Больше никогда не скажу, что тьма — это лед. Тьма — это чистое неразбавленное пламя. По крайней мере, когда тьма — это Валентайн.

Его пальцы скользили по моей спине, повторяя позвонок за позвонком, пока не коснулись ягодиц, сминая их и заставляя выгнуться ему навстречу, вжимаясь в этого невозможного мужчину еще сильнее.

— Чувственная Лена, — хрипло произнес он мне в губы. — Какая же ты чувственная. Ты как река, которую невозможно поймать и удержать в ее течении. Можно только наслаждаться. Здесь и сейчас.

Я и правда чувствовала себя как эта река: ноги почти не держали, потому что от ягодиц его пальцы скользнули дальше, между разведенных бедер. Лаская так, на пределе от пикового наслаждения — и отступая.

— Издеваешься? — хрипло поинтересовалась я.

В отместку вжимаясь бедрами в его бедра и потираясь. Запустив пальцы в его волосы, я откинулась назад, почти легла на воду. Позволяя ему скользить взглядом по обнаженной груди. Вот уж и впрямь не скажешь, что несколько минут назад я просила его отвернуться на берегу.

Почему вообще просила, кстати?

Мысль мелькнула и ушла, когда он накрыл губами мою грудь.

Холодные капли воды на коже. Горячий рот и язык.

Я, кажется, готова была соскользнуть в это наслаждение прямо сейчас, и, если бы Валентайн не сделал нас единым целым резко, остро, на грани боли — наверное, так бы и произошло, но сейчас… Сейчас я обхватила его ногами. Руками. Оплела, как лиана в воде, подчиняясь ритму его движений.

То неспешно-дразнящему, то более жесткому, сильному.

От таких чередований просто голова шла кругом. Буквально.

Я сходила с ума, плавилась в его руках и возрождалась в прохладе окутывающей нас воды. Цеплялась за его плечи, сжимала волосы в горсть, дрожала от накатывающего по нарастающей наслаждения.

Накатывающего — и отступающего. Как прибой.

В такт движениям реки. Под музыкальный шелест ласкающих берег волн.

Медленно. Нежно.

Под шум и грохот водопада.

Резко. Неистово. Остро.

Все сильнее и сильнее, до закушенных губ, до срывающихся, тонущих в шуме воды стонов. До его хриплого, сбивающегося дыхания. На взглядах — глаза в глаза, не отпуская друг друга. До той самой минуты, когда внутри вспыхивает огненное, яростное наслаждение, усиливающееся пульсацией и толчками внутри. До того мгновения, пока оно взрывается, искры рассыпаются перед глазами — серебро, смешанное с летящими в нас брызгами, и невыносимо, бесконечно ощущается своя-чужая дрожь, жаром растекающаяся по телу.

— Я сейчас улечу, — хрипло сообщила я ему в губы.

Когда смогла говорить. Все еще цепляясь за его, к своему стыду, основательно исцарапанные плечи. Или не к стыду? Не удержавшись, подалась вперед и лизнула царапинку, повторяя рельеф мышц.

Валентайн вздрогнул:

— Хочешь повторения, Лена?

Я снова подняла на него глаза и облизнула губы.

Из воды мы выползли спустя полчаса и рухнули на песок. Ну ладно, справедливости ради, я бы рухнула, Валентайн шел вполне уверенно, еще и меня нес. Меня он положил на себя, чтобы травинки и камушки не кололись, и теперь я лежала и смотрела на то, как бьется жилка у него на шее. Все еще быстро, но постепенно уже успокаиваясь после нашего марафона.

— Вот что в твоем представлении означает купаться?

— В моем представлении только так купаться и стоит, — солнце разогрело его глаза, сделав их какими-то тепло-шоколадными.

— Для такого точно купальник не нужен.

— Ну а что я тебе говорил?

Мы валялись на песке. Дурачились в воде — брызгались, загоняли друг друга под водопад. Потом снова валялись на песке. Потом мне начало печь спину так, что Валентайн подхватил меня на руки и пошел в лес. Где, к моему величайшему удивлению, на ближайшей полянке оказался выстроен симпатичный добротный срубовой домик.

— Это что? — переспросила я, когда мы поднялись по ступенькам на небольшую террасу.

— Место силы.

Толкнув плечом дверь, он поставил меня на ноги, которые тут же утонули в густом теплом ворсе.

