— Я этого не говорил — сказал Мика.

— Но ты можешь спасти день, и все будут в безопасности — сказал Натаниэль.

— Есть надежда.

— Черт возьми, — сказал Натаниэль, — иди, спасай их.

Мика двинулся поцеловать его, и Натаниэль фактически отвернулся от него. Лицо Мики осунулось, и у меня в животе сжался ком. Я не хотела этой ссоры, не сейчас, не в начале нашей совместной поездке. Гнев Натаниэля струился по моей коже, проникая в голову, снося наши метафизические щиты. Он был в ярости. Не уверена, чувствовала ли я когда-либо от него такой злобы.

Он глубоко вздохнул, медленно выдохнул и обнял Мику. — Я люблю тебя, черт побери.

— Я тоже тебя люблю — сказал Мика, он был обеспокоен, когда обнял Натаниэля.

Натаниэль поцеловал его и затем повернулся ко мне. — Я люблю вас обоих.

— Мы очень любим тебя — сказала я, и впервые не была уверена, стоит его обнять или поцеловать.

Он покачал головой и схватил меня, обнимая. Я позволила себе расслабиться в ощущениях его тела, от силы его рук, в твердости его груди. Я уткнулась лицом в его шею, вдыхая его ванильный запах. Прядь его волос щекотала мне щеку, и я снова ощутила острое чувство утраты не только за его длинные волосы, но и за несправедливость… отсутствие гарантий, гарантий безопасности, которые я никогда не смогу получить. Можно поклясться в чем угодно, но клятва не гарантирует, что только смерть разделит нас; гнев, страх, непонимание, гораздо меньшие вещи, чем смерть, могут разлучить. Я прислонилась к его телу, его силе, к нему, даже несмотря на то, что я все еще чувствовала тяжесть его гнева за щитами, которые он крепко и плотно поставил на место, чтобы мы могли соприкоснуться, и я не знала, насколько он еще был зол на меня.

Мы поцеловались, и я сказала: — Мне жаль.

— Но не жаль, что ты не останешься — сказал он.

Я не знала, что на это сказать, поэтому просто посмотрела на него, когда он отстранился от поцелуя.

— Мне жаль, что ты злишься.

Он кивнул. — Я знаю. А теперь иди и помоги Мике.

Я хотела сказать больше, извиниться или помириться перед тем, как мы уйдем, но не знала что сказать, что бы все исправить. Иногда, когда слова не могут помочь, просто молча займись своими делами, так я и сделала.

— Передай мои сумки со снаряжением — сказала я.

— Я просто возьму Брэма с собой.

— Нет, ты возьмешь Аниту с собой. У нее есть значок, а у тебя нет. Если ты будешь там с ним, когда он перекинется, то, как минимум, тебя задержат для допроса, — сказал Натаниэль.

— Он прав, — сказал Никки. — Это маленький город. У них не так много преступлений, связанных с ликантропами.

Бернардо передал сумку Никки. — Куда ты собралась со всем своим снаряжением?

— Нет времени объяснять, нам надо идти — сказала я.

Бернардо выбрался из лодки обратно на пристань. — Хорошо, пойдем.

— Нет, Бернардо — сказал Мика.

— Я слышал, как Натаниэль сказал, что Анита идет, потому что у нее есть значок; а два значка лучше, чем один. — Он поднял подол своей большой майки, чтобы показать значок, зацепленный за пояс.

— Нет времени спорить. Пойдемте, — сказал Мика, возвращаясь на берег. Брэм был позади него. Бернардо пошел с ними. Я повернулась к Натаниэлю. Он поцеловал меня и затем повернул меня. — Иди с ним. Я буду в порядке с Р и Р.

Мика закричал: — Анита, ты идешь?

— Иду! — Мы с Никки взяли сумки со снаряжением и направились к внедорожнику. Остальные уже садились в машину. Мы услышали запуск двигателя. Никки побежал к ним; если моя большая сумка и беспокоила его, то он этого не показывал. Через несколько шагов я начала проклинать сумку, которую несла, но именно сумочка на моем втором плече действительно заставила меня проклинать все на свете. Если бы я про нее вспомнила, то оставила бы ее Натаниэлю. Она соскользнула с плеча и начала путаться у меня в ногах. Я взяла ее за ремешок свободной рукой, а другую сумку перекинула вдоль спины. Все-таки я паковала вещи для отпуска, а не для спасательных операций. Глупая я.

