И казалось, ничего сверхъестественного в её желаниях не было. Всего лишь любимый муж, который достаточно зарабатывает, чтобы можно было растить детей и заниматься каким-нибудь любимым делом. Делом, которое сохранит и преумножит её женское начало, нежное естество. А вместо этого приходится закалять характер на совещаниях, планёрках, в скандалах с руководством и в каждодневной беготне по электричкам и метро.

А ведь раньше она плакала от счастья, когда он пел ей свои песни; восторженно открывала рот, когда он читал ей свои стихи; восхищалась его талантами и невероятной мечтой, которая даже её заразила своей близостью к исполнению. И песня же! У него есть чудесная песня, достойная, чтобы её услышали и оценили! И вот тогда непременно они смогли бы уехать куда-нибудь в Аликанте, в самое сердце Коста-Бланки, и каждый вечер, открыв бутылочку того самого испанского сухого, сидеть на маленьком каменном балконе, любуясь рябеющим закатом уходящего за морской горизонт солнца…

Но чёртов будильник снова вернул Асю в реальность. В реальность бесснежного подмосковного январского утра, в котором нужно встать, помыть голову, накормить кота, собраться и успеть на все нужные электрички и метро.

«Ну, не получается у него. Да и что вообще он делает для изменения ситуации? Только говорит! Да, и ходит на свою работу, чтобы денег хватило только на дорогу до этой самой работы. Сейчас уже даже не говорит… Мы же в очередной раз с ним поругались и не разговариваем. А жизнь идёт сейчас! Сейчас, а не завтра! И времени на эту самую жизнь остаётся всё меньше и меньше. И мне уже не восемнадцать. Мы женаты целых полгода, а у него дела только хуже! Полгода в моём возрасте это уже показатель. Да лучше я буду жить с котом и не ждать ничего и ни от кого. Смешно сказать, когда мы заходим в обычную кафешку, он берёт себе один чай и делает вид, что не голоден. А это неправда! У него просто нет денег! И он знает, что платить придётся мне. Поэтому и пьёт этот свой вечнозелёный чай! Ну, что это за муж такой? Нет, не об этом я мечтала, когда составляла свою карту желаний, не об этом. У меня уже не просто усталость, у меня усталость в перспективе! Я просто ошиблась… да. Просто ошиблась. Всё, решено!» — и Ася, не вставая с кровати, через мобильное приложение «Госуслуги» составила заявление на развод. Она взглянула на спину спящего рядом мужа, вздохнула и поднялась с кровати.

Покормив, недовольного, каждое утро то ли ворчащего, то ли мурчащего пузатого кота Пикселя, Ася побежала на работу. Шерстяной Пиксель громко крякнул на прощание и опять заснул.

Асе было немного за тридцать, и она отлично знала, что прекрасно выглядит. Она старалась никогда не унывать и смеялась всегда громко и от души, чем часто привлекала к себе внимание противоположного пола. Разве что в последнее время смеха поубавилось: может, из-за того, что уже второй брак оказался неудачным, несчастливым, что ли, а может, из-за частых женских мыслей о возрасте. А может, и потому, что эти самые мысли в женской голове до сих пор остаются загадками даже для самих женщин…

Уже в электричке Ася попыталась отправить мужу заявление на развод, но приложение уведомило её, что необходимы ещё кое-какие данные супруга. Тогда она и написала ему сообщение: «Для оформления развода через Госуслуги пришли мне свой номер СНИЛС».

— Что ты наделал, — Андрей медленно проговаривал слова. Он был полностью разбит, раздавлен, обезволен. Смысл всей его жизни разрушился. Он по-прежнему был обездвижен, но теперь — от непоправимого горя.

— Ты, про́клятый Богом мучитель невинных, за что ты с ней так? Мало ли тебе грешников?

— Послушай, глупец, это её выбор. Не я бросил её с обрыва. Однако в моей власти помочь ей.

— В обмен на мою душу… Да и чёрт с тобой. Забирай! Но верни её безвинную, избавь от вечных мук!

— Что ж, это можно устроить, и условия вполне просты. Ты будешь служить мне. Скажем, тысячу лет. Думаю, это справедливый срок за твою просьбу. Поверь, очень многие жаждут такого предложения. Даже приносят в жертву себе подобных, — Сэттэр ухмыльнулся.

