По телу пробегает противная дрожь, когда я вижу его взгляд… оценивающий, наглый и пробивающий, как рентгеновские лучи. Парень тут же усмехается, видимо, прочтя в моих глазах ужас и нарастающую панику. Я не знаю, что мне делать. Зачем он подошел? Неважно! Вопрос сейчас состоит в том, как  убежать?!

Тимур Ветров

На наше отношение к миру влияет много факторов: семья, друзья, общество. Мы не отдаем себе отчета в этом. В нашей голове откладываются некоторые события, поведение людей - все оставляет свой отпечаток. На уровне подсознания в будущем мы понимаем, как хотим поступить, или как должны поступить, или как нам подсказывает, казалось бы, интуиция.

— Надо же.., — нараспев тяну я, отступив на пол шага, ещё не время переступать зону комфорта,— даже вспомнить не смогу, когда мне в последний раз так везло.

Если бы кто подумал, что это вышло со мной случайно, я бы посмеялся от души.

— Что? — Девчонка будто просыпается, закончив пялиться на уродливое пятно, смотрит на меня долгим взглядом, не контролируя силу, с которой пролезает под кожу, и не контролируя глубину, на которую можно погрузиться. — Вот зачем? Зачем так подкрадываться?

— Подожди, ты сказала подкрадываться? Напомни-ка это.., — делаю вид, что пытаюсь найти ускользающее слово, — это когда ходят на носочках и за спинками стульев прячутся?

Студентка пропустила все мои старания мимо ушей. А мне так хотелось, чтобы она представила себе эту картину -- меня в главной роли и хотя бы немного расслабилась. С человеческим испугом сложно иметь дело. Я здесь перед ней, сейчас, разыгрываю комедию не для этого.

— Ты сам виноват. Я не знала, что ты стоишь за моей спиной, — она бросает разочарованный взгляд на полупустой стакан в своей руке и в досаде сжимает губы.

— Да ладно, что! Разве в нашем скотском мире за добро платят добром?

— О чем ты,—  непонимающе вскинулась девушка, вновь мазнув взглядом по безобразному пятну на моей одежде.

— Не часто встретишь прилежную студентку, которая после звонка на пару никуда не спешит. Убитый вид, поникшие плечи. Я подумал, что-то произошло. Подошел справиться о самочувствии.

В ее глазах, глубокого карего, проскальзывает недоумение, а нижняя губа тонет при закусывании. Я слежу за ней из под полуприкрытых век. Если ты собираешься кого-то приручить, первое, что тебе нужно — это план. Изучить ареал обитания и повадки, правильно расставить капканы, отловить и приручить. Как охота на дикую зверушку.

— Ты.., — она запинается, и я явственно чувствую, как сухо становится у нее во рту. —…Просто исчезни. Оставь меня в покое.

Зверушка делает попытку сбежать и я "стреляю без глушителя".

— Как грубо, Малышка Со. Чем я такое заслужил? — с лёгким укором бросаю я.

— Что ещё за Малышка Со?

— Тебе нравится? — Я позволяю мягкой улыбке расползтись по своему лицу, когда девушка сердито оборачивается: — Я долго выбирал между первым и вторым слогом твоего имени.

Девчонка хмурит брови, хочет огрызнуться, но вдруг, о чем-то вспомнив, качает головой:

— Да мне все равно!

— Так быстро сдаешься? — Почти любовно оглядываю ее мягкие черты лица, чувствуя внутри привычно разливающуюся теплоту. Я бы не назвал ее писаной красавицей, красота вообще понятие растяжимое не подвластное конкретике, но что-то цепляющее взгляд в ней однозначно есть. Глубокая чувственность на границе с явственной выдержкой. Непреклонность и желание быть понятой. Разное, противоположное смешалось и явилось открытым результатом непростительного очарования.

— Просто не хочу с тобой общаться, — искренне произносит та едва слышно, игнорируя мою заинтересованность, и с вызовом задрав подбородок что- то ищет в моем лице.

Я усердно борюсь с тем, чтобы сохранять выражение фейса нейтральным, не закусываю щёку изнутри, не щурю глаза, не лыблюсь, заставляя ее заткнуться. Я не хочу иметь дело с податливым мягким материалом. По крайней мере не сейчас.

