На всякий случай Зорак приказывает измочаленному гэрниту отправиться следом. Пусть подержит хранителей в поле подавления — не помешает.

Эяла с ужасом видит, как один из галамиров падает на пол, и под ним растекается лужа крови. Повержен одержимым — глаза противника говорили сами за себя: такие бывают только у гэрнитов или у тех, чьи тела гэрниты захватывают.

Это было неизбежно. Эфир, растворённый в пространстве и доступный на второй ступени, почти иссяк — к тому же ночью светлая ваирагия восстанавливается куда медленнее. Собственные силы тоже расходуются быстро. Да и усталость берёт своё. Вслед за послушниками стали погибать наставники, а теперь очередь дошла и до галамиров. Светлые полукровки держались дольше всех благодаря ваирагии.

Эяла тяжело дышит, солёный пот застилает глаза, мешая сосредоточиться. Под ногами скользко от крови — врагов и союзников. Если б только она была на третьей ступени, ей были бы доступны более глубокие слои растворённого в пространстве эфира. Она бы продержалась дольше.

Вот и второй светлый собрат повержен — его обезглавленное тело оседает на каменный пол тренировочной площадки, заливая кровью своего убийцу. Гэрнит самодовольно скалится и рывком бросается к Эяле. Полукровка не успевает всего на какой-то миг — она уворачивается от смертельного удара, но противник оказывается слишком быстр. Острая боль пронзает правую руку, и Эяла видит, как отрубленная конечность, разбрызгивая кровь, вращаясь в воздухе, шлёпается на труп одного из врагов.

Она кричит от боли, поскальзывается на крови и падает на бок. Хруст от вывиха в плече от неудачного падения вызывает новый крик. Эяла направляет последние капли силы, чтобы остановить кровотечение и заглушить боль в перерубленной у локтя культе.

Гэрнит встаёт над ней, заносит меч — острие клинка направлено вниз. Сейчас её добьют, пронзят одним ударом…

Грохот чудовищного взрыва вдали от места сражения заставляет одержимого отвлечься, посмотреть в сторону. Гэрнит рычит от злости и, забыв о недобитом противнике, бросается в сторону, откуда донесся рокот взрыва.

В черноте ночного неба вспыхивает сияющий круг, озаривший поле боя. Наконец-то, портал из мира света. С небес стремительно спускаются охваченные светом фигуры сэнайнов. Эяла вымученно улыбается, видя подоспевшее подкрепление, и теряет сознание.

Талгас размахивает двуручным молотом, отбивается от атак четверых порченых, наседающих со всех сторон. Противники пытаются измотать райкана, то и дело используя ваирагию, искажающую пространство и время, заставляя воина-гиганта переходить в тень и отступать, что, впрочем, и так входило в планы Талгаса — отвести противника как можно дальше от поля боя, храмовых построек и союзников. Гэрниты — даже в количестве одного со своей мерзкой способностью подавлять ваирагию и магию — слишком опасны для хранителей. Да, порченые и сами тогда становятся уязвимы, но у них поддержка в большем числе нападающих, которые могут перебить воинов ордена, а без магии хранители представляют меньшую опасность, чем с ней.

Гэрниты не пытались подавить ваирагию райкана, чувствуя, что противник силён и находится на ступень выше них. Они бы сами попали под воздействие поля, лишившись своего главного оружия, а тёмный, мало того, что превосходил одержимых физически, так ещё мог бы после подавления пользоваться ваирагией тьмы первой ступени. Оставалась лишь тактика изматывания — так или иначе, райкану приходилось действовать на пределе сил, сражаясь с четвёркой противников, которые ни на мгновение не давали отдышаться.

Талгас оттянул врага достаточно далеко — к самому краю кратера, опоясывающего храм ордена гигантским кольцом.

Гэрниты, заметив, что противнику более некуда отступать, бросаются в атаку с ещё большим усердием, намереваясь разорвать дерзкого тёмного на куски.

— Таен-Рай! — выдыхает Талгас, направив ладонь на порченых.