— И что мне предстоит делать? Мучать невинных, пытать адским огнём, чтобы потом и самому в нём сгинуть?

— Слушая твои речи, богослов, я начинаю сомневаться в правильности своего выбора. Не разочаровывай меня, если хочешь спасти свою жену.

— Нет, нет… Я на всё согласен. Что я должен сделать?

— Вот это деловой разговор. Потребуется лишь одно — помогать нужным людям в исполнении их желаний.

— Ты шутишь?

Глаза Сэттэра сверкнули и наполнились странным свечением:

— Скажи мне, Андрей, похож ли я на шутника? Или ты думаешь, что разговор наш носит шуточный характер? Сейчас я напомню тебе, с кем ты сидишь за одним столом!

В тот же миг из ниоткуда в полупрозрачном воздухе проявилась она — его маленькая Лена. Но леденящий, жуткий ужас вызывало это зрелище: она безвольно болталась под потолком, со сваленной набок головой, её босые ноги судорожно тряслись, изо рта и из носа вытекала вода, волосы вперемежку с водорослями плавно витали в воздухе, будто она по-прежнему была под водой, глаза полузакрыты, а кожа стала синего цвета.

Андрей не выдержал этой муки и закричал:

— Я всё понял, достаточно! Молю тебя — прекрати!

— Что ж. Ответь мне, богослов, принимаешь ли ты моё предложение?

— Да! Да! Да! — трижды выкрикнул Андрей и крепко зажмурил свои глаза. Сэттэр вновь щёлкнул пальцами, и страшная картинка растворилась в воздухе.

— Теперь ты служишь мне! — громко произнёс Сэттэр.

— И для этого я приоткрою тебе истину, необходимую для такой службы. Ты будешь знать абсолютно всё о том, в чьи глаза посмотришь. Ты будешь видеть каждую мысль и причину каждого поступка любого человека. Видишь, богослов, желания имеют свойства сбываться. Вот только способы для этого придуманы разные. Твоим проводником в мир истины стала любовь. Какая поразительная метаморфоза, — он поднял со стола яблоко и протянул его Андрею:

— Кусай! — Андрей послушно надкусил его, и в тот же миг оно стало чёрным и гнилым.

— Да будет так!

В патологоанатомическом отделении «НИИ СП им. Н. В. Склифосовского» в это январское утро было много работы. Оно и понятно — страна весело и с задором отметила длительные новогодние каникулы. И, естественно, не все отмечающие смогли трезво оценить свои силы по такому простому и общеизвестному критерию как допустимое количество алкоголя в один праздничный день. Поэтому теперь их тела оценивали другие люди и по другим общеизвестным критериям, таким как рост, вес и окончательный возраст.

— Семёныч, принимай еще одного! — громко прокричал большой санитар и подвёз каталку с нашим обездвиженным героем к недовольному патологоанатому. Семёныч молча указал рукой в дальний угол холодного и серого помещения, такого же серого, как и пропитое лицо уставшего от жизни Семёныча. Санитар бодро подтолкнул каталку и широким шагом вышел из морга.

Когда дверь закрылась, Борис Семёныч открыл стоящий на полу ящик и достал бутылку с прозрачной жидкостью. Доверху наполнив ею граненый стакан, он опытнейшим залпом осушил посуду, громко выдохнул и прислонил грязный рукав к лицу. Глаза его немного приоткрылись, и серое лицо приобрело новые, более яркие, оттенки. Расширив таким нехитрым способом свои забитые холестерином сосуды, он ловко просунул руку во внутренний карман Гошиной куртки, где ровным счётом ничего не обнаружил. Он знал, что работать ему здесь осталось недолго, потому как пристрастие к алкоголю в паре с привычкой шарить по карманам своих покойных соотечественников давно были известны руководству медучреждения. Так что его увольнение было делом короткого промежутка времени.

— Да когда ж вы кончитесь, окаянные, — рявкнул он и снял простынь с вновь привезенной каталки. Затем, бегло изучив тело, обнаружил на груди серебряный крестик на серебряной же цепочке.