–Да, Арчи, я понимаю. И теперь ты думаешь правильно ли мы поступили, оставив его в живых?

– Нет, Труд, я годами думал об этом решении, – наконец заговорил маг, приходя в себя, – Сейчас я думаю о другом, о том, что пора бы и нам с тобой заняться его обучением.

– Ты с ума сошёл? Как и чему мы его научим? Ты будешь учить его разрушению? – она побледнела, представив возможные последствия.

– Нет, Труди, меня осенило, когда ты говорила с Шульцем. Он просто сказал: «Я буду учить его» и все, как-будто в этом нет ничего такого. Хотя мы и объяснили ему, кто такой Дэрэк.

– Да, он, Генрих, не маг, он не понимает, – возразила Гертруда.

– Нет, дорогая Труди, – и Арчибальд вдруг просиял, – Это мы ничего не понимаем, а все так просто.

А время пошло дальше…

Идея Арчибальда была проста, раньше Некромантами, а именно им был Дэрэк, становились старые, опытные, видевшие жизнь маги, и становились они ими потому, что изучили за свои долгие жизни все, что могли, кроме запретного знания.

Но, как и положено людям могущественным, а могущество развращает, были эти старцы людьми весьма сомнительной морали, причем за долго до того, как впервые начали изучать запретное знание.

Дак, что удивительного в том, что, овладев некромантией, добра они и близко не творили.

Но проще всегда признать, что виновато само знание, нежели то, что у очередного славного парня просто наступил особо опасный для всего сущего старческий маразм.

И некромантия стала под запретом, но будучи частью мирового порядка, она жаждала быть познанной, вот почему даже упоминать слово на букву «н» было чревато.

Однако Дэрэк не был стар и не был испорчен, он был чистым листом.

Поэтому от того, как и чему Арчибальд, Гертруда и Генрих будут его учить, зависит и то, какой из него будет маг, а точнее, какой некромант.

Однако любой, кто, хотя бы вскользь касался такого сложного занятия как воспитание ребенка, скажет, что это невозможно делать так, чтоб ни разу не покривить душой.

Особенно в том, что касается вопросов «хорошо и плохо».

Обман, ложь? – Это плохо! Нужно всегда говорить правду.

Но при этом сказать тетеньке, что она толстая и новый наряд этого не исправит, когда та спрашивает: «Ну, как я выгляжу в этом платье?»

Или сказать: «Бабушка, мне не нравится, как пахнет у тебя изо рта, когда ты меня целуешь», – это тоже плохо.

Несмотря на то, что это как раз правда.

Если ты разбил банку с вареньем, то должен признаться.

Но о том, что пьяный папа, когда вы были в гостях, наблевал в горшок с фикусом – говорить не стоит.

Равно как не стоит упоминать то, что однажды видел в родительской спальне.

Даже если тебе очень интересно, почему отец был в маске свиньи, а у мамы в руках была плетка. Без сомненья, это связано с тем фикусом, не иначе.

Думает малыш и продолжает жить в мире честных и правдивых людей.

Поэтому легко можно представить, на какие сделки с истиной приходилось идти Генриху Шульцу, когда он говорил с Дэрэком о добре и зле.

Шульц, несмотря на свое прошлое, а возможно, как раз из-за него, был человеком добрым и любил Дэрэка, и хотел, чтобы тот вырос порядочным человеком.

Но все же моральным компасом для мальчика стала Госпожа Гертруда.

Она часто беседовала с Дэрэком и даже иногда брала его на прогулку по городу, к вящему неудовольствию Генриха и Арчибальда.

И в кругозоре Мальчишки появились такие вещи как рынок, магазины и лавки, парк, дома, улицы, но главное – люди и то, как они общаются, так сказать, в естественной среде.

Конечно, цитадель была полна прислуги и рабочих, поваров и кухарок, но это все же не то, что в городе.

О нет, городок в сравнении с обителью магов был хаотичен, и перенасыщен жизнью.

И все это весьма интересовало юного Дэрэка, который постепенно начинал превращаться из мальчика в подростка.

