Светлана пыталась отвечать корректно и по существу. Но после ироничного поста «Света Горская – армянка?» коротко написала: «Кто поможет, тот поможет. Я думаю, что мне уже нет смысла реагировать на все это».

Кто-то пытался ее утешить:

– На самом деле ситуация с мошенниками, пользующимися такими инфоповодами, достаточно частая. И именно на веру у них расчет. Вы с теми, кто к вам обратился, знакомы или просто верите?

Ну, про интернет-мошенников она знала и без этого поста: сама парочку раз становилась по доброте душевной их жертвой. Поэтому и не особо реагировала на выпады в свой адрес. В словесной толчее ее возмущало другое – околополитические выпады в ответ на банальную человеческую просьбу: помочь людям. Как вам такое:

– Армяне – народ, который всегда плакать будет. Вы видели где-то пост с мольбой о помощи из Азербайджана?

– В Армении сейчас власть проевропейская, пусть там и шуршат.

– В Штатах армян живет больше, чем в России. Отсюда вывод…

– Варитесь сами в своей каше. Просите у ЕС и Штатов.

– В Воронеже жуткие пожары. Люди остаются без всего. Но почему-то нашим русским людям мы не спешим помочь…

Но более всего ее разозлила реакция сытых московских армян. Один со своего столичного дивана написал, что в зоне боевых действий практически нет мирных жителей, они там не живут. Другой, очевидно, повышено горделивый, заявил, что в Армении есть все и для всех, а это чисто русский развод, а если судить по фамилии автора поста, то не очень и русский. Третий… Дополнительной публичности такой бред предавать просто стыдно.

Светлане, точнее, Светлане Юрьевне, двадцатипятилетней учительнице младших классов, обожавшей своих второклассников, периодически на ум приходил один и тот же вопрос: «Ну, как из сообразительных, добрых, симпатичных детишек со временем получаются такие тупые, бездушные, отвратительные взрослые?». Не все и не всегда, конечно. Вот и в группе микрорайона нашлось немало тех, которые, не вдаваясь ни в какие дискуссии, спрашивали, где и когда собирают вещи. С ними Света сегодня и провела полдня, доставляя объемные пакеты в салоны красоты созданной Гаяне бьюти-сети.

Она познакомилась со своей армянской подругой в одном из подмосковных детских домов, куда регулярно ездила в качестве волонтера – учить малышей своему самому любимому занятию – рисовать. Гаяне, как выяснилось, тоже ездила туда практически еженедельно на машине, доверху груженной всяческими детскими радостями. Одна, вторая, третья встреча, и они уже начали договариваться о совместных поездках, а вскоре и вовсе подружились.

Гаяне профессионально восхищалась современной, содержащейся в идеальном порядке, Светланиной внешностью. Та, в свою очередь, зная, как трудно ее подруга шла к успеху, уважала ее за щедрость, за то, как честно и бескорыстно она делилась нелегко заработанным с детишками, оставшимися без родителей.

Видя, что часть доходов Гаяне так или иначе переходит детдомовской ребятне, Светлана часто помогала подруге в рекламе, пиаре сети салонов, в создании фирменного дизайна и в прочих творческих моментах. А уж по этой части Светлана Юрьевна была такой большой мастерицей, что то и дело вызывала огонь на себя со стороны старших коллег по работе. Ее последняя идея – школьная форма не только для учеников, но и для учителей.

Идея появилась, когда Светлана Юрьевна рассматривала в одном модном журнале фото герцогини Кембриджской в платье ALEXANDER MCQUEEN. В интересную клетку, оно очень гармонировало с формой учениц колледжа, к которым Кейт Миддлтон приехала в гости.

