Это было похоже на гипноз. Гапон завораживал, притягивал к себе, заставлял себя слушать. Позолоченный крест болтался на шее маятником и зачаровывал, вводя в легкий транс. Он без труда находил нужные слова, подбирал ключик к собеседнику, давая ему то, что тот хотел слышать. Вот и мне стоило немалых трудов, чтобы вырваться из его обаяния, стряхнуть наваждение. И если бы я не знал, чем закончатся его инициативы, сколько прольется крови, я б, наверное, поддался его уговорам и, виляя хвостом, побежал бы навстречу. Но не сейчас. К тому же, насколько я помню из противоречивых «доказательств» моих современников, Гапон не только работал на охранку, но еще и активно заигрывал с настоящими революционерами, с прожженными мастерами своего низкого и «благородного» дела.
— А вот мне интересно, — вставил я, с огромным трудом перебивая попа. — Менять отношение властей к рабочим это ваша инициатива или Сергея Васильевича? Насколько я понимаю, цель у Зубатова несколько иная. Он просто хочет дать людям законную возможность договариваться с фабрикантами и не более. Так, чтобы те не выходили строить баррикады на улицах. А по вашим словам выходит, что вы чуть ли не революцию предлагаете устроить.
— Да нет же! Поймите! — с жаром набросился на меня Гапон. — Мы с вами — сила! Как мы с вами захотим так все и случится. И Сергей Васильевич нам с вами в этом поможет. Объединив наши усилия, мы сможем поменять законы….
— Стоп! — поднял я руку предостерегающе, — Не торопитесь. Вам стоит знать, что я не стремлюсь менять законы. Я не желаю заниматься политикой и пытаться повлиять на царя. Это кончится большой кровью. Мое дело — бизнес. Получение прибыли у меня стоит во главе угла. И если вы думаете, что я какой-то другой фабрикант, чем-то отличаюсь от остальных, то вы глубоко заблуждаетесь. Прибыль для меня сейчас важнее чем мои рабочие.
— Постойте, а как же тогда восьмичасовой рабочий день? — удивленно вопросил Гапон.
— А никак. Просто мне это выгодно. Я неплохо зарабатываю на лицензионных отчислениях и могу себе позволить сделать послабление в рабочем графике. И это мне окупается сторицей. Опять же — брака и травматизма меньше. А я не люблю оторванных конечностей.
— А профсоюз?
— Удобная игрушка пустить пыль в глаза, — с ходу соврал я. — Рабочие думают, что их права защищают и потому они более послушны. Хоть это и стоит мне немалых денег и приходится идти на некоторые жертвы.
— Подождите, а как же страхование?!
— Хороший источник дополнительного заработка. Опять же — про меня все узнали, и я гораздо легче привлекаю нужных мне специалистов. Так что, святой отец, вы во мне очень сильно ошибаетесь. Я совсем не социалист и потому я не окажу вам никакой поддержки. И к Шабаршину я вас не подпущу. Испортите мне человека, а выгонять мне его не охота.
Мой «откровенный» ответ Гапона озадачил. Он сдвинул брови, задумался. И замолчав, он развеял свои чары, и вот, передо мною сидел уже не кумир толпы, любимец публики, а обычный человек, облаченный в мятую рясу и слегка растерянный. Обычное лицо обычного человека. Глаза его бегали из стороны в сторону, не могли поймать нужную мысль. А я окончательно вышел из-под магии его харизмы и подвешенного языка. И больше на нее не поддавался. Конечно же, я соврал ему про то, что не желаю менять законы. Еще как желаю, но не сейчас. Не подходящее для этого время. Вот после «кровавого воскресенья», когда власть пойдет на уступки, тогда и можно будет поиграть в политики. А пока мне следует сидеть на пятой точке ровно, не шелохнувшись.
Поп Гапон не скоро от меня ушел. Он собрал-таки свои мысли в кучу, попытался опять меня заболтать, но ничего у него не вышло. Целый час мы трындели как две сварливые бабки — он искал ко мне возможные пути подхода, я же успешно от него отбрехивался. В итоге, ушел Гапон от меня сильно разочарованным. В сердцах хлопнул дверью и громко затопал по мрамору подкованными сапогами. Чувствую — побежал жаловаться. Так, собственно, и оказалось. Помощник Зубатова, тот самый, что перехватывал меня на вокзале в Москве и тот, что разбил мне бровь в театре, зашел ко мне и учтиво сообщил, что я был сильно неправ. И мне следует приложить больше усилий в сотрудничестве. Доходчиво так объяснил, не оставив мне пространства для маневра, по сути, ласково и нежно придавив к стеночке. И через некоторое время Гапон опять ко мне заявился и снова завел свою шарманку о взаимовыгодном благе. Но я, наученный громким окриком сверху, ничего не стал слушать, а сразу познакомил его с Шабаршиным. Мой профсоюзный лидер, конечно же, не питал симпатии к Гапону, особенно после того как я обрисовал ему к чему может вылиться такое сотрудничество. И потому, при внешнем дружелюбии и готовности помочь, он все же Гапона и близко не подпускал к настоящей профсоюзной кухне. И еще кое-что — я попросил всех, с кем будет общаться поп наливать ему почаще, а посуду выбирать поглубже. Придумывать любой повод, но сделать так, чтобы каждый день, что он проводил у нас, заканчивался для него пьяным угаром. И тут либо поп станет настоящим алкашом и потеряет доверие Зубатова, либо он сам уже будет нас сторониться и обходить наше заведение за семь верст. Шабаршин воспринял мою просьбу с пониманием и с охотой. Сам он не пил и потому не мог принять участие в «коварном» замысле, но довольно легко нашел ответственных исполнителей.
Наша жизнь снова потихоньку вошла в прежнее русло. Я заново погрузился в работу, окунулся с головой, стремясь поскорее забыть произошедшее, Мишка присоединился к управлению дистанционно. Всю документацию он просматривал дома. Моя Маришка давно уже подготовила все необходимое для съемок нашей второй картины — декорации нарисованы, костюмы пошиты или куплены за бесценок, актеры сидели на низком старте, операторы в предвкушении интересной работы потирали ладони. Все ждали лишь меня. И вот я дал отмашку.
Ванин и Серафим прекрасно отыграли свои роли, изображая двух друзей-сослуживцев. Павильонные съемки, составлявшие значительную часть картины, завершились в кратчайшие сроки. Оставались лишь натурные. И для этого нам пришлось поехать в Крым. Погода на юге России сильно отличается от столичной — там гораздо теплее, суше и солнечнее. Не летний курорт, конечно же, но и не промозглая зима. В общем, через две недели после выезда из Петербурга мы в авральном режиме продолжили съемки фильма. С реквизитом особых проблем не было — костюмы ключевых фигур Маринка притащила с собой, а повседневную утварь той эпохи и робу солдат, крестьян и рабочих она купила на месте за смешные деньги. И с массовкой проблем никаких не возникло. Лишь местные власти заинтересовались странным процессом. Пришли господа полицейские, подивились происходящему, разведали что тут к чему, да и ушли спустя несколько часов, когда я удовлетворил их любопытство. Кстати, привез в Севастополь свою картину и по уже отработанной схеме выкупил на месяц местный кинотеатр. Поставил свою аппаратуру, посадил грамотных механиков. И «Два сердца и крепкий кулак» взорвал местную неизбалованную зрелищем публику. Целый месяц картина крутилась со стопроцентной посещаемостью, на просмотр ленты люди приезжали даже из других городов. Почитай целый полуостров культурно подрос и обогатился, попутно принеся в наш карман неплохой доход. Серафима и Ванина стали радостно узнавать на улицах, приглашать в гости и одаривать подарками. Часто приглашали их на ужины, и они бы рады были сходить и набить желудок, но плотный график съемок не позволял им такой роскоши. Лишь изредка, то один, то другой появлялись в городе, доводя до безумия молоденьких девушек и собирая вокруг себя толпы мальчишек. И если Ванину такое положение вещей не очень нравилось, он предпочитал скрываться от всенастигающей славы, то «летающему» Серафиму народная любовь весьма импонировала. Как же, столько красивых девушек вокруг и каждая хочет любви, каждая мечтает хоть на мгновение оказаться на месте главной героини. И мой главный актер этим пользовался. Сбегал иногда по ночам, нырял в девичьи перины и возвращался под утро на своем «Руслане» усталый, хмельной, но очень довольный.
