Как и положено каждому православному (и не очень) гражданину великой державы, для достижения успеха в государственном масштабе необходимо заручиться покровительством государственных мужей. А для этого в наше непростое время просто категорически требуется быть добропорядочным христианином. Коим и являлся генеральный продюсер Анатолий Яковлевич Крюк.

Добропорядочность этого успешного 45-летнего мужчины заключалась в личном знакомстве с некоторыми руководителями серьезной государственной религиозной структуры и в виртуальной набожности, периодически демонстрирующейся в социальных сетях. Такие знакомства открывали многие двери на пути благочестивого раба Божия. Правда, не всегда за этими дверьми творились дела благие, но, как частенько любил повторять один его знакомый уважаемый служитель Церкви, — «неисповедимы пути Господни!»

И вот, благодаря этой самой «неисповедимости путей», Анатолий Яковлевич, кроме всего прочего, имел возможность посещать одно удивительное заведение. Название заведение носило незатейливое и располагалось в самом священном месте для любого православного патриота, а конкретно, на территории подземной парковки Храма Христа Спасителя. То есть под землёй!

Ресторан «Врата» не был доступен каждому смертному. Ну, а как вы хотели? Всё в соответствии с Божьим замыслом.

И вот однажды молитвы Анатолия Яковлевича были услышаны. Он был приглашён на встречу для личного знакомства с настоящим депутатом! И замечу, не с каким-то там среднестатистическим. А с серьёзным, авторитетным, уважаемым, то есть — принятым в нужный круг.

Надев свой самый дорогой костюм, наш перспективный продюсер, примчался к «Вратам». Возле ресепшена его встречал организатор судьбоносной встречи, тот самый многоуважаемый служитель церкви — отец Павел. Это был пузатый мужчина лет пятидесяти, смотрящий на всё как бы немного свысока. Большой надутый живот и толстая шея на фоне худых конечностей делали его похожим на лягушонка. Подбородок прикрывала небольшая аккуратная бородка с проседью. Шрам над левым глазом навсегда разделил бровь на две части. Он остался у него с детства, после падения с качелей. С тех пор страх высоты укрепился в нём настолько сильно, что он с трудом переносил полёты в самолетах. Грамотный психолог мог бы легко исправить эту ситуацию, но, ей-богу, пастырю обращаться за психологической помощью — это нонсенс! Так он и жил, малодушно отдав часть своей свободы детскому страху. Отец Павел встречал продюсера при полном православном параде. Ну, а как иначе? Ведь над головой возвышался Храм Христа Спасителя!

Анатолий Яковлевич радостно облобызал руку священнослужителя и, максимально сосредоточившись, преданно внимал финальным установкам.

— Значит, так. Вон он сидит, — отец Павел говорил негромко, размеренно и взглядом указал на столик в дальнем углу. — Зовут Фёдор Аристархович. Нужно помочь, скорее даже, взять на поруки, занять делом его сына. Не вздумай там ни от чего отказываться, — строго уведомил священник, — он человек очень серьезный! И вот еще что, — он слегка приподнял свой подбородок, покрытый бородой, и, понизив голос, покровительственно произнёс:

— Как видишь, я про свою паству не забываю, и ты раб Божий Анатолий не забывай чтить руку дающую.

— Упаси Господи, батюшка, — и раб Божий Анатолий вновь припал губами к руке дающей.

Покончив с церемониями, они направились к столику, где царственно восседал Фёдор Аристархович. Одной из его отличительных особенностей была напрочь отсутствующая шея. Округлые плечи резко соединялись с большой головой. Никаких переходных стадий. Его итальянский пиджак, не имея никакой возможности быть застёгнутым на православном животе, небрежно раскинулся по сторонам, с трудом прикрывая запасливые бока.

— Фёдор Аристархович, здравствуй, дорогой. Помогай, Господи! — поприветствовал депутата отец Павел. Тот в свою очередь, обтерев салфеткой свои жирные губы, жестом пригласил подошедших к столу.

— Фёдор Аристархович, знакомься, продюсер Анатолий Яковлевич. Большой профессионал, готов, так сказать, верой и правдой…

— Водку пьёшь? — перебил его депутат, обратившись к смущённому продюсеру.

— Пью! — резко утвердительно ответил Крюк, помня, что нельзя ни от чего отказываться.

— Плохо, — неожиданно сообщил депутат и посмотрел куда-то в сторону. Крюк нервно сморщился и стал вопросительно моргать в сторону отца Павла.

