Грейвз проводил руками по ее белоснежной спине. Он словно трогал воду; касался ее самыми кончиками пальцев, утопая в ее мягкости и тепле, боясь, что в следующую секунду она исчезнет, будто мираж. Она запрокидывала голову, открывая для поцелуев беззащитную шею, хватала его за волосы на затылке, притягивая для еще одного поцелуя, и Грейвз был рад исполнять каждую ее просьбу, выраженную стоном и жестом.

Казалось, это длилось вечность. Спустя бесконечное количество стонов, движений, сцепленных и переплетенных рук, они обрушились на подушки, переводя дыхание. Дарья устроила голову на его плече, а Персиваль продолжал аккуратно водить пальцами по ее влажной блестящей спине, выводя аккуратные узоры. Их обоих мягким одеялом окутало безмятежное спокойствие. Все случившееся выглядело таким правильным, естественным, что, казалось, они были готовы повторять эту ночь раз за разом, но каждый оставил эту мысль при себе. Нужно было сказать что-то другое, не такое серьезное, но возвращающее в реальность, распростершуюся за пределами маленькой комнаты отеля.

— Расскажи про Нью-Йорк, — тихо попросила Дарья. И Персиваль рассказывал.

***

Она ушла под утро. Стряхнула с себя дремоту, поправила прическу, платье. Грейвз поднялся вместе с ней и помогал подбирать разбросанную по полу одежду. С нескрываемым восхищением он наблюдал, как она приводит себя в порядок, как разрумянилось умытое ледяной водой лицо. Словно в подтверждение всего случившегося, Дарья крепко поцеловала его на прощание. Это был даже не поцелуй, а обещание скорой встречи.

На мгновение Персиваль утонул в тепле ее объятий, потерся щекой о ее щеку с глуповатой улыбкой на губах. Она рассмеялась от прикосновения щетины и все же отстранилась.

— До встречи вечером, Персиваль.

— До свидания, Даша.

Она хотела поцеловать его еще раз, но сдержалась. Отошла на пару шагов назад и трансгрессировала, оставив мракоборцу после себя только брошь в виде горлицы и подушки, пропитанные ароматом гвоздики.

Грейвз пытался заснуть, но безуспешно. Стоило прикрыть глаза хоть на секунду, и под веками тут же вспыхивал ее образ. Персиваль попробовал остудить голову ледяной водой, чтоб хоть как-то прийти в себя, проветрил комнату, снова улегся на кровать, и только он начал проваливаться в сон, как настойчивый стук в дверь вырвал его из зыбкой дремоты.

На часах было три часа ночи, и Грейвз несколько удивился, обнаружив на пороге Трелони. Чопорный британец был румян, растрепан, точно сам только что вышел из чьих-то жарких объятий. Рубашка смята, галстук развязан, а походка такая, будто Трелони был не на приеме, а танцевал джигу на палубе в шторм. В другой день такой вид вызвал бы у Грейвза зависть.

— О, Персиваль. Вы не спали? — улыбнулся англичанин, всем весом наваливаясь на дверной косяк. С тех пор, как их расселили по отдельным номерам, Трелони ни разу не наведывался к Грейвзу, в первую очередь потому, что американец по его меркам слишком уж поздно отходил ко сну.

— Трелони, — молодой человек отошел в сторону, пропуская Альберта вперед. Тот ввалился в номер, посмеиваясь себе под нос.

— Простите, что так внезапно, но я, кажется, потерял ключ от номера. Благо, хоть наши приглашения не потерял, — сказал он и в качестве подтверждения продемонстрировал Персивалю два запечатанных конверта.

— Я налью воды, — пробормотал американец и направился к графину. Он заозирался в поисках чистого стакана, и в этот момент краем глаза уловил движение.

Рефлекс сработал раньше, чем Грейвз успел осознать происходящее. Он отскочил в сторону, и парализующее заклятье врезалось в стену, рассыпалось искрами. Персиваль пригнулся и спрятался за стол, следующее заклятье царапнуло по столешнице. Мракоборец сделал выпад, пытаясь отвлечь Трелони беспалочковой магией, чтобы выиграть время и добраться до тумбочки, но британец моментально сбросил с себя пьяную маску ли легко уклонился. Грейвз все же решил воспользоваться несколькими секундами замешательства и рванул вперед.

