На сцену выбежал мальчишка в костюме пастуха и прокричал что-то несвязное, но очень громкое. К этому времени к нам подошёл и Фил, он сел рядом с Кевином. С его появлением я почувствовала запах сигарет и какого-то ароматизатора для машин.

– Я помню этот костюм ещё с тех пор, когда мне было одиннадцать, – указал он на мальчишку.

– А я помню костюм коровы, – добавил Кевин. – И козы.

– Да тут нет ни одного нового костюма, – сказала я. – Со времён восьмидесятых.

Одно из наших любимых занятий на подобных мероприятиях – сидеть на последних рядах, иногда выпивая что-то спиртное, принесённое в банке из-под сока, и критиковать всё, что только не появится на сцене, при этом обвиняя всегда мэра нашего города. Мы любили говорить, что именно из-за него у нас в школе так плохо обстоят дела с подготовкой представлений, да и вообще во всём городе плохо обстоят дела с освещением, дорогами, запахами и даже погодой.

– Если бы мэр не тратил деньги на свою дачу, то у зайца бы костюм был получше, – вновь начал старую тему Фил.

– Или гусь бы не вонял так сильно, – засмеялся Кевин.

Мы усмехнулись, и на сцену вышел Калеб в образе второго пастуха. Несколько недель назад я вместе с ним разучивала его реплики. Калеб уже второй раз выступает на сцене, его берут, потому что у него отлично получается вживаться в свои роли и у него достаточно громкий голос.

– Если бы не я, – сказала я Кеву и Филу, – он бы так и не выучил свои слова.

– Отличная работа, – улыбнулся Фил.

– Да-да, – слегка откинула я волосы назад.

– Но с работой няни ты справляешься не так хорошо, – выпалил Кевин.

– Почему? – не поняла я.

– Ты водишь детей на вечеринки, где одни старшеклассники и алкоголь.

Это была ещё одна причина, по которой я ненавижу Тенебрис: о каждом твоём шаге знают абсолютно все. Кевина и Фила не было на вечеринке, но они в тот же день узнали о том, что я приходила туда, да к тому же и с Калебом. И я не сомневаюсь, что об этом знает вся наша школа, и может даже и учителя.

– Зачем ты вообще пошла? – спросил Фил. – Ты же не собиралась.

– А почему не пришёл ты? – спросила я слегка растерянно. – Ты же собирался.

– Потому что отец вернулся домой весь пьяный. Я не мог уйти, пока он был дома. Он бы привёл своих друзей или унёс что-то из моих вещей.

– А мне нужно было сходить, – замялась я, выдумывая, чтобы ответить им, чтобы они отстали от меня. – Потому что так хотел Калеб.

– Калеб даже не знал Самитьера.

– Он хотел поймать его призрак, ясно? Я просто хотела помочь ему.

– Помочь с чем? – засмеялись ребята.

– С тем, чтобы он убедился, что призраков не существует.

– Это не похоже на тебя, – сказал Кевин.

– Не похоже что? Помогать детям?

– В любом случае, – перебил Кевина Фил. – Кого-то пометили. Ты уверена, что это не ты?

– Я не знаю, – честно призналась я. – Вряд ли.

– Можешь быть осторожней?

– Это не так просто, когда меня пытаются напугать мои друзья, – улыбнулась я.

Они слегка усмехнулись. Им, как и мне, не было никакого дела, что кого-то пометили. Это была не я, это были не они, на вечеринке было много людей, и большинство из них не были нашими друзьями, оттого нам было проще жить пока что в неизвестности о том, что будет потом. Но, признаться честно, я боялась до безумия, что этим знаком отметили меня, или Калеба, или Грейс. Пока что никто не был убит, но мысль о том, что мой отец может не успеть пугала до мурашек.

Мы посидели ещё минут двадцать, после чего вышли из актового зала. Я, Эрика и Рэй направились в другой конец коридора, чтобы попить воды у кулера. Фил и Кевин ушли покурить.

– Кошмар какой-то, – сказала Эрика. – Учителя не испытывают чувство стыда, когда составляют такой сценарий?

– Они берут его в интернете, – ответил Рэй.

– Им должно быть вдвойне стыдно за то, что они воруют такой бред.

Вдруг в другом конце коридора показались два полицейский. Отец и Усач-Бородач стремительным шагом шли по школе. Они нервно озирались по сторонам, держа в руках на всякий случай пистолеты. Мы с ребятами переглянулись, понимая, что полиция не спроста явилась в школу.

– Что случилось, пап? – спросила я.

– Мы только в качестве охраны, проследить за тем, чтобы всё шло хорошо, и не было жертв.

– То есть ничего серьёзного нет?

– Нет, – наигранно улыбнулся он.

Я знаю эту улыбку. Он делает так, когда пытается что-то скрыть от меня. Один раз, когда мне было лет девять, играя с Бредли возле дома, я видела эту улыбку. Отец пытался увести нас в дом, продолжая говорить, что всё хорошо, но позже мы узнали, что по рации ему сообщили о сбежавшем из приезжего зоопарка тигре. Он же знал, что мне будет страшно и я буду плакать, а Бредли будет с любопытством весь день сидеть возле окна и ждать дикое животное. Вообще, Бредли в детстве не знал о чувстве самосохранения, он бы выбежал на улицу, пока никто не видит, и стал бы отличным обедом для тигра. Он так и сказал, когда узнал об этом. Он закатил истерику, что никто не дал ему права выйти на улицу со своим игрушечным луком и поймать несчастное животное.

– Точно всё хорошо? – недоверчиво спросила я, видя взгляд папы, который выдавал его на протяжении долгих лет.

– Да, возвращайся в зал, – стойко держался он.

– Хорошо.

Я посчитала нужным просто уйти, не задавая лишних вопросов. Да, я заволновалась, но самое большее, что могла я сделать – не вникать во всё это.

– И не отходи от друзей, – сказал он мне вслед. – Ребята, держитесь вместе.

– Хорошо, мистер Кларк, – ответил ему Рэй.

Мы молча ушли в актовый зал. Ребята не знали о том, что отец что-то скрывает, и они были спокойны, они смеялись и шептались между собой, а я сидела и не могла перестать думать, что, возможно, в школе нашли ещё одну метку. Значит, скоро жертв станет больше, и у меня шансов на смерть в два раза больше. На мне висит уже две чёрных меток «А».

– Мне кажется, ты какая-то грустная, – сказала мне Эрика.

– Нормальная.

– Мне надоел этот спектакль, может походим по школе?

– Где-то там ходит мой отец, ты знаешь, что будет, если он увидит нас.

Она повернулась к Рэю и передала ему мои слова, а он, в свою очередь, передал Кевину и Филу.

– Когда это тебя останавливал отец? – изогнулся Фил через трёх человек.

– Сейчас всё серьёзно, – ответила я. – Вся эта история с убийствами делает его более строгим.

– Ладно, сидите тут, мы пошли, – Кевин встал с мест, и они с Филом поспешили уйти.

– Стойте, парни, – говорила я им вслед.

Какой-то учитель, который вёл у Эрики физику, шикнул на меня, прося не кричать в зале.

– Чего ты волнуешься так? – удивилась Эрика.

– Не знаю, – ответила я.

На сцене сменялись дети, напевая непонятным голосом старые мелодии. Только в середине концерта пришла Грейс, она скрасила мою скуку, разнимаемую только двумя людьми, считающих себя самой милой парой в мире.

– Ты чего так поздно пришла? – спросила я.

– Были небольшие дела.

– С кем?

– Не важно.

Грейс была одним из самых скрытых и замкнутых в себе человеком. Я помню её совсем другой, в начальных классах она могла часами рассказывать о себе и не униматься пока за ней не приедут родители. Она громче всех смеялась, и единственная умела различать виды разных растений. Всё изменилось четыре года назад, когда погибли её родители в автокатастрофе, а она стала предметом многих разговоров. Мне всегда было жаль её. Я смотрела на неё и представить даже боялась каким кошмаром ей может казаться наш мир. Я знаю, что она посещала психолога два с половиной года, хотя и скрывает это, и я знаю, что и сейчас ей нелегко. Мне бы не было легко.

Прожектор ярко засветил на сидящих людей, коронная фишка нашей школы – направлять прожектор к сидящим в зале. Это означает, что концерт подошёл к своему долгожданному концу.

– Я ослепну сейчас, – закрыла лицо руками я.

– Они хотят ослепить нас, чтобы этот кошмар был последним, что мы видели? – несмешно пошутил кто-то перед нами.