Когтистая рука хватом за кудрявые каштановые волосы держит голову Валентина, оторванную от тела.

Переставая кричать, я бросаюсь к стене, и меня выворачивает. Несколько раз, до судорог и спазмов в желудке.

— Слава, — Евгений касается моей спины, слегка похлопывая. — Нужно уходить.

Моё тело горит. Ладонь Евгения, как мне ощущается даже сквозь слои одежды, отдаёт ледяным холодом. Пока я прихожу в себя, Евгений отходит к противоположной стене и открывает портал. Появившаяся дверь напоминает одну из межкоридорных дверей в городской поликлинике.

Евгений уходит, ещё раз позвав меня по имени. Монстры снаружи комнаты скребутся и бьют по, вероятно, бронированному окну. Сил, которые они прикладывают, хватает, чтобы пошла первая цепочка трещин.

У меня болит не только желудок, но и грудь, словно вместо окна — моя душа, и именно её сейчас разрывают на части. На дрожащих ногах я иду к порталу, по пути касаясь щеки Кирилла одними кончиками пальцев и в последний раз произнося его имя вслух.

Несмотря на обещание, я не стану молиться. Будь тот, в кого безотчётно верил юный фейри, действительно реальным, он бы не допустил всего этого.

Проходя через портал, мы оказываемся на первом этаже штаба, но едва ли в лучшем для спасения месте. Гул стоит оглушительный. У меня кружится голова, когда одни воспоминания накладываются на другие, и перед глазами появляется большое помещение, где секунду назад пировали, а теперь с трудом сражаются за жизнь те, кто оказался в плену у врагов в тёмно-фиолетовых одеждах.

— Женя!

Со стороны выхода во внутренний дворик к нам бежит Татьяна. Она в крови, но та едва ли принадлежит ей. Врезаясь в мужа всем телом, Татьяна заключает его в крепкие объятья.

— Где ты был? — кричит она, отстраняясь. Бьёт Евгений кулаком в плечо. Это просто жест беспокойства, а не попытка причинить боль, и всё же менее сильный относительно своей супруги мужчина пошатывается, не падая только потому, что всё ещё находится в объятьях Татьяны. — Придурок! Я думала, ты помер! Ещё раз вздумаешь пропасть, и я…

— Дмитрий не стал отменять казнь, — сообщает Евгений, и впервые за всё, что произошло в течение предыдущих минут, я слышу дрожь в его голосе. — Мы с Валентином спустились вниз, но они пробрались… Не знаю, как… Тань, они выпустили преступников.

— Вот чёрт, — Татьяна вздыхает. Затем хлопает Евгения по одежде. — Ты хоть цел?

— Я — да. Валентину повезло меньше.

Меня пробирает озноб, как холодную воду плеснули за шиворот.

— О, нет, — Татьяна, продолжая держать Евгения на вытянутых руках, смотрит на меня. — Мне очень жаль.

Я не знаю, что сказать в ответ. Я едва смогла остановить тошноту и слёзы, и если сейчас снова сдамся перед эмоциями, второй раз у меня это не получится. Поэтому остаётся лишь кивнуть.

— Нужно сказать Ане и парням, — продолжает Татьяна.

Так вот за что она на самом деле сожалеет! Разумеется. Я — та самая лучшая кандидатура в гонцы, которого не станут лишать головы, принеси он плохую весть.

— Ты Власа не видела? — спрашиваю я, чем заставляю и Татьяну, и Евгения растеряться.

— Эм, — Татьяна зачем-то оглядывается по сторонам, хотя я нахожусь в том же помещении, что и она, и вижу ровно то же. — Нет. Слав, ты слышала, что я…

— Мне нужно бежать, — перебиваю я.

И действительно пускаюсь со всех ног к двери, ведущей на улицу. Разумеется, Власа у штаба чудесным образом не оказывается. Зато теперь я понимаю, что основная битва происходит именно здесь, где гул обретает отчётливо различимые звуки перекрикивающихся голосов, спусков курков, лязга лезвий о лезвия, воя, скребков и глухих ударов.

Стражи борются за то, чтобы не пустить всех оборотней в штаб, ведь в таком случае всё будет кончено.

Я хочу не привлекать к себе внимания, но это оказывается невозможным; я вышла из двери, вход в которую охраняет кольцо из защитников и, вероятно, какая-то магия, так как, делая несколько первых шагов от двери, кожей чувствую нечто странное: словно я прошла через мыльный пузырь.

