Пересекая охраняемые ворота, разделявшие Рабочий квартал, в котором я жила и работала, от Купеческого, трудно было не заметить ощутимую разницу даже, банально, в уборке улиц. Пока у нас медленно, не напрягаясь разбирались с последствиями урагана, здесь от него не осталось ни одного напоминания. Разбитая щебенка сменилась новенькой брусчаткой, по которой было физически удобнее идти. Беспризорные не спали прямиком на улице, на что у нас уже даже не обращали внимание. Ухоженные, но пока голые деревья, высаженные по краям освещенной дороги, радовали глаз. Неудивительно, что мужчины искали бедных и отчаявшихся кандидаток в проститутки именно в Рабочем. Купеческий район, очевидно, жил лучше нас. Как там в Верхнем городе и представить не могу. Рай, наверное. Как выживают опустившиеся на дно люди… или то, что от них осталось, в Нижнем квартале — представляю, но думать не хочу.

Гаетан прекрасно знал нужную нам квартирку, поэтому уверенно вел меня, взяв под руку, якобы мы молодая пара, чтобы у регулярно патрулирующих улицы стражников не возникало никаких ненужных вопросов ко мне, молодой и одиноко идущей девушке практически ночью. Завернув за угол, мы прошли сквозь несколько домов, пока не оказались в пустой парадной одного из многочисленных двухэтажных домов.

Отпустив мою руку, Гаетан нагнулся, чтобы приподнять коврик, и достал небольшой ключ. Внутри нас ожидала умиротворяющая тишина и пыль, летающая в воздухе, оседающая на костюмы, оставленные на длинной подвижной вешалке в углу комнаты. Почесав нос, я сжала его и зажмурилась, чтобы не чихнуть.

— Мда, — произнес Рыжик, сметая пыль с поверхности нашей компактной гардеробной. — Надо как-нибудь сделать уборку.

— Хорошая идея, — иронично заметила я. — Какой из трех часов на сон посвятим этому несомненно нужному занятию?

— Мышка, ну ты же женщина, у тебя любовь к чистоте должна быть в крови, — с издевкой ответил мне Гаетан. На его конопатом лице появилась раздражающая ухмылочка. Я сложила руки на груди, наблюдая, как он выбирает себе прикид, после чего должен был вместе с ним уйти к гримерному столу.

— Меня родили мама и папа, а не веник и совок, — напомнила я, отчего он хохотнул, но от занятия не отвлекся. Терпеливо ожидая своей очереди, я подошла к окну, по привычке осматривая улицу на предмет подозрительных личностей. Во внутреннем дворе никого, кроме силуэта пробегающей кошки, и в помине не было. Хорошо. Значит, никто не заметит, что рыжий молодой человек зашел в многоквартирный дом с блондинкой, а вышел с шатенкой.

— Ну ты скоро? — спросила я Гаетана, не оборачиваясь. Шелест ткани прекратился, прозвучал стук вешалки о металлическую балку.

— Почти всё. Ты могла бы и время зря не терять, а выбирать одежду вместе со мной.

— Извини, но это обычно чревато советами с твоей стороны, — я отошла от окна и выученной тихой поступью добралась до одежды. Рыжик вскинул бровь.

— Разве я плохо разбираюсь в моде? — почти обиженно спросил он. Боже, как же мне жаль его возлюбленную, если она существует.

— Одевайся быстрее, господин модный эксперт, — не ответила я на его вопрос, принявшись перебирать одежду в быстром темпе. Мне нужно было найти женское платье из дешевой ткани, в идеале с потертостями и непрофессиональными заплатками, чтобы создалось впечатление бедной девочки, которая готова пойти на все ради денег. Гаетан шумно отодвинул стул перед гримерным столиком, плюхнулся на него и начал шуршать по ящикам, видимо, искал косметику и кисточки. Надеюсь, себя пудрить не собирался.

— Помаду потеряла, принцесса? — ухмыльнувшись, спросила я, поглядывая на него через отражение в зеркале. Его выдержке и умению противостоять словесной атаке можно было позавидовать.

— Усы хочу приклеить. Тебе, — Рыжик показал язык. Ему тоже нравилось ироническая манера общения между нами. Он, как и я, понимал, что ежедневные тренировки красноречия могут когда-нибудь пойти на пользу дела.

