— Ещё как, — усмехнулся Радо-Яр, убрав её ладонь с лица.

И прижав к груди. Однако дальнейших ласк не последовало: он слушал. Он должен был хоть немного разобраться в женщине, которую, похоже, выбрал для себя. И только для себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Понимаешь, — продолжила Руана, вздёрнув подбородок и засмотревшись на звёзды. — Мои кондитеры остались далеко. Любой человек решит, что с их появлением я вернусь в состояние пирожного. И будет прав. Потому что далеко — это для всех означает одно и то же: далеко.

— Хочешь сказать, — нахмурился он, — что для тебя оно вовсе не расстояние?

Ну, как можно к нему не тянуться — поняла Руана хотя бы одну из причин своей оголтелой привязанности. Он всё настолько правильно понимает, будто и впрямь читает её мысли. Это вовсе не означает, что он их приветствует. И даже не станет с ними бороться. Но, понимает же.

— Для меня «далеко» означает время. С тех пор, как я покинула дом, слишком многое произошло. И дело не в твоём дурацком похищении. За которое ты, кстати, ещё не расплатился.

— Скажи как, и расплачусь, — вдруг не усмехнулся, как обычно, а просто улыбнулся он.

Руана наклонилась. Поцеловала его и вновь прилегла на широкую грудь погреться: перед рассветом стало слишком свежо. Радо-Яр подцепил второе одеяло и заботливо укрыл свою мерзлячку. Она повозилась, устраиваясь поудобней, и пригрозила:

— Как только придумаю, обязательно потребую расплаты.

— Значит, — резюмировал Радо-Яр, — твой отец остался далеко в прошлом.

— Вроде того.

— Ты действительно не понимаешь, что он вправе вторгнуться в твою жизнь силой? — холодно осведомился мужчина, минуту назад обворожительно ей улыбавшийся. — В любой момент. И вся твоя бравада не будет стоить воздуха, который ты сотрясаешь.

— Может, — вздохнула Руана. — Думаю даже: обязательно попытается. Однако ничего не сумеет сделать.

— Ты так в себе уверена? — покривился он, как человек, презиравший пустые, но громкие заявления.

— До сегодняшнего дня не была, — провела она пальцами по его губам, исправляя это искривление.

— И что случилось сегодня? — убрал он её руку и зло сверкнул заледеневшими синими глазами. — Бруст? Надеешься на его защиту?

— Сегодня… Точней, уже вчера случился твой отец, — терпеливо пояснила Руана, привыкая к мужской ревности, которой в прошлой жизни её не баловали. — Он познакомил меня с одним старинным, но действующим законом. С которым — конечно же, совершенно случайно — меня никто прежде не ознакомил.

— Сколько тебе лет? — выпалил Радо-Яр, приподняв голову.

— Уже три месяца, как двадцать.

Он уронил голову обратно на кошму и злорадно ухмыльнулся.

— Да, — постучала она пальчиком по его широкому упрямому лбу. — По закону таария, достигшая двадцати лет, считается совершеннолетней и самостоятельной. Даже не выйдя замуж. Всё, как у яраний. А поскольку свободу я люблю больше, чем отца, ему меня уже не подмять. Как и вашему разлюбезному Брусту.

— Тогда зачем ты морочишь ему голову?

— А отец тебе не сказал? — сексуально проурчала она, целуя каменную статую, покрытую вечно горячей резиновой оболочкой.

Такое ощущение, что яраны рождаются с системой тёплых полов под кожей. В которой полно всяких там секреций — всплыли в голове полезные знания из биологии. Те секреции выделяют что-то уж чересчур заманчивое.

Во всяком случае, прежде у неё как-то не возникало желания облизывать потных мужиков. Подобные сцены в фильмах вызывали стойкую брезгливость. А вот, поди ж ты. Это что, уже любовь? Тогда почему самоотречение не включается на полную катушку? Она вовсе не прочь кое в чём уступать. Ну… в чём-то несерьёзном. Иногда. Под настроение.

— Нет, — с подозрением покосился опытный лазутчик на ту, что претендует на его лавры.

— Странно, — пробормотала Руана, оторвавшись от его шумно задышавшей груди. — Я была уверена, что он тебе рассказал. О том, что я задумала.

— То есть, ты этого сделать по-прежнему не хочешь?

— То есть, мне пора возвращаться, — напомнила она, уклоняясь от обидного ответа.

— Сегодня же праздник, — сыронизировал назл, резко сев и стряхнув с себя томную деву. — В твою честь. Интересно будет посмотреть.

