— Ты прислал меня сюда, зная, что я откажусь? — уточнила многообещающая невеста, как минимум, для пары женихов.

И при этом испытала оглушительное облегчение. Если этот интриган не врёт, он оказался тем, за кого она его принимала: разумным человеком. На его здравомыслие она как-то безотчётно рассчитывала.

— Не зная, — поправил её советник. — Надеясь. Ты показалась мне слишком умной девочкой. Занятой исключительно своим будущим.

— Да, я страшная эгоистка, — согласилась Руана, стаскивая второй сапог.

Она пошевелила задохнувшимися в тесной обувке пальцами. И вежливо поинтересовалась:

— Если это всё, может, тебе пора?

— У меня ещё один вопрос, — уведомил он, что выставить его не получится.

— У меня тоже есть вопрос, — многозначительно заявила таария, стараясь оставаться вежливой. — И теперь моя очередь.

— Слушаю.

— Если ты действительно против этой дурацкой затеи, почему не остановил отца?

Советник удивлённо вздёрнул седые брови. Что-то там у себя в башке скумекал и спросил:

— Тебе сказали, что он примкнул?

— Намекнули.

— Всё-таки я ошибался, — с иезуитской лаской в голосе посетовал Таа-Дайбер. — Ты дура.

— Не спорю, — вздохнула Руана, забираясь на кровать и с наслаждением вытягиваясь. — Значит, отец к ним не присоединился? Если не хочешь говорить правды, вообще не трудись открывать рот.

Бац! Старик таар с неожиданной сноровкой нагнулся, подцепил её сапог и запустил им в нахалку. Руана, естественно удара не отразила. Однако неотразимостью воспитательных методов старика восхитилась. Потёрла лоб и признала со всей искренностью:

— Я обнаглела. Прости, но здесь это было единственной моей защитой. Вот и втянулась.

— Не ври, — поморщился Таа-Дайбер, бессовестно вытирая руки о прославленное красное платье. — Ты всегда была наглой. И весьма скверно это скрывала.

— Значит, отец не желает подсаживать меня на трон? — решила Руана добиться правды в принципиальном для неё вопросе.

Ибо сердце подсказывало: господин Таа-Лейгард не так чист, как его пытаются тут выставить. И повисшая пауза говорила в пользу её сомнений. Советник немного помолчал, задумчиво пялясь на окно, которое одна пустоголовая ворона забыла закрыть. Потом явно принял нелёгкое для себя решение и объявил:

— Маруш был бы не против этого. Твой отец не самый горячий поклонник яранов. Но давить на тебя отказался наотрез. Сколько его не уговаривали.

— Почему? — разочарованно спросила она, хотя частности её уже не интересовали.

— Он сказал, что не желает делать из своей единственной дочери врага.

— Разумно, — буркнула Руана и уточнила: — Ты точно не желаешь видеть меня императрицей?

— Этому не бывать, — досадливо отмахнулся верховник и вдруг просто непревзойдённо уел молодую нахалку: — Поэтому я рад, что ты совратила Яр-Турана. Причём, именно старшего.

— Я? — обалдела Руана. — Совратила?

— Конечно ты, — мягко съязвил старый негодяй. — Яран никогда бы не осмелился тебя коснуться. Даже имея над тобой полную власть. Так что бессмысленно изображать из себя соблазнённую жертву.

В принципе, он даже не передёрнул. Так оно всё и было. С одной поправкой: Радо-Яр хотел её. Иначе такого эгоцентричного циника не соблазнить даже канканом в кружевных труселях.

— Тебе Викрат наябедничал? — неожиданно для себя смутившись, проворчала Руана.

— Яр-Нат.

— Папаша Туран?

— И не наябедничал, а хотел поговорить о… Впрочем, — резко осадил себя верховник, — тебя это не касается.

— Знаешь, — задумчиво пробормотала Руана, — Мне бы очень хотелось тебе верить.

— Как ты думаешь, — сухо прокаркал старик, — почему Викрат не помешал твоим… твоей связи с назлом?

— Он хороший друг, — невольно улыбнулась Руана, заложив руки за голову и пялясь в потолок, по которому уже елозили первые солнечные лучи.

— Не обольщайся, — посоветовал верховник. — Прежде всего, он мой сын.

— Нарочно не мешал? — догадалась она, хотя это уже не имело никакого значения.