А мудрая Госпожа направляла эту любознательность в нужное русло, объясняя, что такое мораль, закон, добро и польза, вред и зло.

«Помни, мой милый, – часто говорила Гертруда, – люди живут не долго, и знают это. А потому людьми в широком смысле этого слова, управляет страх.

Страх смерти, страх перед старостью, страх, что они не успеют или не получат того, чего хотят, прежде чем состарятся и умрут. Эти страхи толкают людей на дурные поступки, преступления и войны.

Да Дэрэк страх и любовь.

Ибо любовь также сопровождает людей от рожденья до смерти. Любовь к родителям, любовь к жёнам и мужьям, к детям и даже любовь к своему городу или стране. Любовь толкает людей творить благо и добро, создавать законы, заводить семьи, строить и создавать, оставляя след в веках и приносить пользу окружающим.

Страх порождает злобу, а любовь доброту. И если в душе человека любви так мало, что хватает лишь на себя самого, а для других у него есть лишь страх и злоба, это дурной человек. А если в душе человека любви хватает и на других, пускай хотя бы на еще одного человека кроме себя, этого человека уже нельзя назвать дурным. Но все же, чем больше людей он любит, и чем больше людей любят его в ответ, тем человек лучше».

– А почему другие люди должны любить его Госпожа? – спрашивал Дэрэк.

– А они и не должны, но о человеке судят по тому, как он живет и по тому, что совершает. И доброго человека захочется полюбить и другим.

– Тогда откуда берутся злые люди Госпожа?

– Ну это не простой вопрос, мой милый, – вздохнула ведьма, – Иногда человек рождается и живет среди плохих людей и просто не видит любви, страх и злоба наполняют его сердце, и он вырастает злым.

Иногда человек встречает слишком много дурного в своей жизни и как бы ломается, ожесточается и перестает видеть что-то хорошее во круг. Сложно узнать любовь, когда ты долго видел лишь страх и злобу.

А иногда хотя и редко, – продолжала Гертруда, – человек рождается злым, без причин, его душа просто сломана, неправильна, и сколько не окружай такого человека любовью, в ответ получишь лишь злобу. Такие люди могут творить жестокость – ради жестокости, ненавидеть ради ненависти и нести другим зло ради зла.

Любое живое существо может быть жестоким, может возненавидеть, если на то есть причины. А разумные существа иногда творят дурное, если на то есть причины, такова жизнь.

Но только среди разумных видов иногда рождаются те, кто творит зло без причин.

Такова плата за разум, и, если, когда-нибудь ты встретишь такое, – Гертруда, помедлив, сказала наконец, -Такое существо, не важно человек это или нет, убей тварь в тот же миг, как у тебя не останется сомнений в том, что в его сердце и правда нет места добру.

– Тогда, какой я? – как всегда, без эмоционально спросил, ни к кому не обращаясь, Дэрэк

– А ты как думаешь? – поинтересовалась Гертруда и внимательно посмотрела на подростка.

– Я …

«Да вот оно! -подумала ведьма торжествующе, когда в холодных глаза на долю секунды блеснул изумрудный свет, – Как бы ни был холоден внешне, внутри ты бушуешь как буря, а сильные эмоции как гнев, раздражение, тревога и сомнения, вырываются наружу в форме этих зеленых искр. А как насчет радости или любви?»

– Я не совсем понимаю, что такое любовь, но и страха я не чувствую. Сказал Дэрэк, не знавший, о чем думала сейчас Госпожа.

Женщина ласково улыбнулась и изящно опустилась на одно колено, так чтобы ее лицо оказалось напротив мраморного лица юного собеседника.

–Я верю, что ты хороший и добрый, мой милый. Я, Арчибальд и Генрих, вложили в тебя столько любви и заботы, что хватило бы на три таких молодых человека как ты.

А вот ошиблась я в том, что верила в это, – в ласковом голосе ведьмы послышались раскаты грозы, когда она, резко встав, посмотрела на Дэрэка своими ястребиными глазами, – Ошиблась ли я в этом, зависит от того, как ты будешь жить, и от того какими словами тебя будут вспоминать встреченные тобой люди.