— Одёрни рубаху, бесстыдница! Добро бы ещё панталоны приличные надела, — попрекнула старуха воспитанницу, взгромоздив на угловой столик кувшин с водой. — Опять добро попортила, злыдня расточительная. Так на тебя никакого белья не напасёшься.
— Обрезала, и буду обрезать, — вежливо объявила высокородная таария свою господскую волю. — А станешь их прятать или выкидывать, так вообще буду сверкать голой задницей.
— А, и сверкай! — деланно восхитилась Урпаха, присев отдышаться в старое кресло, видавшее её прадедов. — Никого здесь этаким непотребством не удивишь. Тут и без тебя процветает сплошное распутство, и с тобой его не прибавится. Взялась она меня пугать! Люди добрые! Вы только полюбуйтесь на эту пакостницу!
— С удовольствием, — раздалось от двери вместе со скрипом старых немазаных петель.
— Куда?! — возмутилась кормилица.
Нагнулась, стащила с ноги башмак и запустила в беспардонного визитёра. Викрат поймал тяжёлую крестьянскую обувку, с которой старуха упорно не желала расставаться. Не спросясь дозволения, впёрся в приют невинной девы и кивнул ей с самым развязным видом. После чего почтительно опустился на колено перед кормилицей и поставил на пол башмак:
— Таким и убить можно. Ты бы поосторожней ими разбрасывалась.
— А вы бы, господин лезли сюда, прежде спросясь! — отгавкалась добропорядочная женщина. — Это ж ни на что не похоже!
— Я придумала, — интригующим голосом поведала сообщнику Руана, указав рукой на кресло, что подпирало её узкую кровать.
Он плюхнулся на жалобно крякнувшую рухлядь и уточнил:
— Придумала, как избавить Ати от домогательств императора? Держу пари, хочешь извазюкать её косметикой. До полной неузнаваемости. Так, чтобы от неё даже дворовые собаки шарахались.
— Что с этим не так? — слегка обиделась Руана на то, что её задумку не признали гениальной.
Викрат без какой-либо насмешки вполне серьёзно объяснил:
— В любом деле, которому ты отдаёшься с желанием и душой, в конце концов, становишься признанным мастером. Даже в том, что совершенно незаслуженно обзывают распутством. Поэтому я даже под самой густо намалёванной краской, под чудовищно подведёнными глазами и губами смогу разглядеть и уродку, и красавицу.
— Разумно, — не могла не признать Руана его правоту.
— Более того, — всё так же серьёзно продолжили её просвещать. — Увидав на лице женщины излишне намалёванную маску, я совершенно непроизвольно принимаюсь его разглядывать. Даже если прежде не имел такого намерения.
— Даже на старухе? — язвительно прокряхтела Урпаха, сдерживая смешки.
— На старухе нет, — деланно удивился мастер своего неподобающего дела. — Зачем? На дам преклонного возраста мои устремления не распространяются. Так зачем стараться?
— У меня такое чувство, — пробормотала Руана, внимательно следя за выражением его лица, — что ты пришёл неспроста.
— Да уж, не для того, чтобы полюбоваться твоими ногами, — хлопнул шкодник по торчащей из-под покрывала девичьей ступне.
— Прекрати! — потребовала она, спрятав нисколечко, по её мнению, не соблазнительную конечность. — И переходи к делу.
— До приезда в цитадель наших молодожёнов, нужно сделать одно важное дело, — стал Викрат непривычно суровым и собранным.
— Подготовить побег? — неожиданно для себя прошептала Руана, покосившись на полуоткрытое окно.
— Убрать из цитадели тех, кто сможет его предотвратить.
— Невозможно, — разочарованно протянула она, откинувшись на подушки. — Мы не сможем выдворить отсюда всех яранов-лазутчиков. Думаю, их здесь немало обретается. А эти, говорят, могут отыскать иголку в стоге сена.
— Иголку в стоге сена? — хохотнув, просмаковал Викрат. — Оригинально. Пожалуй, они смогут и это. Но ты неправильно поняла мои слова. Видимо, от незнания.