Третье заклятье настигло его на полпути, впилось в плечо, парализуя сперва его, а затем все тело. Грейвз сделал еще пару шагов, пока хватало сил, а затем рухнул на ковер. Трелони склонился над ним, смерил понимающим, даже печальным взглядом.

— Извините, Грейвз, но если вы готовы погубить свою карьеру, я не позволю Вам сделать то же самое с моей, — сказал он и похлопал его по плечу. — И на будущее, обсуждая секретные планы, держитесь подальше от болтливых привидений. Что бы мертвецы ни говорили, они совершенно не умеют хранить тайны.

В последнее время ее преследовали слишком короткие ночи. Вот и в этот раз стоило Дарье ненадолго прикрыть глаза, как тут же наступило утро. Оно было по-морозному ослепительным, празднично звонким и таким суетливым, что девушка даже не успевала переводить дыхание и моргать. Стоило продержать глаза закрытыми чуть дольше положенного, и ты пропускал момент, когда тебя начинали затягивать в корсет и тафту вечернего платья.

Приготовления к балу обрушились сокрушительным шквалом, погребли под собой весь дом, не оставляя никому из обитателей шанса найти островок спокойствия. С самого утра слуги сопровождали приходивших парикмахеров, цирюльников, швей, портных и модисток, ни свет ни заря выехавших на дом к княжеской семье. Маменька настояла, чтобы все мастера прибыли с утра, пока взгляды свежи и руки не дрожат от десятков сделанных за день причесок и подшитых подолов. Те горничные и служанки, кто не был задействован в работе приглашенных мастеров и не занимался разносом чая и булочек, просто имитировали бурную деятельность в надежде не попасть под горячую руку. Княгиня разошлась. Она кружила в урагане хлопот, лент, заколок, помад, сама что-то поправляла, подшивала и доводила до совершенства. Она парила в хлопотах, а на ее лице было блаженное спокойствие — она была в своей стихии и злилась, что больше в целом доме никто не может поддерживать ее ритм и следить за ее вниманием.

«Право слово, мы собираемся так, словно весь бал в последний момент переедет к нам», — хмыкнул дядюшка Алексей. Даже ему не удалось скрыться от пристального внимания родственницы, нагло ворвавшейся в курительную комнату и пославшую мужчин проветриваться, чтобы табак не перебивал ароматы подобранных ею парфюмов.

«Мы семья невесты! Сегодня все глаза будут на нас. Мы не смеем подвести Дашу», — цедила княгиня, то и дело хватаясь за голову в бессильной злости. Никто в целом доме не мог разделить тревог матери невесты.

Сама невеста смогла вздохнуть и осознать происходящее лишь ближе к обеду. Перед глазами все еще вспыхивали образы прошедшей ночи, а щеки то и дело заливал румянец, так что матушка распорядилась о специальном чае с рижским бальзамом, чтобы предотвратить привидевшуюся ей простуду. Дарья пыталась отделаться от заполонивших ее голову воспоминаний, ей даже становилось не по себе от осознания, что все эти образы и отзвуки вытесняют остальные мысли. Она, как могла, заставляла себя медленно дышать, приводила голову в порядок, по памяти перебирая шаги своего плана. Вот, они с Персивалем встречаются перед балом. Вот, смешиваются с толпой. Вот, в момент представления палочки она отсылает Грейвза в дальний коридор, где не будет охраны, а сама, под покровом чар, выхватит палочку прямиком из рук Калинцева и будет такова. Затем они с Грейвзом с помощью портала переместятся к Василевскому, непреложный обет будет исполнен, а потом… Мысли снова сбивались в кучу. «Потом» их с Грейвзом ждет еще одна подобная ночь или он сразу предложит ей выйти за него замуж? А если предложит, должна ли она будет сразу соглашаться?

Дарья со стоном запрокинула голову, пытаясь вытряхнуть все эти дурацкие и такие несвоевременные вопросы.

— Не тряси головой так сильно, испортишь прическу, — покачала головой княгиня. Дарья и не заметила, как время ленивой волной перевалило за полдень, служанки ушли, чтобы отдохнуть перед последними сборами, оставив ее в одиночестве.