Почему я вспоминаю об этом сейчас? Очень похожее чувство. Ты смотришь на мир чистыми глазами. Глазами, у которых не было «вчера». Есть только ласковый свет солнца и занавески на окне. А что будет дальше — совершенно не важно. Важен только этот миг, миг самоосознания. Я жива. Я могу думать. Двигаться. Говорить.
— Живая…
Я смотрела на свою руку, обтянутую кожей, а по щекам текли крупные слезы. Они падали на одеяло, оставляя мокрые пятна. Медленно притянув к груди коленки, я спрятала лицо и дала волю слезам, содрогаясь и завывая, как раненый зверь. Это был не мой дом, это был не мой мир, но я была жива. Я была уверена только в этом, и больше ни в чём.
И этого мне было достаточно.
Первым человеком, который меня навестил, была высокая, красивая женщина. Таких впору называть «валькириями». С широкими плечами и бедрами, крепкими руками, но мягкими чертами лица, женщина, облачённая в шерстяные вязаные штаны и льняную тунику, увидев, что я пришла в себя, улыбнулась столь тепло и нежно, что слёзы опять собрались в уголках глаз.
— Милая, всё хорошо, сейчас я принесу попить. Потерпишь немного? — Её голос был тихим и приятным, наполненным заботой.
Я едва кивнула.
Женщина вернулась буквально через пару минут, неся поднос с парой тарелок. Стоило только учуять запах, как мой желудок болезненно скрутило от голода. Мне принесли глубокую тарелочку с овощным бульоном, жидкую кашу и графин с водой. Было безумно неловко, когда я попыталась взять ложку, но не смогла даже дотянутся до неё. Женщина успокаивающе улыбнулась, поправила мои подушки — мне было тяжело сидеть самостоятельно — и стала кормить меня с ложечки. Было так вкусно. Я старалась быть аккуратной и не пролить ни капли, но мне не всегда удавалось. Но женщина не ругалась. В конце она поставила пустой поднос на тумбочку и погладила меня по голове.
— Позволишь, я осмотрю тебя?
Я кивнула более уверенно. Говорить было слишком тяжело для меня.
Меня внимательно осмотрели, уделив особое внимание плечу и ноге. Поменяли повязки и смазали края раны пахучей зеленой кашицей. Всё это время я разглядывала свою спасительницу. У неё были густые светло-русые волосы, заплетённые в косу шириной с два моих кулака. Коса доходила ей до копчика, но ни капли не стесняла движения. Туника была красиво расшита голубыми нитками и мелким бисером. Глаза женщины были почти всё время полуприкрыты, но я заметила их светло-серый оттенок. Фарфоровая кожа и легкий румянец, эта женщина была прекрасна и всем своим видом излучала уверенность и доброту.
— Отдыхай, тебе нужно восстанавливать силы. Поговорим позже, когда придёшь в себя. А теперь засыпай, милая.
Женщина ещё раз погладила меня по голове и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. И хоть я только что проснулась, всё равно не нашла, что возразить, и почти мгновенно уснула.
Спустя несколько недель я смогла достаточно восстановиться и теперь училась заново ходить. Всё благодаря Норе. Словно заботливая бабушка, она предугадывала все мои просьбы, кормила, переодевала, мыла, носила мне книги. Пока она обрабатывала мои раны, мы разговаривали. Нора поведала, что находимся мы в маленькой деревушке на севере Западного континента. Она вместе с отцом-торговцем возвращалась из деловой поездки и, проезжая через равнины, наткнулась на поле боя. Выжженная земля, трупы солдат, которые едва ли можно было опознать. И посреди этого лежала я. Если бы не яркий свет люминита, она не заметила бы меня и, хотя это было опасно, Нора подошла ближе, чтобы разглядеть получше. Тогда она и заметила, что я ещё была жива. Отец Норы был добрым человеком, и меня забрали с собой. Тела мертвых сожгли, поскольку при захоронении, яд мог просочиться в подземные воды. Мало кто верил, что я выкарабкаюсь, но я перенесла долгую дорогу и пролежала ещё несколько дней в деревне, прежде чем очнулась.
Нора сохранила все мои личные вещи, не смотря на их потрёпанность. Одежда, к сожалению, была изодрана и не годилась теперь даже на половую тряпку. Никаких сумо при мне не было, нашли только люминит и шпильку. При извлечении, шпилька сломалась, развалившись на несколько частей. Острие погнулось и почернело, отвалились маленькие цветы. Более-менее целым остался только центральный цветок с большим рубином. Когда я взяла его в руки, то почувствовала лишь холод. Ни капли духовной силы не осталось в сломанном сосуде. Связь с Иви была разорвана навсегда.
