— Ясно, — дед окончательно расслабился. — Ну смотри, аккуратней там.

— Как обычно.

— Нет, Андрей, я сказал аккуратно, потому что как обычно в твоём понимании далеко не такое же, как у других людей.

Ещё несколько взаимных перебросов — и дед вешает трубку под звуки маминого голоса, просящего сделать телевизор погромче. Вот, блин, семейка! Рад, конечно, что в Дуброве один жив, а второй на меня не параллельно, но иногда такая излишняя забота пугает и парализует.

Я привык сам о себе заботится, а тут столько народу, разве что только очередь по талонам ещё не организовали.

Уже у самой двери, ведущей на задний дворик, меня окликают:

— Эй, Бен! Бен, погоди!

Даже если бы не этот чёртов стук трости по деревянному паркету, я бы всё равно узнал её. Беном меня зовут только двое. Если раньше прозвище было моим вторым именем, которое я выбрал себе сам, то теперь оно служит чем-то сакральным только между нами тремя.

Связь, о которой говорил Эдзе, исчезла, но появилось это. И оно продолжает держать нас поблизости друг к другу.

— Лия сказала, ты докинул её до штаба, — говорит Слава, нагоняя меня. — Спасибо.

Трость вязнет в толстом слое снега. Славу легко пошатывает, но она стоически держится.

— А у неё у самой язык отвалится поблагодарить? — интересуюсь я.

Не смотрю на Славу прямо, лишь взгляд скашиваю. Она хмурит брови. Не обиделась, а иначе не побрезговала бы шарахнуть меня тростью по спине. Скорее, просто раздражена.

— Тебе не обязательно всегда быть максимальным засранцем, — говорит она, но внезапно совершенно спокойно.

— Может быть. Но мне идёт, согласись?

Слава фыркает. Пока я иду в сторону гаража, семенит за мной, почти не отставая. А уже у самых дверей уходит на пару шагов в сторону.

Делаю вид, что долго вожусь с замком, а сам поглядываю на Славу. Опираясь одной рукой в створку двери гаража, второй с помощью трости вырисовывает в снегу какие-то узоры. Ваня, всё-таки, может и зануда, но чёртов гений: то, что может эта с виду обыкновенная металлическая палка, лично я, как специалист по оружию со стажем, приравниваю к чуду. Складная трость скрывает в себе пятиконечный меч, который в умелых руках ещё и делится на две части и превращается в нунчаки.

Просто срыв башки!

Правда, Славу всё равно пока никуда не пускают. Мы выходим патрулировать улицы каждую ночь — время, когда гнори и перитоны максимально активны. Чередуемся, проверяем вверенные нам районы группами по двое-трое, вооружённые до зубов тем оружием, которые создали хранители. А Славе приходится оставаться в штабе. Дмитрий чуть ли не грудью выход закрывает, чтобы она и шагу за порог не ступила. На это Слава бы и рада, может, встать в стойку и возмутиться, но организм как чувствует — сразу возвращается боль в ноге и заставляет её умерить пыл.

Прошла неделя, но по сравнению с тем, через что Славе пришлось пройти, это — не срок. Для отдыха — возможно. Но не для реабилитации.

— Как тебе, — я киваю на трость, — эта вещица? Дельная, да?

— Очень. Смотри, чему меня Татьяна научила.

Слава становится ровно. Перехватывает трость двумя руками. Оттягивает её в разные стороны. Трость делится на две части, соединяет которые гибкая металлическая цепь. Слава начинает ловко крутить её, постепенно набирая скорость. Я внимательно слежу за каждым движением. Не пытаюсь запомнить, чтобы потом попытаться повторить; меня просто завораживает само зрелище.

В какой-то момент нунчаки соскальзывают с пальцев Славы и поднимаются в воздух благодаря лёгкому броску. А когда возвращаются, Слава ухватывается за чёрную рукоять именно в том положении, чтобы нунчаки снова соединились и стали целой тростью. Однако и это не конец. Слава крутит ручку. Убирается внешняя защита, обнажаются лезвия меча. Сама хозяйка оружия встаёт в незнакомую мне боевую стойку: балансирует на одной ноге; той, которая полностью здорова, руку с мечом поднимает над головой, другую выводит в защитную позицию перед лицом.

Всё это — буквально за считанные секунды. И выглядит невероятно круто даже несмотря на то, что половина её лица скрыта за намотанным вокруг горла шарфом.

