Выстрел не дал ему времени на размышления: Грейвз одновременно повернулся боком, уходя с траектории выстрела, и поднял руку, мысленно проговаривая заклинание. Теплая пуля мягко коснулась его ладони под шумный вздох толпы, за которым последовал второй выстрел. Персиваль машинально поднес руку к лицу, чтобы закрыться, но пуля зависла в воздухе на полпути, как следующие после нее, пока громила не выстрелял все, что у него было.

— Хорош глазеть, валите работать, выблядки. Это наш! — прогнусавил домовик в наволочке и шапке ушанке, сидевший на фонарном столбе. В следующую секунду он уже шлепал босыми ногами к Персивалю, матери каждого в толпе, чтоб ему уступили дорогу. — Устроили тут хер знает что. Придут сейчас Господа полисмены и всех нас порешають! А ты, ва-благородье, — рявкнул он на Грейвза и, схватив его ладонь своей покрытой цыпками ручонкой, трансгрессировал их куда-то.

— Стой! — на секунду перед ним мелькнуло испуганное лицо Дарьи, а в следующее же мгновение все растворилось в полумраке дорого обставленного кабинета.

— Кто это, Малой? — спросил сидевший за столом человек. Звериные зеленые глаза внимательно изучали Персиваля.

— Боец, Ва-благороде, — пробормотал домовик. — Свеженький, с улицы.

— Ну так зачем ты его сюда привел? Спускай вниз! — сказал тот и вернулся к бумагам, лежавшим перед ним.

«К черту все, — подумал Грейвз, — всю эту авантюру, конспирацию, Хитровку». У него в кармане лежал порт-ключ, запрограммированный на гостиницу. Нужно было только дотянуться и… но зачарованную булавку, видимо, сперла та самая жалостливая дамочка. Хоть палочку на месте оставила — и на том спасибо. Домовик вывел Грейвза на лестницу.

— Че-т ты тихий какой-то, — буркнул эльф, выводя его из кабинета. Мини переводчик в ухе с трудом понимал его жаргон, поэтому молчание и туповатость выходили у Персиваля как нельзя естественно. — Немой, что ли? Жаль, им нравится слушать, — кровожадно облизнулся он.

Все произошло так быстро, что Дарья не успела даже дернуться в сторону домовика, когда тот унес Грейвза. Перед глазами девушки тут же промелькнула сказка «гуси-лебеди», только на этот раз в роли братца-Иванушки был американский агент, а вместо Бабы Яги было существо куда более опасное существо, рапорты о котором заставляли московских мракоборцев от бессилия рвать себе волосы на всех местах, докуда могли дотянуться руки. Василевский был опаснейшим волшебником, и не столько благодаря своему искусству, сколько благодаря умению оказаться в нужное время в нужном месте, рядом с нужным человеком и с правильным набором слов. Он мог вытащить себя даже из кровавой бани чистым, как агнец. У него были связи и ему не составляло труда натравить одного из своих друзей на другого, так что даже Канцелярия старалась лишний раз не трогать его. Князь Аргутинский первое время пытался прищучить Василевского, но после многих лет бесплодных попыток и прямого намека заведующего Канцелярией, он оставил свои намерения и, сцепив зубы, периодически обращался к нему с выгодными условиями. Выгодными, естественно, не столько для служителей порядка, сколько для обраставшего привилегиями Василевского. Обращаться к нему было все равно что нанести пощечину своей семье, но выхода Дарья не видела; если в мире и был человек, который мог помочь ей, то это был он. Другой вопрос был в том, зачем ему было бы помогать княжне, если он периодически позволял себе отказывать Сергею Юрьевичу, облеченному куда большей властью. Но теперь, когда Грейвз оказался у него в «Утюге», Дарье не оставалось ничего, кроме как заявиться к нему на порог.

Она потерла ладони, в надежде придать себе решимости, и бодро зашагала вперед через толпу, надеясь где-то по дороге подобрать смелость, мужество и что-нибудь еще, что помогло бы ей в этом нелегком деле. Но так получилось, что подобрали ее. Высокий громила без волос, бровей и ресниц, с лицом Голема и речью , больше похожей на несвязное мычание, он крепко держал Дарью за локоть и сверлил тупыми и жестокими глазами. Это был человек из тех, что бьют по голове кувалдой, пока ты подаешь милостыню ребенку, а потом снимают с твоего трупа все, что снимается. Дарья попыталась вырваться, но тут же ощутила лезвие ножа, упиравшееся ей в живот. Она застыла.

— Убери! — резко сказала княжна. Громила покачал головой.