Люминит Идриса был так же пуст. Наверное, он очень долго сиял, прежде чем его заметили. Нора сказала, что он перестал сверкать только после того, как меня положили в телегу, как-будто ждал спасения. В деревне не было магов, которые могли бы его зарядить. Здесь все жили традициями. Зажигали свечи, топили печи и камины в холод. Восемь месяцев суровой весны, короткие весна и осень, и очень жаркое лето. Это было так похоже на дом, где я жила в детстве. Образ жизни здесь вели самый обычный, деревенский. Вставали вместе с солнцем, топили, носили воду, готовили, убирали, занимались шитьем, вязанием, плетением корзин. Те, кто покрепче, ходили на охоту. Здесь не было деления на женский и мужской труд, каждый делал то, что получалось лучше всего. Дети помладше играли, постарше помогали взрослым или учились. Когда солнце садилось, семьи собирались дома, ужинали и все вместе занимались общим делом. Кто-то ткал ковры, другие засаливали мясо и рыбу. Те, что побогаче, могли коротать вечера за чтением.
Хоть почти всю жизнь я жила в комфорте, но быстро влилась в местный быт. Мне было нечем заняться, и я не могла нормально двигаться, чтобы помогать с готовкой и уборкой, поэтому плела корзинки. Мои пальцы потеряли чувствительность, поэтому я не могла нормально держать иглу, а для всего остального требовалось долго учиться. И всё же, мне это было по душе. Иногда мы с Норой обсуждали разные мелочи и советовались друг с другом. Я рассказывала, что можно добавлять в свечи травы или масла, и тогда при горении они будут источать приятный аромат. Нора показывала новые схемы плетения. Однажды я попросила у неё несколько достаточно толстых цветных ниток и сплела простенькую фенечку. Норе так понравилось, что она показала её деревенским, и вскоре вокруг меня образовалась компания из молодых девочек, с которыми мы занимались плетением. Вплетали бисер, делали узоры. В свободное время я вспоминала разные поделки, которые делала в юности. Бисероплетение, вязание крючком, ловцы снов. Нам было весело и интересно. Пару раз в месяц, в деревне проводили праздники, устраивали гуляния, собирались на общий пир. Я ещё не могла танцевать, но зато пела в хоре и помогала украшать дома. Рассказала, что есть страна, где зимой ночью на улицу возле крыльца выставляют небольшие свечи, чтобы приманивать добрых духов, что можно прыгать через костер. Как слепить снеговика, как сделать ледяные горки. Сначала просто рассказывала, а потом стала принимать активное участие.
Дни бежали, ночи становились короче, приближалась весна. Никто не спрашивал меня, откуда я и как оказалась на том поле. Все звали меня просто «Юи», никого не волновало моё происхождение. Никто не догадывался, что я умею фехтовать, что мои руки в крови, что где-то там, за океаном, мои братья ведут войну. Это всё было так далеко, что казалось теперь лишь страшным сном. Впервые за всё время в этом мире, я ощущала себя свободной.
Я забросила свой дневник, ведь он остался в сумке и, скорее всего, давно уже был выброшен. Ни разу за всё время не притронулась к оружию, хотя мне предлагали научиться с ним обращаться. Обрезала волосы до плеч, как всегда этого хотела. Сменила неудобные платья на штаны и рубашки. Говорила то, что думала, и делала то, что хотела. Я проживала ту самую, тихую и спокойную жизнь, о которой мечтала. Я нашла себе пристанище, которое хотела бы назвать «домом».
Однажды, когда снег уже почти растаял, Нора позвала меня на разговор с её отцом. Впору дочери, Ивор был крепкий мужчиной с густой бородой, ростом почти два метра. У него был низкий, звучный голос, суровый вид, но добрая душа. Ивор был торговцем, хотя больше напоминал викинга. Он предложил мне отправиться с его дочерью на запад, в ближайший крупный город, чтобы закупиться всем необходимым для деревни. Разумеется, с нами поедут несколько мужчин, но они не особо образованные, поэтому основные тяготы лягут на нас. Сам Ивор не мог поехать, поскольку нужно было работать в поле. Конечно, я согласилась. Мне не хотелось оставаться одной в доме Норы. Я боялась, что не справлюсь с бытом в одиночку.