— На какое бесстыдство я способна? — проворчала Руана, барахтаясь и путаясь в одеяле.

— Не пытайся меня заинтриговать, — вытряхнул он девушку из тенет и сунул ей рубаху: — Одевайся скорей. А то не смогу тебя отпустить.

Затем вскочил на ноги и побежал к речке. Да что там: полетел, едва касаясь ногами земли. Красивый — умереть не встать. Просто глаз не оторвать.

Влюбляться в красивых мужиков, полнейший идиотизм — читала она себе просветительскую лекцию, натягивая рубаху. Особенно, если ты сама мало что из себя представляешь. Да, фигура у неё, что надо. Но полностью отсутствует то, что называют шармом. Пацанкость прикольно смотрится в девчонке-подростке. В двадцатилетней дылде она смешна и нелепа.

— Давай быстрей! — возмущённо фыркнула над ухом Нала-Яри. — Чего расселась? Сама же хотела вовремя вернуться.

Руана прихлопнула подпрыгнувшее сердце и выдохнула:

— Никогда больше не подкрадывайся!

— Я не хотела тебя напугать, — изумлённо вытаращилась девчонка, присев на корточки. — Ты сама испугалась.

— Блестящая логика, — проворчала Руана, закрепляя поясом юбку. — Интересно, кто тебя этому научил?

— Урх, — простодушно поведала ярания.

На этот раз сердце ухнуло куда-то в живот.

— Он принимает в тебе столь горячее участие? — старалась не язвить внезапно проклюнувшаяся ревность.

Как там Викрат описывал Нала-Яри? По достоверным сведениям она уже давно не девственница? И кто, интересно, этому поспособствовал? Не Радость ли Ярая? На которого девчонка явно неровно дышит.

— Ещё как принимает, — скучающе пробормотала болтушка. — Он ведь мой отец.

— Что? — не успев разобраться с ревностью, начисто охренела Руана. — Твой отец?

Изыскания съехали с плоскости личного на окружающих и понеслись вскачь.

— Ну, мама говорит, что скорей всего он. Так по срокам выходит. Хотя, может и другой. Бывают же разные сбои.

— Когда он всё успевает? — по-старушечьи проскрипела Руана, пытаясь разглядеть в предрассветных сумерках торпеду на воде.

— Они были такими, как я. Совсем молодыми, — как само собой разумеющееся, выдала ярания-скороспелка. — Ты готова? Тогда пошли. Им было по пятнадцать. Мама родила в шестнадцать.

— А почему не вышла за него замуж? — едва поспевала Руана за легконогой волчицей.

— В пятнадцать? — округлила та глаза в искреннем недоумении. — Зачем так рано? Какой в этом смысл? Когда ты ещё не перебесилась. Это опасно. Пойдём помедленней. А то ты сейчас лопнешь с натуги. Совсем задыхаешься. Нужно чаще бегать, — выдала она рекомендацию тоном учителя младших классов.

— Обязательно начну, — поспешно пообещала таария и уточнила: — Что ты имела в виду, когда упомянула про опасность?

Нала-Яри встала столбом. И медленно развернулась к собеседнице:

— Ты что, не знаешь про наши обычаи? Он тебе не сказал?

— Обычаи, связанные с замужеством? — догадалась Руана, что речь об этом.

— Ну да.

— И что с ними?

Девушка нахмурилась и нехотя процедила:

— За измену мужу у нас закапывают в землю. Живьём.

Она многозначительно зыркнула на потенциальную мадам яраниху и потопала дальше. Всем своим видом показывая, что лекция окончена.

Ну, вот и объяснение их разгульной жизни — как ни странно, немного успокоилась Руана, молча шагая рядом с насупленной девчонкой. При таких ужасных обычаях и вправду лучше заранее перебеситься. А замуж выходить лишь тогда, когда точно знаешь: это он.

С ним ты хочешь не только засыпать, но и просыпаться в одной постели. Потому что у яранов не в моде раздельные спальни. Они этого эстетства не понимают. Вместе, так вместе.

Вовремя её просветили — она благодарно покосилась на упрямый затылок своей без пяти минут падчерицы. Разве что, её мама всё-таки ошиблась. Интересно взглянуть на эту женщину. Если и она уже доросла до назла, вхождение в эту семейку начинает подёргивать за нерв. Им за измену и закапывать не надо — к чему такие сложности? Каждый по разу отщипнёт, и от тебя останется лишь воспоминание да скальп.