— И даже готов был перезнакомить тебя с самыми красивыми таарами…

Руана прыснула. Тотчас зажала рот ладонями и прогундосила:

— Прости. Расслабилась. Потеряла контроль.

— Спать хочешь, — понятливо кивнул старик. — Сейчас я уйду. Но прежде хочу знать: чьё имя назвал тебе этот идиот Таа-Жайбер.

— Ты и это знаешь, — вздохнула Руана. — Так, может, и ответ тебе известен?

— Мне да.

— И мне да.

— Я должен знать, как ты намерена поступить.

— Не хочу ли выболтать всё Турану?

Руана посмотрела в глаза человеку, который — в отличие от неё — тащил на своих плечах неимоверный груз. Из шкуры вон лез, чтобы хранить свою страну, свою землю от ненужных бед.

— Клянусь своей честью и кровью: от меня этого никто не узнает. Никогда. Я не возьму на себя вину за гражданскую войну на своей земле. За кровь многих. Это для меня чересчур. Этого мне просто не выдержать.

Он снова помолчал, переваривая, и встал. Поправил камзол и бесстрастно молвил:

— Мне трудно верить чужим клятвам. Но твоей хочется.

— Как только император благословит Ати, я тут же покину цитадель, — пообещала Руана и улыбнулась: — Теперь у меня новая жизнь. В которую война совершенно не вписывается.

— Могу предоставить тебе на первое время неплохой домишко у моря, — дрогнул уголок губ у старого уставшего человека, который наверняка ей так и не поверил.

Да, и с чего бы? Сколько он таких клятв переслушал — не сосчитать. Что ж, когда она сдержит свою, у него на сердце полегчает. А домиком у моря она обязательно воспользуется.

Продрыхла Руана аж до обеда. А когда продрала глаза, у неё все были дома. Кормилица сидела в своём кресле и колбала иглой какую-то очередную тряпку. Между прочим, из дорогой серебряной парчи, которая накрыла швею почти целиком.

— Мамушка, как я рада тебя видеть, — сонно проворковала Руана, улыбнувшись от всей широты души.

— Не подлизывайся, — проворчала Урпаха и неожиданно спросила о явно наболевшем: — Ты точно не полезешь в императрицы?

— Создатель! — сев, закатила глаза к потолку замордованная кандидатка. — Ты-то откуда знаешь?

— Слышала, как вы тут с советником ворковали. Дельный мужик, — искренно похвалила старуха, что большая редкость.

— Сидела за перегородкой? — догадалась Руана.

— А то ж.

— Значит, слышала и всё остальное, — подвела она черту под пустым разговором. — Ати ещё спит?

— Ати? — так язвительно переспросила кормилица, что Руане мигом поплохело.

— Вот-вот, — злорадно проскрипела Урпаха, оценив её насупленную физиономию. — Будешь знать, как совращать малышку на эти ваши безобразия. Да ночами таскать её по непотребным развлечениям.

— Катиалора сердится?

— Эта вертихвостка, — неодобрительно покачала головой вредная старуха, — ещё с утра унеслась по гостям. У неё дочь невеста, а она тоже таскается по вертепам будто молодая.

Руана хмыкнула и тут же опомнилась:

— Так, что с Ати?

— Гуляет, — с неописуемым сарказмом поведала кормилица.

— Где гуляет? — опешила Руана, смутно надеясь, что её всего лишь дразнят.

— А я почём знаю? К ней заявилась эта ваша свиристелка Нала-Яри. И паршивки куда-то унеслись.

У неё слегка отлегло. Раз Ати с волчицей, к ней никто не станет вязаться. Никто из тааров — яраны и без того не позволят себе лишнего. Только бы малышка не попалась на глаза императору.

Последняя мысль заставила мобилизоваться. Желание чуток поваляться в безделье и неге моментально улетучилось. Руана подорвалась с постели и бросилась мыться. После чего уже внаглую залезла в штаны с колетом — а пусть знают!

— Сядь, хоть волосню приберу, — неожиданным образом согласилась на этакое непотребство Урпаха. — Хватит бегать лахудрой.

Здесь кормилица так же проявила невиданный прежде либерализм. Не стала вертеть на затылке привычный тяжёлый пук, который Руану просто вымораживал. Лишь забрала волосы с висков и закрепила сзади. А всё остальное оставила болтаться вольно. Чесала спутанные пряди и бухтела: