Сжав зубы от нестерпимой боли, причиняемой ему при ходьбе, пожилой мужчина медленно вошёл в дверной проём.

За массивными, но более бесполезными дверями находилось оно – хранилище магов.

Стены облицованы золотом, массивные колонны подпирали куполообразный потолок- все было залито светом, который просто присутствовал в помещении, не нуждаясь в каких-либо источниках.

А в центре всего был купол, подобный тому, что закрывал город, однако, он не был прозрачен, а скорее темен и, лишь приглядевшись, можно было различить как внутри него бушует смерч, переливающийся всеми цветами радуги.

Вся ирония в том, что у магов невозможно украсть что-либо ценное, купол не пропускал внутрь тех, в чих венах нет вероятностного элемента, проще говоря, не маг не сможет его преодолеть. Как не могут преодолеть городской щит лесные чудовища.

И неизвестно, что было внутри вихря, укрытого куполом.

Скорее всего все, что было, будет или могло быть, переплетается с тем, чему быть невозможно и, попав в это хаотичное безумие, маг просто находил то, зачем пришёл.

Так же инстинктивно как птица знает, как найти путь в теплые края, даже ни разу не бывав в них.

И перед куполом стоял Дэрэк, погрузив свои руки сквозь щит, он как-будто что-то искал в глубине волшебного вихря.

«Дэрэк!» – окликну его опекун.

Откуда-то из-за двери на лестнице уже доносился топот множества ног.

«Маги идут за ним, – подумал Шульц, – они убьют его, и даже Господа их не остановят».

–Дэрэк, беги отсюда, – простонал Генрих. – Они уничтожат тебя сынок! За то, что ты некромант, – в отчаянии закричал Шульц.

«НЕКРОМАНТ!»

Голос отразился от золотых стен, и в то же мгновение голос, который не мог принадлежать миру живых, произнес:

«НЕКРОС!»

Магический вихрь содрогнулся и, из переливающегося всеми цветами, вспыхнув, стал изумрудно зеленым.

«Проклятье», – закричал мужчина, и пожилой, раненый Генрих Шульц, движимый безысходностью и отчаянием, забыв про собственную боль ринулся к своему мальчику.

Налетев на Дэрэка всем телом, опекун втолкнул его внутрь купола, отдавая того на волю изумрудного вихря.

Но магический барьер не терпит посягательств и как только влекомый инерцией Шульц коснулся его, пучок молний, пробежавших по магическому щиту, пронзил тело Генриха Шульца, превратив его в прах.

И хоть этого никто не видел, но прежде, чем исчезнуть в водовороте магии, зеленый свет погас в глазах Дэрэка, а мраморное лицо единственный раз за его жизнь исказилось от боли и скорби, и он исчез.

Пару мгновений спустя в хранилище ворвались маги, но не найдя ничего, кроме горстки праха, оставшегося от Шульца, они долго и разъярённо бранились, стараясь выяснить, что же стряслось,

Когда все немного успокоились славные парни решили запечатать хранилище. И они возвели новые двери и наложили новые руны, и много чего было потом, но главное время пошло дальше…

Но не для Дэрэка.

На улице было темно.

Вернее, на улице было то время суток, когда нельзя с уверенностью утверждать, поздняя ли это ночь или все же раннее утро.

Нет-нет, это не были утренние сумерки, но тот час, когда, небо чуть заметно меняет свой тон, хотя солнечные лучи еще и не думали появляться.

В час, когда кажется, что ночь вполне может передумать и остаться в мире навсегда, хотя этого еще не бывало, по улице бежал человек.

Точней, человек скорей скользил, поскольку в это время года любая поверхность, которую власти городов во всей множественной вселенной осмеливаются назвать дорожным покрытием, превращается в сущий ледяной кошмар.

Этакий гибрид из страшного сна фигуриста и мечты, сделать из суицида что-то веселое и простое.

Хорошо, вы правы. По улице скользил человек, и в те моменты, когда его траектория вынужденно делала поворот, центробежная сила, беспощадно и весьма настойчиво, знакомила бегуна с прелестной кирпичной кладкой стоящих рядом домов.