Эдакий ниндзя в пуховике. Смешно, конечно. Но, блин… мило.

— Ты за одну этому неделю научилась? — искренне удивляюсь я.

— Это единственное, чему я научилась, — объясняет Слава. — Татьяна просто показала мне этот приём со сменой оружия, и я сказала, что не отстану от неё, пока не выучу его.

— Похвально, коротышка. Похвально. Небось ждёшь, не дождёшься, когда можно будет применить это на практике?

Даже за шарфом вижу, как Слава грустнеет. Отводит взгляд в сторону, задумывается. Затем ковыляет ко мне, а я тем временем возвращаюсь к открыванию замка.

— Может, ты поговоришь с Дмитрием? — спрашивает она. — Филоновы отказываются, потому что оба считают, что я ещё недостаточно окрепла.

— Думаешь, меня он послушается?

— Не знаю. Но за спрос-то денег не берут!

— Не берут, — соглашаюсь я, кивая. — Но по ушам съездить могут запросто.

— Ладно, — протягивает Слава. — Забей.

Снимаю замок с петель и временно прячу его в карман куртки. Открываю одну створку двери. Жду, пока Слава отойдёт в сторону, чтобы распахнуть вторую. Захожу в гараж, наскоро убираю инструменты и рабочую одежду, которые оставил прямо на путях для заезда. Проверяю, работает ли свет, ведь если нет, это значит, что мои жалобы по поводу слабых лампочек всё время летят в пустоту и пора переходить на новый уровень.

Но нет. Щелчок — и помещение заполняется мягким белым светом.

— Снег пошёл, — слышу за спиной голос Славы.

Оборачиваюсь. Она стоит в шаге от гаража с запрокинутым наверх лицом. На улице темно, девятый, никак, час, но я вижу её хорошо, благодаря освещению в гараже.

Снег будто и не падает вовсе. Парит так медленно, словно застрял в воздухе как в желе. Слава убирает шарф с губ. Открывает рот и высовывает язык в попытке поймать снежинку. Я бы назвал эту картину самой безмятежной из всех, что видел, если бы не реальность, рвущая её по швам: прихрамывание, трость, следы боёв, которые не остались шрамами, но навсегда изменили её лицо, превращая то детско-удивлённое и испуганное выражение, которое я увидел впервые, когда вместе с Марком проник в её комнату поздно ночью, чтобы рассказать всю правду, что от неё скрывали, в холодную и хмурую маску пережившего войну человека.

Таких сразу видишь. Они ничем себя не выдают, ты просто знаешь — тот, кто сейчас улыбается, стоя прямо перед тобой, когда-то встречался со смертью лицом к лицу.

Так выглядит каждый второй в штабе. Такого же я вижу в отражении в зеркале каждое утро.

Такая теперь и она. Девчонка, которая, я думал, станет лишь очередной единицей в нашем строю. Девчонка, имя которой, я считал, спустя пару дней даже и не вспомню.

Девчонка, которая, я не предполагал, станет одним из моих самых близких друзей.

Я иду к Славе. Встаю рядом, тоже запрокидываю голову. Миллиарды белых мух кружат над фоне черничного неба. Красота в простых вещах, как эти, всегда восхищала меня больше всего.

— Я попрошу у Дмитрия, если тебе это правда нужно, и ты считаешь себя готовой, — говорю я. — Но за последствия, если что, отвечать не буду.

Холодно. Сую руки в карманы штанов. Вжимаю голову в плечи.

— Буду должна, — отвечает Слава. — Проси, что хочешь, в рамках уголовного кодекса.

— Помоги Марку найти мне нормальную девушку, — вырывается у меня.

Совсем дурак, наверное. Крайний раз, должно быть, слишком уж сильно по голове получил.

— Знаешь, — протягивает Слава. — У меня не очень хороший вкус на девчонок.

То, как она это произносит… Нет, глупо цепляться к интонации и искать в обычных фразах тройной подтекст, но что-то всё-таки заставляет моё сердце на целое мгновение замереть. Затем, совладав с собой, я говорю:

— И всё же ты уж постарайся. Услуга за услугу. К тому же, это твоя прямая обязанность как моей подруги.

— Тут ты прав, — соглашается Слава. — Но сразу говорю, что подруги у меня — одна другой лучше: что ни ведьма, то оборотень. Я не осуждаю, но советую выбирать осторожней!