Над баром была вывеска «Похлебка Херби», с изображением мультяшной рыбки, которая, казалось, ловила сама себя. Сам «Херби» выглядел неплохо, но для него явно выбрали неудачное место расположения: на обочине дороги посреди абсолютного нигде с заросшим пустырем рядом. Здесь росли не только сорняки, но и деревья тропического вида с подлеском, как будто место было пустынным уже давно. Бар стоял прямо возле шоссе 1, главной дороги проходившей через Кирке Кей, так что находился не так далеко, как казалось. Я думаю, в «Ключах» не было большого выбора, куда сходить выпить, но здание казалось удобным для проезжающих туристов и в то же время изолированным. Гравийная автостоянка была настолько переполнена, что нам было трудно найти место для парковки.

— Еще полдень; не слишком ли рано для посещения бара? — сказала я.

— Некоторые люди используют свой отпуск как повод напиваться — сказал Бернардо.

— Некоторые люди отправляются в рай, чтобы попасть в бутылку — сказал Брэм.

— Это тоже — согласился Бернардо.

Бронежилеты мы все-таки решили не надевать, но я накинула свободную футболку поверх майки, чтобы надеть ножны, сделанные на заказ, которые шли вдоль моего позвоночника и были прикреплены ремнями к моему поясу. Первоначально, они были частью плечевой кобуры, но я, наконец, заказала вторые ножны, чтобы носить мой самый большой нож чаще, вне зависимости оттого, надеваю я наплечную или внутри брючную кобуру, это расширяло мой скрытый арсенал оружия.

— Я до сих пор поражаюсь, что ты можешь носить клинок длиннее предплечья, и никто никогда его не видит — сказал Бернардо.

— Рукоять спрятана, пока распущены волосы.

Прежде чем выйти из машины, мы все немного подкорректировали положение своего оружия или, по крайней мере, просто прикоснулись, проверяя его. Это становится автоматическим, слегка согнуться или коснуться, чтобы убедиться, что ничего не сдвинуто с места. Хитрость заключается в том, чтобы никогда не делать это на виду, потому что ничто так не говорит, что у тебя есть пистолет, чем постоянное касание его, чтобы поправить.

Мы вышли из машины, и все встало на свои места.

— Помните, что благодаря меткам Жан-Клода я иммунна к любому виду яда, поэтому, если кому-то придется приблизиться к змеям, это должна быть я.

— Ликантропы тоже устойчивы к яду — сказал Никки.

— Поскольку это может быть какой-то древний тип змей, давайте не будем проверять, насколько ты и Мика устойчивы, хорошо?

— Помни, что я твой телохранитель.

— Я помню, и я влюблена в тебя. Я действительно предпочла бы не потерять тебя из-за какой-то мачиской херни, о'кей?

Никки слегка улыбнулся и сказал: — Ты босс.

Мика сказал: — Бернардо полностью избегает змей.

Бернардо поднял руки. — Как единственный человек, я позволю вам, ребята, сражаться со смертельными змеями.

Брэм, как хороший телохранитель, первым открыл дверь, так что если в полдень пьяные начали бы буянить, они напали бы на него первого. Не было слышно ни криков, ни проклятий, поэтому я сделала вывод, что Энди еще не превратился в змей. Хорошо было успеть предотвратить трагедию, а не просто разгребать уже случившееся дерьмо.

Бар удивил меня тем, что он был ярко освещен и выкрашен в белый цвет, с полосой у левой стены и небольшими высокими столами справа. Семейные группы обедали за столами. Либо законы о лицензировании во Флориде отличались от законов Сент-Луиса, либо все их игнорировали. Я догадалась, что если детишки не пили спиртного из стаканов папы и мамы, то значит все в порядке.

— Миленько — сказала я.

— Еда тоже хорошо пахнет — сказал Бернардо.

Он был прав. Если бы я не поела в самолете, то обратила бы больше внимания на это. Мика сказал: — Вот он. — Мы последовали за ним и Брэмом дальше в комнату, направляясь к бару. Я не могла сказать, кто именно из сгорбленных фигур был нашим парнем. Один пьющий очень похож на другого.