— А виски будешь? — продолжал Фёдор Аристархович, возвратив свой взгляд на вспотевшего продюсера.

— Нет! — выпалил Крюк, видя, что стратегия меняется.

— Зря, — снова резюмировал депутат и долил себе в бокал двадцатилетнего бурбона. Побледневший Анатолий Яковлевич, опустив глаза, истуканом уставился в стол.

— Мальчиков любишь? — этот вопрос окончательно расклеил еще десять минут назад воодушевлённого продюсера.

— Что-то ты какой-то ни рыба, ни мясо. Ты давай-ка лучше сам признавайся, иначе, как с тобой дела вести? Человек, на которого нет компромата, в лучшем случае бесперспективен, в худшем — опасен. Как с таким договариваться? Отец Павел, ты часом не ошибся в выборе кандидата? — раздражённо сморщив лоб, поинтересовался депутат.

— Ты, Фёдор Аристархович, раньше времени не ставь крест на человеке. Тут и место для него новое, и уровень другой. Да и потом, он же музыкальный продюсер — человек творческий, а значит натура ранимая, — рассудительно поддержал своего протеже отец Павел.

— Ты свою натуру тут не роняй, а лучше запоминай. Моему сыну нужна реальная практика. Так что, ты ему там местечко подготовь, а я с тобой свяжусь, когда будет необходимо. Окажешь помощь сыну — любую, — он особенно выделил это слово, — потом будешь иметь мою поддержку.

Крюк с облегчением стал согласно кивать головой.

— Ты не кивай — ответь.

— Да, Фёдор Аристархович, любую помощь.

— Всё, договор. Сказано — сделано, — и в это время у депутата зазвонил телефон. — Да. Чего у тебя? Как это не приняли? Почему не проголосовали? Значит так, слушай меня внимательно. Инициируй отправку законопроекта на доработку. Там время потянем, всё поутихнет, и аккуратно вернём его в другой упаковке. Или какую тему животрепещущую кинем на ТВ-каналы. Что мне, учить тебя нужно? В общем, отвлечём внимание электората и всё сделаем.

Отец Павел ткнул в плечо Анатолия Яковлевича. Депутат кивнул им головой, они встали из-за стола и спешно направились к выходу.

Попрощавшись со своим церковным наставником, Крюк надел пальто и вышел на улицу:

— Вот урод. Ну, ничего! Поработаю с сынком, возьму своё и свалю из этого совка к чёртовой матери!

Когда он дошёл до машины, его телефон издал протяжный звук.

— Да, алло!

— Толя, привет.

«Тебя мне ещё не хватало», — в сердцах крикнул он. Это была, как теперь принято обозначать всех свободолюбивых барышень, дама с низкой социальной ответственностью (хотя вступающие с ними в связь мужчины по своей сути ничем от них не отличаются, но почему-то не имеют такого конкретного определения). Они пару раз встречались. Он ради плотских утех, она с целью изменения своего материального состояния, в идеале — всей судьбы. Но Анатолию хватило и этих двух раз.

— Мне нужно кое-что тебе сказать… — обреченно начала она.

«Только не это», — промелькнуло в его голове.

— Ты беременна? — почти вскрикнул он.

— Хуже. Я замужем, — покаялась она.

— Пошла к чёрту! — рявкнул Крюк и нервно отключил телефон.

Поздним весенним вечером Алексей дважды надавил на кнопку звонка напротив таблички «Студия звукозаписи». Дверь отворилась, и его радостно обнял седой невысокий мужчина в теплом свитере:

— Здравствуйте, Андрей Максимыч! — Алексей тоже его тепло поприветствовал. На лице отворившего дверь мужчины сидели очки, которые визуально сильно увеличивали вполне себе задорные голубые глаза. Таким образом он становился похож на какого-то мультяшного персонажа. Он был довольно-таки пузат, но при этом очень шустр. Широкие брюки, шерстяной свитер на белую сорочку и уже на треть белые волосы. Роста в нём было немногим более полутора метров. И то, подозреваю, это вместе с высокой подошвой его огромных всесезонных ботинок. Одним словом, забавный дед. Хотя дедом его вряд ли можно было назвать. У него был тот самый прекрасный возраст, когда он ещё обращал своё мужское внимание на 25-летних барышень. И судя по живому огоньку в его глазах, мог своё внимание вполне справедливо обосновать.