Стражи в оборонной позиции быстро оборачиваются на меня. Я трясу головой, потому что не могу поверить собственным глазам — каждый из стражей, которого я вижу, имеет идентичного близнеца по свою правую руку.

Это может быть только одно.

— Пустышки, — заключаю я вслух.

История ненавидит меня. Для истории я — мошка на лобовом стекле. Она ставит кассету, которую я уже видела, и проигрывает в замедленном темпе самые страшные моменты.

Смерть того, кто был добр ко мне и пытался помочь. Там — Лукас. Здесь — Валентин.

Смерть того, кто был мне другом. Там — Лия. Здесь — Кирилл.

Влас снова вынужден причинять себе боль, создавая магию, и хотя сейчас не для того, чтобы навредить, это не облегчает его страдания.

— Влас? — кричу я. — Кто-нибудь видел Власа?

Ряды стражей редеют. Пустышки растворяются в воздухе, сбивая с толку своих соперников. Я понимаю, что пора действовать. Выхватываю меч из крепления и срубаю ближайшему оборотню голову. Он, быть может, попал сюда случайно. Возможно, всего лишь пришёл поддержать друзей, которые имеют против стражей гораздо больше, чем он сам, но мне плевать. Одновременно с этим в мою сторону выпадает женщина с чем-то, напоминающим помповое ружьё.

Несмотря на гнев в глазах, она совершенно не умеет обращаться с оружием.

Её ружьё падает на землю вместе с тем, как мой меч пронзает её живот насквозь.

Круговорот битвы подхватывает меня и носит по толпе. Иногда я делаю удар, и враги отвечают мне тем же. Так вскоре я получаю своё первое серьёзное ранение, когда упускаю из виду оборотня и какую-то палку с шипами в его руках. Мой бок пронзает невероятная боль, вспыхивающая миллионами петард, застрявших под рёбрами. Я кричу. Приходится бросить меч, ведь управляться с ним левой рукой я не умею, а правая теперь нужна мне, чтобы придерживать бок в надежде, что все органы не будут проситься наружу.

Кто-то из незнакомых мне защитников прикрывает меня, видя моё ранение. Это женщина. У неё коротко подстриженные волосы, раскосые глаза и знакомое круглое лицо. Мне кажется, она — мать одного из ребят в моей параллели.

Пока ещё не помутневшим взглядом я выхватываю в толпе знакомую фигуру и иду в её сторону, по пути отстреливаясь из пистолета, который я подобрала с земли, и, что совершенно не делает мне чести, прячась за спинами других стражей.

Наконец передо мной стоит Влас. Его предплечья кровоточат, но выглядит он лучше, чем я думала.

— Боже, — выдыхает он, когда я буквально валюсь с ног прямо ему в руки.

Он подхватывает меня, словно я ничего не вешу. Я хочу возразить и слабо дёргаю ногами, что, как чувствую по пропитавшей одежду крови, лишь усугубляет моё положение.

— Тебе нужна медицинская помощь, — говорит он.

— Нет, — отвечаю я. — Мне нужно, чтобы ты открыл портал.

— Чего? — Влас недоумевающе таращится на меня.

У него на носу веснушки. Их мало, но они есть. Или это капли крови?

— Односторонний портал, — говорю я. Трясу головой. — Я знаю, что ты на такое способен.

— Откуда?

«Оттуда, что ты уже делал это, когда был злодеем в подчинении своего маньячного дядюшки» — нормальный ответ? Или стоит ещё немного подумать?

— Даже если я на такое и способен, — продолжает Влас. Он уносит меня прочь от сражения, и я не понимаю, почему оборотни не пытаются напасть на нас, пока мы оба безоружны. — Зачем тебе это понадобилось и куда ты собралась отправиться?

Тон, которым мамаши ругают своих нерадивых детей. Такой он меня видит?

— Я хочу посмотреть ей в глаза, — говорю я.

Силы возвращаются — клятва в работе. Но вместе с этим я чувствую, как мои веки тяжелеют. Борьба со сном — это то, что я делаю чуть ли не каждую ночь на протяжении долгого времени, и впервые он побеждает.

— Кому?

— Королеве Зимнего двора. Она убила моего друга.

Язык перестаёт мне подчиняться уже на последнем слове. Нет, дело явно не в клятве и эффекте, который она даёт при излечении.