— Пойдем.

— Никуда я не пойду, — прошипела она. Кричать на Хитровке было бесполезно, тут постоянно кого-то убивали и грабили, и такой крик мог привлечь больше желающих помочь грабителям, чем рыцарей в сверкающих доспехах. Если последних и заносило на Хитровку, то белого коня на первом же метре уводили цыгане, а сияющая броня в мгновение ока появлялась во всех антикварных лавках Москвы.

Громила крепче сжал ее руку и потянул за собой, не слушая никаких протестов. Дарья дернулась сначала вправо, потом влево, потом уперлась в рыхлый снег в попытках затормозить, но мужик продолжал буксировать ее несмотря ни на что. Девушка достала из рукава палочку и атаковала мужика простым заклинанием, подходящим в качестве предупреждающего выстрела — по синевшему от холода уху расползся начавшим покрываться белыми волдырями ожог, но мужик и на это не среагировал. Он заторможенно повернулся к Дарье и покачал головой, как учитель разбушевавшемуся ребенку.

— Княжна, мне приказано доставить Вас в целости и сохранности, — процедил он. — Но если Вы не прекратите…

— Кто приказал?

— Андрей Аркадьевич, — промычал голем. — Либо Вы идете сами, либо я отношу Вас.

Сердце девушки пропустило удар, а затем, вдруг, дала о себе знать жила храбрости, которая тихо спокойно дремлет в те моменты, когда, например, нужно убить паука, а в секунды, подходящие для беспомощного блеяния, вдруг становится едва ли не главным органом во всем теле. Дарья резко выпрямилась и посмотрела на посыльного Василевского со всей высоты своего происхождения, скрывать которое уже не было нужды.

— Можно было и сразу сказать, — она поправила свои маскарадные лохмотья и, все же высвободив руку, приказала. — Веди.

Громила пробурчал что-то в ответ и неторопливо двинулся к главному входу в «Утюг». Здание получило название благодаря форме, и по степени опасности не уступал одноименной утвари; там собирались самые опасные люди всей Москвы, в большинстве своем маги, но находились и магглы, желающие сотрудничать. В стенах притона происходило всякое: эксперименты с темной магией, контрабанда артефактов и магических животных, подписание контрактов на крупные суммы и собрания многих прорицателей для составления прогнозов на год. И все это было окутано жуткой атмосферой Хитровки и опасности: в этом маленьком мире злодеи выглядели как чудовища из сказок; это были беглые каторжники, выгнанные из Колдовстворца люди или вовсе не принятые туда, но за соседними столами с ними сидели Господа в английских костюмах, с французским прононсом и, в большинстве своем, с чиновничьими лицами. Половину из присутствующих Дарья встречала в Канцелярии.

В середине большого, набитого битком, зала возвышалась арена, к которой теперь были прикованы все взгляды. Домовик квакающим голосом называл и комментировал магическую дуэль, проходившую под восторженные возгласы всех без исключения зрителей. Ничто так не объединяет людей из разных классов и с разными взглядами, как кровопролитие, которое они наблюдают со стаканом пива в руке. Посыльный Василевского постоял пару минут в размышлениях, которые закипали в его мозгу на медленном огне, потоптался немного перед лестницей на второй этаж, а потом потянул княжну за собой наверх но на полпути остановился и бесславно указал на арену, которую теперь было отлично видно. За дрожавшим над ареной пузырем защитного поля стояли двое волшебников, соревновавшиеся во владении беспалочковой магией. Это больше было похоже на бойню, чем на дуэль, потому что любое нарушение правил всячески поддерживалось зрителями, и сам судья бодро подстегивал участников использовать грязные приемы. Они больше дрались в рукопашную, используя заклинания, чтобы оглушать друг друга, и то превращались в сгусток рук и ног, из которого вылетали заклинания, то разлеплялись и ходили кругами, переводя дыхание, чтобы снова вцепиться в центре. Одним из участников был мужчина с куцей седой бородой. Сальные черные патлы спадали ему на плечи, из-под густых бровей выглядывали пустые водянистые глаза, он едва держался на ногах, но не из-за ударов, которое получало его иссушенное голодом и временем тело, а из-за стаканов водки, которые волшебник вливал себя один за другим. Напротив него стоял хорошенько потрепанный Персиваль Грейвз. Одежда на нем была разорвана и подпалена, под глазом наливался синяк, губа и правая бровь заливали кровью лицо и шею. Дарья шумно вздохнула и обернулась к своему сопровождающему, чтобы потребовать освобождения Персиваля, но мужик смотрел на это все с тупым безразличием.