Есть идея – будет решение. При поддержке идеального исполнителя – мамы, профессиональной швеи с хорошим вкусом и безукоризненной техникой. В их семье не принято было противиться любым желаниям Светочки. Всегда готова была прийти на помощь мама. Папа же охотно спонсировал дочкины затеи: еще в начале девяностых годов прошлого века он, электрик-золотые руки, сколотил ремонтно-строительную бригаду, которая со временем превратилась в небольшую, но всегда при заказах фирму. Единственная робкая претензия родителей к Светочке: а что это наша принцесса замуж не торопится; а как же внуки? Светик в ответ только заливисто смеялась: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»…

Ну, это если речь идет о личных делах. Что же касается всех остальных, то тут у Светланы Юрьевны все случалось очень быстро: сказано-сделано. Она купила ткани на свой вкус, сняла мерки с подруги-учительницы и даже с коллеги-мужчины, с мальчика – второклассника и десятиклассницы. Далее – оригинальная фотосессия в готовой маминой продукции, и фото с соответствующим предложением пошли в группу ее школы в соцсети. Старшие коллеги подняли скандал, директор недовольно ворчал про «посоветоваться», но на защиту Светланы Юрьевны стал попечительский совет школы. Дети, особенно старшеклассники, были и от идеи, и от моделей в восторге. Словом, переоделись все вместе – и ученики, и учителя. Красиво получилось!

… Читая некоторые посты, последовавшие в ответ на ее призыв о помощи беженцам из Карабаха, Светлане очень хотелось ответить хрестоматийным: «Опять двойка». Но она так не говорила даже своим второклашкам, веря: подрастут – поумнеют. Ее виртуальным собеседникам взросление уже не грозит. Может, постареют – подобреют…

Р.S Эссе написано в ноябре 2020 года, в самом начале армяно-азербайджанского конфликта.

Она родилась на улице, которой уже нет. Одним концом улица упиралась в университет, другим – в тюрьму. Мать Гузели, родом из башкирского села, была полуграмотной. После войны работала на номерном заводе, который делал начинку для атомной бомбы. Спали на полу в цеху до следующей смены, но «за работу давали молоко!». Ее взяли в столичную семью за кротость: будет терпеть мужа-алкоголика. Свекровь была феноменальной красавицей и абыстай. Только четыре женщины в столице читали Коран. С улицы к ней вился хвост народный: читала и над больными, увечными. Колдовка, в общем. Достаток был – ого-го. Сыну дозволялось все, и он, естественно, спился. После тяжелейшего ухода матери стал за гонорары лазать на столб. Электриком был – золотые руки. Когда не дрожали.

Дочка Гузель специальность получила дивную – огранщик, училась в якутском техникуме: очень любила красоту. Ночевала летом часто на лавочке во дворе дома: пьяный отец любил выбрасывать ужин вместе со скатертью в окно. Ну, трудно ему было угодить. Мечтала об избавлении. О том, который спасет.

Со слов врачей ребенка у нее быть не могло, а была угроза внезапной смерти, диагностированная в нежном возрасте в столичном институте. Сердце никакое. При том, что румянец во всю щеку, бешеные голубые глаза, златовласка с царственной поступью.

Искала избавителя истово.

– И сколько же их было? Сколько не прошли кастинг? – поинтересовалась как-то доверенная подружка.

– Не считала, – небрежно бросила Гузель.

Жизнь была ей должна. Очень даже задолжала.

Скоро физическая нагрузка стала для нее непосильной. В передовое НИИ с геологической специализацией ее взяли техником. Считать умела и любила. А еще, кулинарка и рукодельница, она была душой всех компаний. Как-то широко отметили Международный женский день всем коллективом, а потом вдвоем – она и видный и взрослый руководитель. Через пять месяцев отсутствия обычного женского недомогания Гузель, регулярно принимавшая таблетки от сердечной недостаточности и не почувствовавшая никакой перемены, пошла к врачу за продлением рецепта. В соответствии с регламентом ее послали к гинекологу. Тот, равнодушно записав в карточку информацию о пятимесячной беременности, поинтересовался:

– Когда удобно на аборт? Есть время в ближайшую среду.

– Какой аборт? – тупо переспросила Гузель.

– Обычный, с таким диагнозом не рожают.

После паузы Гузель твердо сказала.