— Что ещё?
Поднимавшийся следом братец-назл не позволил ей снова влачиться по ступеням, сжав лапы на тонкой девичьей талии.
— Если я пленница, — с блестяще получившимся презрением заявила Руана, — тогда моё место в каземате.
— Это легко исполнить, — ядовито пообещал брат Радо-Яра.
Она попыталась его пнуть, дабы укрепить мерзавца в этом намерении. Он поймал её ногу и сжал до хруста в костях:
— Урх, что мы с ней цацкаемся? Давай сунем её в подземелье. Я с удовольствие послушаю её визги.
Радо-Яр пренебрёг козырным предложением, потащив её дальше по лестнице. Руана сообразила, что напутала с терновым кустом: попасть в него нужно бояться, а не напрашиваться.
— Там что, крысы? — с деланным равнодушием уточнила она. — А я… Я их не боюсь! — с вызовом провозгласила притвора.
И они купились.
— Давай сунем, — согласился с братом Радо-Яр. — Будет интересно полюбоваться, что она придумает.
— Для побега? — хмыкнул братец, подпихивая упиравшуюся поганку в спину.
— Как твоё имя? — пропыхтела Руана, продолжая бесполезную, однако необходимую сейчас борьбу.
Ей не хотелось возбуждать подозрения назлов излишним спокойствием человека с козырями в рукаве. Испуганная женщина должна вырываться и верещать. Как минимум, сыпать неосуществимыми угрозами — если она считает себя этакой валькирией.
— Вели-Яр, — представился очередной Яр-Туран. — А что? Зачем тебе?
— Нужно знать имя того, — заносчиво пыхтела пленница, — кого убьёшь!
Вели-Яр расхохотался и признал:
— Урх, я начинаю тебя понимать. Эта колючка и вправду может поджечь кровь.
Поджечь кровь? Он что, намекает…
Додумать Руана не успела. Нельзя одновременно анализировать новую информацию и продолжать старые фокусы с притворной борьбой. А этот пустодырый Вели-Ярка не успел поймать девичье тело. Она оступилась и грохнулась, ударившись виском о край ступени.
Вот у Радо-Яра реакция что надо: успел вскинуть кулак с её рукой. Не поддёрни он тело Руаны, точно бы голову разбила. И как он всё видит спиной?
— Зараза! — ругнулся Вели-Яр, подхватывая на руки обмякшее тело пленницы. — Довыпендривалась!
— Ну-ка? — по-прежнему невозмутимо дал ей пощёчину более опытный брат.
Рассчитывал вывести притворщицу на чистую воду? Не тут-то было!
У Руаны имелся ещё один талантец: пустячок, но полезный. Она могла выключать чувствительность собственного тела, притормаживая и мозговую деятельность. Вводить себя в состояние обморока, не выключая полностью сознание.
Говорят, будто люди в коме иногда слышат, что творится вокруг них. Только собой не владеют. Вот и Руана всё слышала. А по щекам можете хлестать сколько угодно: ни пискнет, ни подскочит. Дудки вам!
— Давай её мне, — потребовал Радо-Яр.
— Ревнуешь? — съехидничал братец. — Не хочешь, чтобы её лапали другие?
А вот и новое подтверждение тут, как тут — даже не удивилась Руана. И сосредоточилась: голоса долетали словно издалека. Как бы не прослушать что-то важное. К примеру, как она нежданно-негаданно соблазнила назла. Ну, как минимум, заинтересовала.
И что с этой радостью делать? Она помешает или поможет? А что с ней самой? Нет, Радо-Ярчик ей нравится. Как всегда нравились сильные во всех отношениях мужчины. А кому такой не понравится? Инфантильной эстетке — фригидной от зауми в башке?
Но эти чувства ни о чём: его братья не менее привлекательны. Её потребность ловить его взгляды и скупые интонации, тоже объяснима: вечно же на гада натыкается.
Вон, даже похитил её подлец. Уже и целовались — всё, как в романе. Правда, он хреново её соблазняет: без огонька. Подозревает во всяких вымышленных злодеяниях против семьи и короны. Не нависает над беззащитной девой, тяжело дыша и… что там ещё? Потея от желания?
Руана мысленно хихикнула, а наяву вздрогнула. Как раз в тот момент, как Радо-Яр отнял её безжизненное тело у братца.
— Очнулась? — не мог не заметить остроглазый назл Пере-Яр.
Видимо, Радо-Яр изучил её лицо, однако не нашёл на нём признаков притворства.
