— Что?! — взревела обалдевшая кормилица. — Ах ты мерзавец! Пахабник!
— Отпускаю! — предупредил таар, ускользнув от удара тряпкой по башке. — Руана! Давай скорей! Она же меня убьёт! Откуда тут бабочки? — проворчал он под нос, перепрыгивая через кровать.
— Сейчас покажу, — пообещала ему Руана, выплывая из-за перегородки.
И пытаясь на ходу затянуть боковую шнуровку.
— Уф-ф-ф! — шумно выдохнула Урпаха, рухнув в кресло после того, как не сумела перевалить через кровать вслед за попрыгунчиком тааром. — Показывай: что там у тебя?
— Вот, — расставив руки, картинно продемонстрировала рукодельница результат своего скоропостижного труда.
Облегающее платье имело неглубокий полукруглый вырез горловины — почти под самое горло. Неширокую юбку и совсем узкие для нынешней моды рукава. Довольно строгое платье для прогулок на свежем воздухе: чтоб нигде не поддувало. За исключением срезанных бабочек оно практически не претерпело изменений. На первый взгляд.
— Ну, и? — разочарованно зафыркал Викрат, в прыжке падая на девичью кровать.
Аж все бабочки разлетелись. А Руана медленно повернулась на месте.
— Да, чтоб меня! — восхитился неутомимый повеса, хлопнув в ладоши. — Это просто…
— Срамота, — со вздохом уныло констатировала всякого повидавшая старуха. — Так и знала, что очередное позорище.
— Да, ладно тебе, — не согласился великий знаток женской красоты. — Не будь злюкой. По-моему, превосходная задумка. И так щекочет… э-э…
— Знаю я, где у вас от такого бесстыдства щекочет, — более благодушно проворчала Урпаха и вдруг признала: — Завлекательно вышло. Даже завлекательней того платья, где у тебя всё наружу аж то сосков.
— Мамушка! — обернувшись, возмутилась Руана.
— Что вижу, то и говорю! — окрысилась кормилица, поднимаясь и бросив на стол ставшее ненужным мокрое оружие. — Будет она меня ещё поучать. Лучше за дело взяться. А то до вечера можно и не поспеть. Ты ж ещё чего-то хотела?
— Обшить по горловине мехом, — голоском величайшей из скромниц пролепетала воспитанница.
— Серебристым по зелёному? — глянув на кровать с испорченной накидкой, пробормотала Урпаха. — А что. Красиво так-то. Но это уж я сама. А то ты нашьёшь тут: вкривь да вкось.
— Тогда, я, с твоего позволения, пойду прогуляюсь.
— Иди, — отмахнулась кормилица.
И рухнула обратно в кресло: ещё чуток пострадать и повздыхать. Выходило у неё замечательно.
Выйдя из-за перегородки и направившись к подставкам с платьями, Руана вспомнила о приятеле:
— Пойдёшь со мной?
— Я иду спать, — отверг тот лестное предложение. — Хотя бы на пару часиков: не меньше пяти, — категоричным тоном предупредил он, что любое вторжение посчитает поводом к войне.
После чего господин Таа-Дайбер откланялся. А Руана принялась облачаться на прогулку. На верховую прогулку, ибо, как выяснилось, днём в цитадели ничего интересного.
— Мамушка, ты не против, если я одену свой наряд для езды верхом? Тот, что подарили Таа-Дайберы тоже нужно переделывать.
— Тебе не стыдно? — с тяжким вздохом безнадёжно проигравшего воспитателя, задала та пустой вопрос.
— Конечно, не стыдно, — утешила её воспитанница. — Я же сама его изготовила.
— Такую срамотень даже ярании не носят, — попыталась укорить её кормилица.
— Я всегда знала, что превосхожу их во всём, — горделиво заявила таария.
И принялась вытаскивать из сундука нарочно запрятанный Урпахой подальше костюм наездницы. Вскоре она стояла у зеркала, что вдвое превосходило те, что были дома. В него можно увидеть себя в полроста. А, отойдя подальше, и в полный.
— Никак не налюбуюсь, — хвастливо заявила Руана, крутясь в поисках огрехов. — Отлично сидит. И заметь: с ним совсем не нужны помощницы. Я сама одеваюсь от начала и до конца.
— Чего ж в штаны-то самой не залезть? — беззлобно проворчала кормилица, любуясь ею и не скрывая этого. — Ох, и хороша ты у меня.