— Знаешь, сломленные люди ничего не добиваются в жизни, — констатирую я, красноречиво впившись взглядом в нежную кожу на ее шее. Я точно угадываю, что если сейчас протянуть ладонь и сжать ее затылок, девчонка потеряет дар речи и возможно начнет задыхаться, как рыба выброшенная на берег. А может все случится иначе? Может она распахнет свои мягкие губы, вскрикнет, и длинные ресницы начнут трепетать, а глаза молить о пощаде. Я обязательно узнаю это. Не сейчас, но позже.

— Кто сказал, что я сломлена? — коротко бросает София, интуитивно приподняв руку и коснувшись шеи пальцами, в нелепой попытке защититься. Непонимание или удивление — что-то такое проскальзывает в ее чертах, которые на секунду кажутся по-детски наивными.

— Малышка Со, — вкрадчиво начинаю я, делая шаг на встречу. Когда я так близко, хрипотца моего голоса разливается по ее коже вибрацией. — Чтобы не сломаться нужно занять чью-то сторону. Так что будь умницей, решай быстрее.

Она тяжело выдыхает и слепо обводит взглядом помещение столовой, мой же взгляд сужается до крохотной точки на ее переносице.

— Ты издеваешься? — Возвращает свой взгляд мне, отступив на шаг. Дверной проем за ее спиной ласкает затылок возможной свободой, но я то знаю, что бежать некуда. Теперь, когда я решился на охоту, свобода для нее может быть только иллюзией.

— И часто ты бываешь такой проницательной?

Я не верю в ее отважность. Смотрю долго, засасывая в черную воронку своего эго.

— Я не долбанный персональный тамагочи, чтобы тебя развлекать, — неожиданно огрызается девушка стоящая передо мной. Вывернувшись, огибает мое плечо, громко припечатывает полупустой стакан о плоскость стола и добавляет уже на ходу, — и не смей меня называть этими кличками!

Я смотрю ей в след, довольно скалюсь и говорю сам себе:

– Я попытаюсь, но ничего не обещаю.

Первая попытка вышла сумбурной, диалог скомканным, но многое прояснилось. Удовлетворённо полизываю нижнюю губу, даже прикусываю, чтобы вернуться из плена вязкого азарта и глушу в себе мучительно- сладостный озноб.

***

Под рёбрами бешено, как барабанная дробь, грохочет сердце.

Лестница, коридоры, стены мелькают перед моими глазами, когда я несусь обратно в актовый зал. Раздраженная и злая я, конечно же, проклинаю тот день, когда встретила Тимура Ветрова.. Конечно же.

Нахожу Алексееву у лестницы со стоящим на ней электриком и почти сразу начинаю ненавидеть улыбку на ее лице. Ее день удался, мой насквозь испорчен, пропитан чем то горьким, обидным и еще глубоким разочарованием.

– Чего ты так долго?  Я уже успела все анекдоты про лампочки и потолки выслушать.

Я огибаю подругу по большой дуге, целеустремленно топаю за коробки, наклоняюсь, хватаю свою сумочку и устремляюсь обратной дорогой.

– Эй, подожди! А я?

Оборачиваюсь на недоумевающую Ольгу и говорю почти без эмоций, но сорванным голосом.

– Я ухожу, ты со мной?

– А..

– Господи, да он сам способен сдать ключ! Что ему здесь воровать, рояль? – в злобе выдаю я и спрашиваю еще раз, – ты со мной?

– Да, – твердо заключает Алексеева и несется за своей сумочкой. – И в самом деле! Пол дня убили на глупости!

Он опасен для меня. Тимур Ветров опасен. Я чувствую это нутром, ощущаю по взгляду до сих пор проникающему в меня, такому же знакомому, как взгляд фанатика, который мнимо восторгается недальновидностью своей жертвы.

С тех пор как я ощущала подобное, прошло много лет, но теперь все вернулось — стоит лишь закрыть глаза, и я снова оказываюсь там, на краю собственной пропасти, — стою, глядя в пол и не находя никакой опоры для себя: абсолютно чужой человек, очередной хахаль матери, на которого она, конечно, и подумать не могла, в долгие часы ее отсутствия играл со мной в эти свои грязные игры. В итоге мать все равно лишили родительских прав. За несоблюдение этических норм морали к собственному несовершеннолетнему и за оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии, лишенного возможности принять меры к самосохранению. Так я и оказалась приемышем в чудесной, доброй семье Алекса.