Ситуацию усугублял необычный выбор обуви для зимней ночной пробежки, по тому, как обувь на его ногах отсутствовала как класс.

Впрочем, иной одежды на высоком, жилистом теле мужчины не наблюдалось.

Если, конечно, вы не склонны считать одеждой ковер, который мужчина обмотал поверх своих бедер на манер весьма откровенного килта, и теперь был вынужден придерживать его одной рукой.

Однако для нас, как для сторонних наблюдателей, коими мы и являемся, в происходящем важно лишь два обстоятельства.

Ссылка: Ну хорошо, три обстоятельства, но не больше. Конец ссылки.

А именно: первое – улицы, составлявшие маршрут бега-скольжения, были улицы Мэджикшилд.

Второе – эти улицы были примерно на пять лет старше, чем они были в ту ночь, когда погиб Генрих Шульц.

И наконец третье – весь этот бег, скольжение, падения и врезания в стены, болезненно, но верно приближали тощую фигуру мужчины к конкретному переулку, а точнее дому, а еще точней двери.

Тихий, но все же весьма отчетливый стук разбудил чутко спящую Госпожу, известную также как Тетушка Гертруда.

Гертруда встала с постели и настороженно прислушалась к темноте, наполнявшей ее домик, стук повторился и снова, и снова.

Но было в этом скуке в ночную дверь ведьмы что-то необычное.

Когда люди приходят ночью к Тетушке, они всегда торопятся и хотят, чтобы их впустили, так как боятся, что кто-то узнает, что они приходили к ведьме.

И от этого любой стук любого ночного визитёра, становился все громче все нетерпеливее, когда ему, визитёру, приходилось ждать.

А госпожа считала правильным, заставить кого угодно слегка понервничать, раз уж они будят ее среди ночи.

Но этот ночной стук в ее дверь оставался ритмичным, тихим, но настойчивым, даже когда прошло добрых пять минут ожидания.

Гертруда, решив, что ждать дальше становится уже неприлично даже для дамы, направилась к двери домика, на ходу принимая облик Тетушки.

Однако, открыв дверь, полная старушка непонимающе окинула взглядом высокого мужчину, и настороженно спросила старческим голосом:

– Кто вы?

–Госпожа Гертруда? Спросил мужчина низким бас-баритоном, а в его глазах блеснули изумруды.

И нано секунда не смогла бы втиснутся между вспышкой в глазах пришельца и превращением пухлых пальцев Тетушки в длинные черные когти.

Инстинкт и жизненный опыт ведьмы наперебой твердили, если видишь зеленый свет, сначала выпускай когти, потом начинай думать, так как в обратном порядке можно и не успеть.

Проворно отскочив назад, одновременно превращаясь из Тетушки в Госпожу, Гертруда приготовилась к битве.

Но в это момент юбка –ковер с предательским шорохом раскрылась, представляя на суд ведьмы, то, что должна была скрыть.

Повисла пауза, после чего незнакомец, спокойно посмотрев вниз, абсолютно бесстрастным голосом произнёс:

– Проклятье.

Гертруда жила долго и повидала много мужчин, и хоть она в этом и не призналась бы, многие из этих мужчин представали ее взору, как бы это по деликатней, …au naturel, не только по медицинской необходимости.

Но за всю свою жизнь ведьма знала лишь одного человека который, даже в ситуации, когда с него сваливаются штаны, а точнее ковер, оставался бы настолько безэмоционален.

– Дэрэк? Это ты, – все еще с недоверием спросила Гертруда и ее когти исчезли.

– Да Госпожа, это я, – ответил мужчина, который, отвернувшись быстро, но все же без суеты, повторно придавал, противоестественный любому ковру, функционал юбки.

–Но … Но как? Мы …Мы думали, – ошарашенным, но все более восторженным с каждым словом голосом начала было Госпожа.

Но Дэрэк, наконец совладавший с предательской одеждой, прервал ее.

– Госпожа Гертруда, простите, что прерываю, но хоть по мне и не заметно, все же я констатирую у себя обморожение, если вас не затруднит, я бы хотел войти.

Говоря, это ночной визитёр, смахнул с мраморного плеча появившийся на нем иней.