— Нет, — сухо бросил она.
И Руану потащили дальше.
Тащили долго и молча. В конце пути уложили на что-то твёрдое в скверно пахнущем сыром месте. Пускай это будет подземелье — горячо молилась она с корыстными целями. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Ей до зарезу надо остаться в кутузке без свидетелей. Не сунут же таарию в общую камеру? Какой в этом смысл, если даже ни одного путного допроса не было?
— Может, всё-таки наверх отнесём? — с сочувствием в голосе предложил Вели-Яр.
— Нет, — отрезал Радо-Яр, пощупав лоб бесчувственной пленницы. — Хочу посмотреть, зачем ей нужно было сюда попасть.
— Думаешь, она этого нарочно добивалась?
— А ты думаешь, что такая женщина действительно боится крыс? — иронично осведомился Радо-Яр, проведя пальцами по щеке Руаны.
Ни капельки не ласково.
— Надо бы её умыть, — подтвердил этот позёр, что романтизма не предвидится. — Пришлю служанку.
— И пускай принесёт нормальных одеял, — удаляясь прочь, посоветовал Вели-Яр. — Если ты, конечно, не намереваешься устроить ей чахотку.
Ушли. Вовремя — с облегчением выдохнула Руана, разлепляя жутко тяжёлые веки. Она вгоняла себя в состояние комы целых четыре раза: слишком долго её таскали по крепости. А это состояние длится совсем недолго. Так и взаправду можно помереть — по-настоящему испугалась она, силой заставляя руки с ногами шевелиться. Те поддавались с трудом, словно мстили за учинённое над телом насилие.
Не успела оглянуться, как явилась служанка. Не юное легкомысленное — что важней, легковерное — создание, а пожилая толстая тётка с лицом надзирательницы тюрьмы. Как Руана его себе представляла.
Служанка свалила на край лежанки здоровенный клубок разномастных одеял:
— Вот, госпожа. Господин велел. Вы бы встали, а я бы застелила. А то тюфяк уж больно срамной. Вам поди новый надо. Вона, уже несут.
Где-то за дверью и вправду шаркали ногами — и не одной парой. Руана послушно сползла с лежанки и доковыляла до единственного в камере табурета. Уселась на него и вытянула ноги.
— Спасибо тебе, добрая женщина, — молвила она с достоинством таарии, но и с большой приязнью.
— Чего это я добрая? — насторожилась толстуха, стаскивая старый комковатый грязный тюфяк и зыркая на пленницу. — Ничего я не добрая.
— Не беспокойся, — хмыкнула Руана. — Я не стану тебя подбивать на предательство. Просто мне и вправду непривычно спать в такой… постели.
— А то ж, — чуток расслабилась служанка.
И приняла у ввалившегося в камеру старика новенький, можно сказать, незасиженный тюфяк. Набитый не соломой, а шерстью — поняла Руана, когда его раскладывали на лежанке. И чистую простынь ей принесли — не пожадничали. И широкое полотенце. И таз, и кувшин с водой, и стол, и целый поднос тюремной баланды. Явно с господского стола: жаркое, жареные крылья, ещё что-то и фрукты. Целую делегацию слуг пригнали, дабы обустроить быт таарии в заключении.
— Удумали тоже, — застилая постель, бухтела под нос добрая женщина, — госпожу в помойную яму пихать. Ну и сбежала, ну и подумаешь.
— Скажешь тоже! — осудил её взгляды на господские затеи старик, выпихивая за дверь любопытных коллег. — А зачем было бежать? Господа ж не звери лютые. Забижать не станут. Чай понятие имеют, что не девку безродную в дом припёрли.
Ну, чьё тут выдержит терпенье? Руана прыснула.
— Она ещё и ржёть! — всплеснул руками старик.
— Отстань от девочки! — окрысилась на него толстуха, замахнувшись на критикана полотенцем. — А ну, пошёл отсюда! Мне госпожу переодеть надо.
Тут Руане стало не до смеха. Она вовсе не собиралась расставаться с мужским костюмом — у неё дел непочатый край!
— Я не стану переодеваться, — строго уведомила высокородная барышня, стараясь не пережимать. — Это платье прислал господин? Отнеси обратно. А мне принеси чистую рубаху. Не господскую, а обыкновенную льняную.
— Вам почиститься бы надо, — попыталась перечить ей простолюдинка. — Виданное ли дело, в такой грязище пребывать?