Этот дом весь был таким: теплым. Медовое дерево стен, мягкие кресла и круглый ковер между ними, а в единственной спальне — такая же крепко сколоченная кровать, на которой легко можно было разместиться вчетвером. Из спальни вела еще одна дверь, в местный аналог бани, который, признаться, я видела в Даррании впервые. Была здесь и вполне Хэвенсградская ванная, правда, тоже вся в дереве, единственным металлическим предметом здесь оказался круглый чан на ножках.

— Отдыхай, Лена, — Валентайн взмахом руки наполнил ванную водой: она закрутилась прямо сквозь открытый портал внутри чана. — Я бы с удовольствием отдохнул рядом с тобой, но подозреваю, что это будет не отдых. Вода из горячих источников Лааза. Наслаждайся.

Портал закрылся, вода из горячих источников осталась.

Я хотела спросить Валентайна, откуда этот дом взялся, но он уже вышел. Да, в конце концов, не так уж это было и важно. С наслаждением погрузившись в горячую, почему-то пахнущую маслами воду, я закрыла глаза. На минуточку.

А открыла… в этой же ванной, вот только посреди нее почему-то была дверь. Черная дверь, из-под которой струилось какое-то ало-оранжевое сияние, напоминающее отблески пламени. На краю чана лежал халат, которого не было, когда я закрывала глаза. Подхватив его, я вылезла из ванной, плотно завернулась в него и шагнула к двери. Потянула на себя ручку, чудом не обжегшись — она оказалась горячей.

Шагнула вперед и споткнулась взглядом о портрет Люциана. Тот самый, который я порвала и отправила в небытие. Дверь за спиной захлопнулась с треском. Я вздрогнула, обернулась…

— Ну наконец-то, Лена! — мое имя произнесли так, будто выплюнули.

С ненавистью. Моим же собственным голосом. Точнее, голосом, который моим стал в Даррании.

Я снова повернулась.

Положив руку на мольберт, рядом с портретом Люциана стояла я. То есть Ленор.

Глава 38

От неожиданности я попятилась и врезалась спиной в дверь. То есть, в стену! На том месте, где только что была дверь, оказалась стена, а мы оказались в комнате Ленор в доме Хитара.

Сон! Это всего лишь сон.

Я глубоко вздохнула и улыбнулась, но сон даже не думал исчезать. Ленор по-прежнему стояла, глядя на меня. Глядя с такой ненавистью, что не будь это сном, впору было бы серьезно пугаться. Ну или вспоминать защитные заклинания — те, что я помнила навскидку.

— Вряд ли тебе поможет магия, — она по-прежнему сжимала угол мольберта. — Вряд ли тебе вообще что-то поможет, Лена! Пора возвращать то, что ты у меня украла!

М-да, ну и шизофреничные сны у меня. Может, стоит показаться местному целителю на мотив нервного перенапряжения? Честно — не удивлюсь, что все мои приключения вылились во что-то… этакое.

— Думаешь, это сон? — Ленор усмехнулась. — Думаешь, ты сошла с ума? Не надейся! Так просто ты не отделаешься. Я просидела здесь запертая в одиночестве почти год. Теперь твоя очередь!

— Да, разумеется, — ответила я, прикидывая, как бы побыстрее проснуться. Тема со щипком (довольно болезненным, кстати) вообще не сработала. Вот и как вести себя с психами? С реальными понятно как. А если псих нереален, и вообще он плод твоего воображения.

Ленор наконец-то отцепилась от Люциана, в смысле, от мольберта, и шагнула ко мне.

Да, это было по-настоящему дико. Как смотреть на свое отражение, которое внезапно озверело, вылезло из зеркала и теперь прет на тебя явно с желанием придушить. Ну или выдрать немного волос.

— Ты отняла у меня все! — рявкнула Ленор. — И сейчас строишь из себя жертву?!

— Да никого я не строю, — решила не сопротивляться, рассматривая комнату. Она, по сути, была такой, какой я ее застала. Стремной, необжитой, неуютной. Все было именно так, как когда я впервые вошла сюда: холод, пустота, одиночество. И темнота. Нас окружала глухая ночь, а за окнами почему-то валил густой снег. Такой как в Портуале. Крупные хлопья распластывались по стеклу, надрывно завывал ветер.