Признайся, это был ты, потому что, если не ты, то кто тогда? Я всегда нахожу колбаску, или яйцо, или что-нибудь, когда ты приходишь. Мне приходится делать так, как делали жёны в имперские времена из-за проделок своих остряков-мужей. Я всё выбрасываю в ведро для свиней.

Он остановился и уставился на неё.

– Это действительно не я. Возможно, это Линь. Ты говоришь, что это происходит всякий раз, когда я прихожу, но я ничего не прятал в твою миску. Я знаю, что ты с ума сойдёшь от этого.

– Так это не ты? Тогда кто? Должно быть, Линь. – Она на миг задумалась и сказала: – В этом случае, меня это не волнует.

Его лицо передёрнулось от досады:

– А почему тебя не волнует, что подумают люди о романе между двумя твоими Я?

Несколько дней прошло без малейшего намёка на сплетни, и Цзинцю начала верить, что, может быть, и не было ничего, о чём стоило волноваться. Линь, казалось, заслуживал доверия и согласился с просьбой Третьего Старче ничего никому не говорить. Похоже, он хранил своё обещание. Так что Цзинцю удалось немного расслабиться. Приободрившись, она даже начала вязать Линю джемпер. Она прикинула на глаз его рост, объём груди и выбрала простой рисунок. Каждый вечер она вязала допоздна, стараясь закончить работу до того, как уедет.

Видя, как она старательно работает, Тётенька Чжан сказала:

– Нет нужды так гнать. Если ты не закончишь, то можешь забрать его с собой домой. Как только он будет готов, Линь может съездить и забрать его. Или ты можешь приехать и привезти.

Услышав такое, Цзинцю стала работать ещё старательнее: ей не хотелось оставлять хоть какие-то зацепки, которые означали бы, что надо снова встречаться с Линем. Странное дело, её не беспокоило, что такие усилия могут принять за привязанность – только Линю такое могло прийти в голову. Когда придёт время отказать ему, это больно ударит по его самолюбию.

Однажды, когда Тётенька Чжан и Цзинцю болтали о чём-то, Цзинцю упомянула непреходящие проблемы со здоровьем у её матери. У неё часто находили кровь в моче, но доктор не мог выявить причину. Он стал выписывать рецепты так, чтобы мать могла покупать грецкие орехи и леденцы, которые, как говорили, могли излечить, и пока они помогали. Но грецкие орехи и леденцы были в дефиците, и даже по рецепту купить их было трудно.

– Юминь говорит, что у них растут грецкие орехи в старом доме её семьи, – сказала Тётенька Чжан. – Я попрошу её привезти, когда она в следующий раз поедет туда. Ты можешь отвезти их своей матери.

Цзинцю была в восторге! Её мать уже долго болела, и они испробовали всё, чтобы вылечить её: инъекции цыплячьей крови, терапия жестами, всё, что угодно, при условии, что стоило это не слишком дорого. Но всё было тщетно. В самых худших случаях анализы её матери были цвета крови. Цзинцю тут же побежала спросить Юминь. Та ответила:

– Да, у нас действительно растут грецкие орехи, там, где я выросла. Но это очень далеко отсюда, и я не знаю, когда поеду туда в следующий раз. Но я напишу домой и попрошу своих домашних припасти что-то для тебя. А когда потом поеду, то привезу тебе.

– Гм… а почём вы продаёте фунт грецких орехов?

– Вообще-то это наши собственные деревья. Не надо нам денег! Это далеко, и, кроме того, мы не можем спускаться с гор, чтобы торговать ими. Считается, что мы должны отсекать хвост капитализма. У нас забирают всё, что мы выращиваем на этих холмах, хотя предполагается, что весь наш урожай предназначен для собственного пользования. Когда нам только разрешат продавать то, что мы выращиваем? И к тому же все мы считаем тебя частью нашей семьи. Если мы можем помочь выздороветь твоей маме, то бери хоть всё дерево – не беда.

Цзинцю была тронута.

– Спасибо огроменное. Напиши письмо, когда представится оказия… Я найду время съездить туда сама – только бы это помогло маме. Я так боюсь, что однажды она просто истечёт кровью.

Через несколько дней Линь зашёл в комнату Цзинцю с бамбуковой корзиной в руках.

