— М... понимаете, у нас сейчас небольшой беспорядок. Только мы запланировали переезд, как напасти одна за другой пошли. В общем, сейчас все на ушах стоят, поэтому я решил, что мы пока походим, может, что получше станет. А когда все поуспокоится — мы и придем.

— Ну уж, мистер Сергеев, нас беспорядком не запугать. У нас дело международной важности, если Вы на забыли, — напомнил Трелони. — Ведите нас.

— Как пожелаете, — фыркнул волшебник, зажал под мышкой свою трость и, ухватив Трелони и Грейвза, трансгрессировал их к самому входу в здание канцелярии.

Это был небольшой особняк в три этажа, с большими окнами и колоннами у входа. Вокруг него чувствовался магический барьер такой силы, что можно было не удивляться, если внутри здание по размерам превосходит Петергоф. Сергеев проводил их к дверям, где стояли двое охранников и тепло пожал своим гостям руки.

— Вы уходите? — с легким осуждением спросил Грейвз.

— Уж простите, господа. Дела, срочные дела. О вашем прибытии знают, скажите, что вы в списке, и Вас пропустят. До новых встреч! — он уже было трансгрессировал, как вдруг вернулся и, хлопнув себя по лбу протянул гостям смятые визитные карточки. — Если буду нужен. Теперь уж точно прощайте.

— До свидания, Сергеев, — кивнул ему Трелони, из последних сил не показывая, насколько ему в радость их расставание, особенно после марш-броска по историческим местам.

С легким хлопком Сергеев исчез. Трелони и Грейвз переглянулись и облегченно выдохнули. Британец вынул из внутреннего кармана пальто блокнот и самопишущее перо, раскрыл записную книжку на нужной странице и позволил перу скакать по строчкам, делая какие-то заметки. Грейвз пытался заглянуть через плечо спутника, но тот весьма красноречиво дал понять, что содержимое блокнота — не его американского ума дело. Разве что по носу не щелкнул за непослушание. Персиваль фыркнул и подошел к дверям канцелярии, чувствуя курсирующие внутри потоки теплого воздуха. О, как ему не хватало атмосферы, хоть чем-то напоминавшей МАКУСА! Тепло и свет, льющийся сквозь стеклянную крышу, запах цветов из оранжерей на двадцатом этаже, смешивающийся с ароматами кофе из кафетерия, стук каблуков и тростей, тихие разговоры о сбежавших зельях и подписанных договорах. Все такое уютное и родное. Грейвз прикрыл глаза, надеясь в своей фантазии довести еще не очень лестное представление о русской канцелярии до хоть сколько-то приемлемой планки. Налетевший из ниоткуда ледяной ветер развеял все его попытки. Юноша быстро подошел к дверям и, схватившись за ручку, бросил ошалелым от такого проворства охранникам: «Perceval Graves. I am expected*».

За что тут же получил тростью по руке, а в следующую секунду его в четыре руки оттащили от двери и столкнули в сугроб. Юноша так и остался сидеть в снегу, непонимающе глядя на охраннику.

— Что он сказал, Парфен? — спросил один другого.

— Хрен его знает. Пропуска нет — не пускать. А вдруг он шпиен? Или того хуже, из этих... ну, которые...

— Переполох с боггартами устроили? Из шайки Василевского.

— Именно.

Грейвз и Трелони и удивленно переглянулись. Пока юноша поднимался и вытряхивал из себя снег (или себя из снега), Альберт подошел к охранникам и принялся с видом вселенской важности увещевать их, что произошло недоразумение. По-английски. Охранники смотрели на него, как на клоуна.

— Мы по-иностранному не говорим! — по слогам прокричал ему охранник. — Парфен, зови кого-нибудь, кто понимает. А то нам тут придется крыльцо отмывать.

— Мистер Трелони, — обратился к англичанину Грейвз, закатывая рукава, — если Вы позволите, мне кажется, нас не собираются пускать.

— Держите себя в руках, Персиваль, — ответил Альберт, копаясь в карманах своего пальто. После нескольких попыток найти что-то, он извлек на свет начавший оттаивать переводчик. — Попробуем так. Правда, не знаю, насколько его хватит.

Он осторожно встряхнул тонкий механизм, больше напоминавший стеклянный шар со снегом и пружинкой внутри. Пружинка начала сжиматься, поднимая миниатюрные бури, послышались слабые шумы.

