя на генерала Слэйта. Расположившись за длинным столом, в окружении Молоха, Вангарда, Горация и тысячников армии, он бурно обсуждает план завтрашней атаки на твердыню, запирающую проход к Ялайскому королевству.

А я смотрю на отца и вспоминаю наш последний разговор, который прошёл так странно…

(Некоторое время назад, сразу после битвы за Лавенгейский вал)

После боя в Лавенгейском валу, после схватки с Советником Иранедера и после того, как я впал в ступор, услышав слова отца, сказанные в крепостном дворе, мы вернулись во временный лагерь. Кристиан обнял Роберта и Нормана, напряжённо ждущих у генеральского шатра и обрадовано вскочивших навстречу, сказал им несколько слов, а затем велел не беспокоить его какое-то время.

Этот же приказ получили адъютанты и гвардейцы, охраняющие отца. Кристиан лишь перекинулся несколькими словами с Вангардом и Молохом, убедился, что в ближайший колокол его не потревожат, пообещал вскоре вернуться в штаб командования — а затем пригласил меня на разговор.

Надо ли говорить, что заинтересованными взглядами нас провожали все? Мои братья, не подозревающие, что я — это я, генералы, охрана, маги, прочие солдаты… Полагаю, в тот момент у них в голове крутился вопрос — чем же этот парень заслужил личную аудиенцию самого Кристиана Слэйта?

Меня и самого терзали самые разные, подчас — тревожные — мысли…

Шатёр не изменился с того момента, как мы обсуждали в нём штурм города. Тот же стол с картами приграничья, те же стулья, личное кресло отца, стойка для доспехов и оружия, пара сундуков, несколько ковров, магические светильники, установленные по периметру, отделённая резной деревянной ширмой спальная часть.

Прошло всего несколько часов, как генералы спорили о нападении на город, но у меня внутри было ощущение, что это происходило несколько дней назад…

— Как ты узнал? — напряжённо спросил я, когда отец расстегнул застёжки и скинул помятые наплечники прямо на пол, а затем устало уселся в кресло.

— Что ты — это ты? — усмехнулся генерал.

— Да.

Я внимательно смотрел на волевое лицо отца. Старался увидеть подсказку о том, чего мне ждать. Не знал, как реагировать — радоваться или бояться. С одной стороны — я испытал немалое облегчение оттого, что теперь он знает, что я жив. С другой…

Как объяснить ему мою магию? Как рассказать о том, что произошло в Верлионе? Как объяснить, почему я выдавал себя мёртвым?..

Из запотевшего на столе кувшина отец разлил янтарное вино по двум бокалам и жестом предложил мне сесть. Я последовал этому приглашению и взял хрустальный сосуд. Он был чуть холодным, а от вина доносился приятный пряный аромат.

Это что, яблоки из нашего поместья?..

— Не считая того, что я отказался верить, будто мой сын мог настолько глупо погибнуть в огне? — отец сделал длинный глоток и пристально посмотрел на меня своими синими глазами. — У меня была вещь, что вселила эту уверенность.

Он отодвинул воротник, подцепил пальцем золотую цепочку и вытянул из-под рубашки висящий на ней фамильный перстень.

Мой перстень! С гербом трёх капель росы, выполненных из синих сапфиров! И они слегка светились…

Отец снял цепочку с шеи и протянул украшение мне.