— А чего тут непонятного? — проворчала кормилица, разглядывая дыру на какой-то кружевной тряпке. — Никакой нормальный яран не станет корчить из себя холопа. Они что, на побегушках у своего блудливого господина? Так-таки нет. Яраны славные воины древних корней. И не попустят тем, кто их принизит. Если у императора из-под носа сбежит девчонка, никто за ней не погонится. Это его дело: гоняться за своими потаскухами.
— Верно, — выслушав мудрую старуху, уважительно склонил голову господин маг. — Это касается почти всех яранов.
— Кроме, — начала догадываться Руана, — самых близких?
— Традиционно женившись на ярании, император вошёл в её семью, — взялся Таа-Дайбер за очередную порцию поучений. — Это в традициях северян. То есть её братья стали его братьями. Вот они-то могут ввязаться за его интересы.
— Шестеро назлов, — поёжилась Руана.
По спине пробежал табун мурашек. Внутри заёкало и застонало в предчувствие смертельной опасности. Достаточно вспомнить этого их Радо-Яра, чтобы представить рядом таких же пятерых бугаёв. Опасней которых, пожалуй что, нет никого. Кроме самого монарха.
Ибо только род императора время от времени производил на свет мальчиков с уникальным талантом. Таарами они считались по праву происхождения. И одновременно яранами по врождённой способности убивать.
Но, не так, как это делали северяне: император уничтожал людей силой мысли. Все в империи знали, что после этого под вскрытой черепушкой находили кашу из мозгов и крови. Чудовищный талант, который использовался крайне редко. Лишь в случае опасности для жизни самого императора или его семьи.
Вздумай венценосный монстр использовать свой талант в иных целях, на него поднимется вся империя. Во всяком случае, яраны его точно прихлопнут без разговоров. Так что каждого наследника, рождённого с императорскими способностями, воспитывали крайне строго. Держали в ежовых рукавицах, хотя его братьев и сестёр могли баловать, как обычных детишек.
По большому счёту, его братья-таары были гораздо сильней и одарённей. Ибо своими талантами могли пользоваться, когда им вздумается. Так что самый могущественный маг империи был одновременно и самым никчёмным.
— И как же их отсюда выпереть? — озадаченно поинтересовалась кормилица, не прерывая штопки, за которую взялась по укоренившейся привычке не сидеть, сложа руки. — Они ж тут, почитай, как дома.
— К тому же ты сам говорил, — напомнила Руана, — что они защищают племянников. Не представляю, что должно случиться, чтобы дядья оставили без присмотра наследников.
— Так, и в погоню за нашими ребятишками они кинутся не вшестером, — досадливо возразил Викрат, опять хлопнув её по ноге.
На этот раз в полную силу — так сказать, в наказание за нежелание шевелить мозгами. Руана поняла и сосредоточилась. При этом резко села, отчего покрывало слетело с плеч. И Викрат выпучился на неё с неподдельным недоумением.
— Что это? — ткнулся его палец в грудь невинной девы.
— Но-но! — прикрикнула Руана, невольно прикрыв грудь ладошками.
— Что на тебе за тряпка? Деревня ты неистребимая! — возмутился Викрат её глупой выходкой.
— Рубашка, — спокойно поведала Урпаха и перекусила нитку: — Для сна. А ты, бесстыдница, прикройся.
— В таких тряпках у нас даже служанки не спят, — брезгливо скривился знаток придворного платья. — У вас в сундуке пара десятков отменных рубах для высокородной девицы.
Сам он, как обычно, блистал в дорогом длинном камзоле: напяленном, как попало и расстёгнутом аж до пупа. Небрежность в одежде не спасала ни тончайшего шёлка рубаха, ни башмаки с серебряными пряжками.
— Отменных, — невозмутимо поддакнула кормилица, разглаживая на коленях заштопанную тряпку. — Да, уж больно неприличных.
— Та-ак! — хлопнув себя по коленям, поднялся господин Таа-Дайбер. — Сейчас я сам выберу для неё одежду на сегодняшний день. И если не обнаружу выбранное на ней, можете возвращаться домой. Я не намерен тратить время впустую на дурацкие споры.
— И не надо, — окончательно обнаглев, скинула с себя покрывало Руана и спустила ноги с кровати: — Я всё поняла. И сделаю, как надо.