Время замедляется. Тьма открывает полные ненависти глаза, распахивает клыкастую чёрную пасть, которая в тот же миг смыкается на одержимых. Мощнейший взрыв, в мгновение ока опустошивший силу пространства в радиусе трёхсот шагов, сотряс округу и разошёлся во все стороны шаром ударной волны, пожирающей всё на своём пути. Хватило всего двух ударов сердца, чтобы ваирагия четвёртой ступени изменила ландшафт — в земле и в стене кратера образовалась чёрная сферическая выемка. Часть стены, оказавшаяся над выемкой, в следующий миг с пронзительным скрежетом обрушивается, разламываясь на куски и поднимая тучи пыли.

Талгас валяется на дне чёрной чаши в земле — без единой царапинки, но полностью опустошённый — плата за использование сильнейшей способности четвёртой ступени. Иного выхода не было — против четырёх гэрнитов он не протянул бы слишком долго; рано или поздно враг бы его измотал, потому пришлось идти на крайние меры. Правда, теперь он до самого рассвета не боец. Таен-Рай не только поглощает внутренние резервы ваирага, но и замедляет восстановление энергии в теле. Каждый райкан считает это незначительной платой за столь разрушительную мощь, способную в тот или иной миг изменить ход битвы; а если ваирагов четвёртой ступени среди тёмных будет больше — так тем более.

Талгас не может даже пошевелиться. Мало того, что силы истощены, так ещё и тяжесть полной брони, в которой сейчас и дышать даётся с трудом, сковывает не хуже толстых цепей из рашеса. Остаётся лишь лежать, набираться сил да надеяться, что сюда никто из противников не нагрянет. Главное — своё дело он сделал и помог союзникам, уничтожив гэрнитов…

Высоко в небесах вспыхивает круг портала, озаряя всю округу, распугивая темноту ночи. Одна за другой с небес, словно дождь из белых искр, спускаются сэнайны. Талгас щурится и улыбается.

— Пришли всё-таки. Слава Великой Матери, — шепчет райкан. — Теперь точно всё будет хорошо…

Тут на Талгаса падает тень, закрыв свет небесных врат.

— Хатрэ! — злобно шипит воин, видя сквозь щели забрала шлема очередного порченого; теперь ему точно конец!

Гэрнит поднимает для удара меч. Талгасу остаётся лишь беспомощно взирать на неотвратимую смерть на кончике острого клинка.

— Прощай, Ашта… — шепчет Талгас, закрывая глаза.

Скрежет пробитой брони, плоть, пронзённая с противным чавком; капли крови падают на рогатый шлем райкана бурыми кляксами. Хрипы, звон упавшего оружия.

— Не важно выглядишь, тёмный, — с замиранием сердца слышит Талгас бархатный голос любимой и, медленно, не веря самому себе, открывает веки.

Облачённая в зеркальные доспехи Аштариен стоит над ним, ослепительно сияя, как и подобает любому сэнайну, и улыбается. Одержимый конвульсивно дёргает конечностями, пронзённый двуручным мечом света, точно жук, нанизанный на булавку. Кровь стекает по клинку, парящему над рукой своей хозяйки, падает на броню райкана вязкими каплями.

— Ашта… — шепчет Талгас.

— Ты звал меня, я пришла, — взмахом руки сэнайн отбрасывает в сторону насаженного на меч противника, стоило тому прекратить дёргаться; мёртвое тело падает у края чёрной воронки и немного сползает вниз.

Светлая опускается на колени рядом с райканом, её меч остаётся парить над хозяйкой, направленный лезвием в небо. Сэнайн поднимает забрало и осторожно стягивает с головы райкана шлем.

— Ашта… — выдыхает Талгас, смотря в её белые с сияющими точками зрачков глаза немигающим взглядом, словно боясь, что любимая может исчезнуть, стоит ему лишь моргнуть. — Нам надо поговорить.

— Не сейчас, любимый, — улыбается светлая, коснувшись пальцем его губ. — Ты полежи тут, пока я буду разбираться со слугами Врага.

— Хорошо, — с трудом кивает тёмный.

— Вот и хорошо, — она поднимается, меч вновь привязывается к правому предплечью хозяйки, паря над её рукой. — Никуда не уходи, скоро вернусь.

— Куда я денусь? — через силу усмехается Талгас.

Сияние Аштариен гаснет на миг и вспыхивает с прежней силой, её длинные серебристые волосы, ранее обрамлявшие чуть вытянутый овал лица, стали двигаться и извиваться, подобно змеям. Чуть присев, сэнайн прыгает и взмывает в небо, оставляя за собой световой след.