— Мамушка, — насупилась Руана. — Я у тебя, конечно, не совсем уродка. Но такая невзрачная, что… А! — махнула она рукой, присаживаясь в кресло, чтобы натянуть сапожки.
— Ну, личиком ты у нас и впрямь не вышла, — никогда не врала ей Урпаха. — Так себе личико: обыкновенное. Зато уж фигура у тебя знатная. Как у покойной матушки. Вон грудь какая высокая да крепкая. Поди сыщи такую. Большинство здешних красоток свои титьки вверх взбивают, да подматывают. А то и вовсе тряпья в платья напихают и ходят, как…
— Мамушка! — с деланным возмущением вытаращилась Руана и хихикнула.
— А ноги у тебя какие? — не сдавалась та. — Длинные да сильные. Главное, прямые. Не то, что у некоторых.
— А ещё? — разулыбалась Руана, и сама залюбовавшись, как ею страстно гордятся.
— Ну, волосы у тебя так себе, — придирчиво раскритиковала Урпаха. — Цвет уж больно невзрачный. К тому ж могли быть и погуще. Сколько я не подкармливала их отварами, а толку маловато. Зато у тебя талия тонка, а задница широка, — не преминула она соблюсти баланс. — Мужикам такие формы нравятся. Да и рожать легко будешь.
— Мамушка, я себя чувствую горшком на рынке, — насмешливо упрекнула расписанная во всех местах благородная таария. — Словно ты меня перед покупателями нахваливаешь.
Поднялась, пристукнула обутыми ногами и опустила юбку. Верней, расправила, ибо опускать там нечего. Вопреки всем законам приличия, Руана обрезала её наискось: так, что впереди она была едва по колено, открывая ноги в штанах. А сзади, как положено, до пят. Очень удобно: и залезть на Мордатого и спрыгнуть самостоятельно.
Ярании порой вообще ездили в одних мужских штанах — ну, так то воительницы. Хотя в цитадели северянки предпочитали надевать поверх штанов длинные юбки с разрезами по бокам: от самого пояса. Тоже подходяще, но у Руаны юбка гораздо удобней. К тому же, ни у кого подобной нет — а это великое дело при императорском дворе.
Да и коле́т такой поди сыщи — как говорит кормилица. Он больше напоминал крестьянский жилет, только с рукавами. Низкий глубокий вырез заканчивался почти на талии, выставляя напоказ грудь в складках тонкой рубахи. Так сказать, любуйтесь тем, что у нас краше всего. И пореже разглядывайте неудавшееся природе личико.
Она хмыкнула и натянула на голову широкий берет, упрятав под него скрученную наскоро шишку. Её бы чем-то закрепить, да неохота возиться. Авось не вывалятся — махнула Руана на своё иронично улыбавшееся отражение рукой. И направилась к Урпахе.
Поцеловав кормилицу, она выскочила за дверь, сопровождаемая воркотнёй про бесстыдниц и обрезанные панталоны. Столкнувшаяся с ней служанка распахнула в изумлении рот. Выронила стопку каких-то сложенных тряпок и принялась тыкать в таарию пальцем. Руана усмехнулась и направилась к лестнице. Кажется, она и сегодня удивит всех встречных — пускай злословят.
На площади со встречными не сложилось: никто не повстречался. Таары, послушные привычке полуночничать, ещё дрыхли без задних ног. Яраны давно разбрелись кто куда. Руана слегка обиделась на такое пренебрежение своими ожиданиями. И поспешила за дом в сторону коровников.
Тут вожделенный успех её таки настиг. Некоторые скотники и скотницы таращились на высокородную бесстыдницу, как на чудо с четырьмя ногами и парой голов в беретах. Хоть пальцами не тыкали — и то хорошо. Мордатый как раз выплывал из загона: красивый, довольный собой и осёдланный.
— Как вы узнали? — опешила Руана, когда пожилой мужик сунул ей в руки повод.
А Мордатый ткнулся влажным носом в щёку хозяйки.
— Что госпожа изволит прогуляться? — хитро ухмыльнулся скотник. — Так господин Таа-Дайбер велел. Ещё с вечера, как вернулся с охоты. Даже время назвал. Дескать, приготовьте, а то ж она вам жизни не даст. Как примется над душой стоять: дескать, скорей да пошевеливайтесь. Мол, госпожа таария страшно нетерпелива.
— Враньё, — твёрдо заверила его Руана, оглаживая морду любимца. — Правда, дружок?