— Моему образу не хватает мужественности? — поинтересовалась я.

— Нет, но усатая проститутка может произвести впечатление хотя бы за счет… необычности, — он попытался подобрать не слишком грубое слово, не желая обидеть даму по-настоящему, несмотря на взбалмошный характер и наши странные отношения. Из десятка вариантов я оставила для себя темно-зеленое платье в пол с бордовыми заплатками, подол которого был настолько потертым, что цвет ткани стал родным грязно-серым, и синее хлопковое платье, к которому нужна была третья юбка, чтобы ранней весной не мерзли ноги. Оба варианта сделали бы из меня бедную-несчастную девушку без семьи и возможности заработать тяжелым трудом. Что же, в такой сложной ситуации я готова получить совет модного эксперта.

— Какое? — я развернулась и спросила Рыжика, демонстративно приложив к себе то одно, то другое платье.

— Ага, теперь, значит, мое мнение важно? — сощурился он. Пока я возилась с одеждой, Гаетан успел налепить себе усы и найти серую рабочую шляпу к коричневому старому костюму. Признаюсь честно, не узнала бы с первого взгляда. Вот умел он перевоплощаться, а талант просто так не пропьешь.

— Ну Рыжик… — манерно законючила я, по-детски выпятив губы. Он встал со стула, подошел ко мне и со спесью главной имперской модистки осматривал выбранные грязной челядью варианты.

— Пожалуй, изумрудное. Цвета ясного летнего неба смягчают загорелый оттенок кожи, а бледных, как смерть, девиц, превращают в ходячий труп, — объяснял Гаетан, тренируя новый тон голоса на несколько тонов выше, элегантно жестикулируя руками на манер светских модников.

— Это ты сейчас сам только что придумал? — вскинула я бровь, недоумевая от той чуши, что полилась из его уст.

— Ага. Полная бредятина, но людям в большинстве своем важен не смысл, а красивые речевые обороты. Вкупе с моим обаянием — убойная смесь, я тебе скажу. Эх, не посвятил бы жизнь борьбе с преступными элементами, пошел бы покорять светское общество.

Гаетан замечтался так, что лицо его посветлело, а глаза загорелись. Я с улыбкой посмотрела на него, но ничего не ответила, не желая всерьез ранить его чувства ненужной насмешкой. Все-таки он, как и любой другой человек, имел право мечтать о чем угодно.

— Накрасишь меня? — спросила я как бы невзначай. Гаетан охотно кивнул и вместе со мной вернулся к гримерному столику, на которому уже была разложена многочисленная косметика.

— Парик нужен? — поинтересовался мужчина для начала.

— Конечно, — ответила я. — Меня знают в лицо, поэтому для визита в бордель лучше всего будет хорошо замаскироваться.

— Так и сделаем.

Гаетан, как профессиональный модист, гримировал меня с десяток минут, да так умело, что по итогу родная мать бы не узнала. Благодаря косметике он умудрился изменить форму скул, подбородка, по сути нарисовал мне новое лицо.

— У тебя золотые руки, — заключила я, вертясь перед зеркалом в новом темно-зеленом платье.

— Я весь соткан из талантов, — манерно закатил глаза Рыжик, словно моей похвалы было недостаточно. Глубоко вздохнув, я начала собираться к выходу на улицу, где все еще держалась прохладная погода. Что же, бордель ждет новых посетителей.

Громкая музыка вкупе с заливистым женским смехом встречали нас на подходе к “Красной шапочке”. Мы остановились близ входа, делая вид, что о чем-то переговариваемся, на деле необходимо было оценить обстановку. В бордель, оживающий только по ночам, стекались мужчины разного достатка. Мимо нас прошел и молодой студент, наверняка проживающий на сущие копейки, высылаемые родителями, в комнате какой-нибудь старенькой бабки, согласившейся сдавать ее за бесценок; и мужчина средних лет, ухоженный и чисто одетый, которого дома наверняка ждала жена и несколько детишек; и вполне солидного вида купец, судя по значку на дублете, который он зачем-то надел в бордель.

— Готов? — спросила я Гаетана. Он докуривал папиросу, судя по ужасному запаху, позаимствованную у Морриса. — Легенду не забыл?