– Посмотри, хватит ли тебе этого.

С этими словами он повернулся и ушёл. Цзинцю пригляделась к корзине и обнаружила, что та полна грецких орехов! Она была потрясена. Юминь, должно быть, приказала Линю проделать весь путь до её прежнего дома и собрать их. Цзинцю была в ярости и провела оставшуюся часть дня, сдерживая слёзы. Давным-давно она дала себе клятву не лить слёз. Её отец и брат горбатились в сельской коммуне, мать была больна, сестра была пятью годами моложе её, так что ей приходилось быть главной опорой семьи. У неё был свой собственный лозунг: истекай кровью, пóтом, но не плачь.

Она поспешила найти Линя. Тот сидел у торцовой стены дома и ел. Она подошла к нему и остановилась, наблюдая, как он раз за разом набивал полный рот. Казалось, он был голоден.

– Ты ездил домой к нашей невестке? – спросила она.

– М-м-м.

– Далеко?

– Нет.

Цзинцю посмотрела на его обувь. Туфли были сношены от ходьбы, а подошва светилась насквозь. Она не могла вымолвить ни слова, а только молча смотрела на его туфли. Он проследил за её пристальным взглядом и быстро убрал ботинки, прикрыв их своими стопами. Стыдясь он тихо сказал:

– У меня походка тяжёлая, я быстро снашиваю обувь. Я хотел идти босиком, но на горе холодно.

Она задыхалась, сдерживая слёзы.

– Она послала тебя?

– Нет. Я просто подумал, что твоя мама могла воспользоваться ими как можно скорее. – Он собрал последние зёрна риса со стенок миски и сказал: – Я ухожу на работу. Я ещё успею на вторую половину дня.

И ушёл, чтобы торопливо вернуться через мгновение с мотыгой на плече.

– Найди бумагу и закрой корзину, а то Хуань Хуань всё съест. Не думай: он хоть и мал, а своё возьмёт.

Цзинцю смотрела, как Линь прячет свои изношенные туфли в поленницу дров возле двери. Он обернулся и сказал:

– Ничего не говори моей матери: она только отчитает меня и назовёт обалдуем.

Линь ушёл. Цзинцю вытащила туфли из поленницы и осмотрела их. Она хотела подлатать их, но так как одна подошва протёрлась насквозь, то починить их уже было невозможно. Она засунула туфли обратно в поленницу.

Цзинцю стало плохо. Она стояла и размышляла. Если она примет помощь Линя, то как она ему отплатит? Она решила взять грецкие орехи, но только потому, что они помогут её матери поправиться. Та изводила себя слишком многими заботами. Всякий раз, когда она переживала меньше, симптомы у неё ослабевали. Когда же волнений становилось больше, или когда работа была слишком утомительной, кровотечение усиливалось снова. Грецкие орехи и леденцы останавливали процесс.

Цзинцю вернулась в свою комнату и присела перед корзиной грецких орехов.

Она по очереди потрогала каждый. Здесь, должно быть, более двадцати фунтов грецких орехов. Чтобы купить такое количество, ей нужно было бы попросить у доктора не менее десяти рецептов, не говоря уже о деньгах. Ей очень хотелось тотчас же доставить корзину своей матери, но без леденцов орехи были бесполезны, а без справки врача она не получит ни одного. Доктор же выписывал рецепт, только когда болезнь у матери вспыхивала с новой силой.

Тем не менее, здесь достаточно орехов, чтобы продлить матери жизнь. Её сестра тоже была бы рада, поскольку ничто ей так не нравилось делать, как колоть грецкие орехи.

В этом деле она была докой. Она ставила орех вертикально и маленьким молотком-гвоздодёром слегка постукивала по его вершине, пока скорлупа не распадалась на четыре доли. А там, в середине, оставался отлично сформированный орех. Иногда, конечно, и он раскалывался. Тогда сестрёнка брала иглу и выковыривала остатки. Потом она смешивала эти осколки с леденцами и отдавала эту смесь матери. Мать, конечно, отказывалась, уговаривая своих дочерей съесть такую микстуру. Здоровье её не настолько плохо, всё нормально, а вы обе ещё растёте, ешьте сами. А девочки отвечали, что грецкие орехи слишком горькие, и вообще они им не нравятся.