— Добрый день. Нас ожидают к Семену Васильевичу Калинцеву, — проговорил Трелони.

Переводчик затрещал и разлетелся на осколки. Охранники приняли это за попытку нападения и уже наставили было на иностранцев свои трости, как вдруг окно распахнулось и свесившийся оттуда по пояс светловолосый юноша с искренним удивлением воскликнул:

— Персиваль?

Грейвза самого ни разу в жизни так не удивлял звук собственного имени. Особенно в России, за полмира от родного дома. Он поднял голову и уставился на человека, окликнувшего его. Пару минут он щурился, всматриваясь в перекошенное удивлением лицо, а потом вдруг рассмеялся так, что даже Трелони с его хваленым профессионализмом стало не по себе.

— Павел! Вот это встреча!

— Павел Алексеевич, это к Вам? — спросил один из охранников.

— Сейчас спрошу, — махнул рукой маг, легко переходя на английский. — Что ты тут делаешь, дружище?

— Дипломатическая миссия от МАКУСА. Я был бы тебе признателен, если бы ты помог нам попасть к главе вашей канцелярии. Нас не хотят пускать.

Спустя пару секунд Павел вылетел из дверей канцелярии, надавал охранникам по шеям и ткнул их носами в списки, которые те имели при себе. Трелони на тот момент успел восстановить переводчик, но тот снова разлетелся от обилия непереводимых выражений. К счастью, чтобы понимать мат, знать его не нужно.

Наконец, инцидент был исчерпан, охранники раболепно раскрыли перед волшебниками ворота. Павел Алексеевич Кузнецов, бывший ученик Хогвартса и друг Персиваля по переписке, которому Грейвз присылал веселящую воду, с видом радушного хозяина провел иностранцев в Восьмую канцелярию имени Его Императорского Величества.

___________________________________

*Персиваль Грейвз. Меня ожидают.

Как бы ни ужасны были слухи, во всем, что касалось России, реальность оказывалась куда более ужасной. Трелони убедился в этом на собственном примере и, будучи наслышаны о заведующем Канцелярией Магии и Колдовства, готовился успокаиваться подарочным огневиски. Альберт был обладателем ловко подвешенного языка и за одни сутки мог провернуть сложнейшие переговоры при условии, что участники переговоров с другой стороны были подстать ему: люди, знавшие цену словам и умевшие разменивать их так, что огромного мастерства стоило заметить подмену. Но Калинцев был... военным. Причем не просто безмозглым воякой, решающим все вопросы горстью солдат или целым гарнизоном, а рано вышедшим в отставку генералом. Это что-то да значило. К тому же Альберт знал, что за недолгое время своего руководства Канцелярией Калинцев успел довести до пара из ушей не одного члена Мирового Магического Сообщества. Трелони был знатоком своего дела, но такие переговоры были все равно, что штурм глухой стены. Это уничтожало всякую надежду и подстегивало азарт. Британец дал себе три дня (его предшественнику понадобился месяц, чтоб уговорить заведующего на разрешение для обмена преподавателями). Провернуть куда более масштабный проект за три дня — это будет лавровой и оливковой и какой-нибудь еще ветвью среди достижений Альберта Трелони. И, конечно, никто не посмеет говорить о нем, как о просто умелом краснобае. Трелони осторожно, авансом, смаковал вкус продвижения по карьерной лестнице, глубоко в душе моля себя не терять голову. Они шли по длинным коридорам Канцелярии, из музыкальных рожков доносились звуки оркестра. Это немного отрезвляло и давало ощущение... возвышенности. Как будто работники Канцелярии делали что-то значительное. Несомненно, одернул себя Трелони, это было так.

Изнутри Канцелярия выглядела величественно. Как музей самой себя. По стенам висели портреты великих магов и очень мало колдографий — о консерватизме русских ходили легенды, вдоль стен стояли обитые темной тканью диванчики, на которых можно было отдохнуть. На специальных табличках были выбиты какие-нибудь факты, Трелони не очень хорошо читал по русски, а слушать перевод Павла не имел ни малейшего желания. Он рассматривал стеклянный потолок, напоминавший галереи Парижа, и пытался понять, по какому алгоритму действовало в этом случае заклятие невидимого расширения. Видимо, их было несколько, разной сложности. В коридорах было темно из-за того, что небо над стеклянным потолком стало неприятно-мутного цвета и не пропускало скудные солнечные лучи, а на освещении явно экономили.