Как-то зазнакомился с элитными армянами. Забухал с братом хозяина автодилера. Кто не знает – у любого армянина есть старший брат, который всё решает. Сам армянин не решает ничего. Но. Старший брат тоже армянин. И у него тоже есть ещё более старший брат, который… Цепочка бесконечна.

Подозреваю, что сводится сие разложение Фурье на Месропе Маштоце, но тот ничего не решает, так как ему ничего не надо.

Но я отвлекся. Когда бухают армянин с евреем, речь рано или поздно пойдёт о деньгах.

Наша беседа не стала исключением.

Через полчаса выяснилось, что на дилере есть проблема с заказом. Официально, то есть через таможню возить долго. Контейнером ещё имеет смысл, а вот ради мелочевки – нет. Но. По закону подлости вечно чего-то нет. И машины виснут на подъёмниках. В этом смысле наши стюардессы – самое то. Мы-то возили запчасти за ночь. Младший тащит меня за стол к старшему. Я впечатлён.

Благородные седины, орлиный нос, изысканные манеры – ну прям лорд какой-то. 20 лет прожил в Англии (хз как удалось), шесть языков. Старинный род. Три раза ку.

Договариваемся встретиться завтра у них в офисе и обкашлять детали.

На следующий день собираюсь на переговоры. Белая рубашка, костюм "Армани" (свежеспизженный друзьями – грабителями фур. Они недавно подломили фуру Армани и надолго обеспечили меня польтами, клифтами, рубашками, галстуками и пр).

Кабан придирчиво оглядывает меня с головы до ног, кивает и лезет в заветный сундучок.

– Не, Андрюх, ты чего! Засмеют!

Кабан со значением смотрит мне в очи и весомо роняет:

– Чурка любит цацку!

– Какие чурки? Да там такие рафинированные армяне – ты бы видел! Сука, графья да маркизы! В Англии выращенные. Они уссутся с этой негритянской крутизны. Мне в ней только золотого кольца вождя масаев не хватает. В носу.

Кабан не склонен к спорам. Он нетерпеливым жестом прерывает поток моего красноречия, после чего надевает на меня этот собачий ошейник.

– Чурка любит цацку! – наставительно повторяет друг.

В дороге мучают сомнения. Одевать – не одевать? С одной стороны – графы да бароны, манеры и родословная, с другой – Кабан, знатный этнограф, никогда доселе не ошибался в привычках туземцев. Перед дверью прячу цепи как могу. Еле запихнул будильник в рукав.

Сидим в переговорной, трём за запчасти. Нормальные, вменяемые люди. Даже между собой на армянском не пиздят – что редко встречается у этой публики. Быстро приходим к согласию.

Я встаю, чтобы поручкаться с племенной аристократией, опираюсь рукой на стол и…

И 800-граммовый браслет срывается с локтя, летит по руке и с грохотом врезается в столешницу. Взгляды присутствующих впиваются в эту приблуду. Я мучительно краснею. Кабан, сука, подсуропил. Неудобно-то как. Сейчас засмеют же.

Но во взглядах армян нет ничего весёлого. Внешне они напоминали котов перед холодильником. Старший сигналит глазами младшему, тот – мне (с неожиданно прорезавшимся акцентом).

– Э-э! Максимэ-э! А это что?

– А, так. Друг подарил.

– Покажи, да?

– Да пожалуйста…

Армяне передают друг другу браслет, цокают языками, выражая крайнюю степень восхищения.

– Вай, какая вэщь!

– Вай-вай!

– У меня ещё и цепь…

– Вах! Пакажи!

– Да на…

Вынимаю башку из ярма, расстегиваю браслет котлов. Пиздец. У партнёров когнитивный диссонанс. Разрыв шаблона. Шеф, забыв о величественных манерах, скачет перед зеркалом, увешанный презренным металлом. Потом звонит куда-то. В переговорной становится черным-черно армян. Забыв обо мне, народ орёт на родимой мове что-то восторженное. По очереди примеряют вериги, фотографируются, галдят, вай-вайкают и вах-вахают.

Наконец вспоминают, чьё богатство.

– Продай, да?

– Не могу. Друг подарил – это святое.

Два часа уговоров. Раскрасневшиеся лица, горящие глаза, акцент, арагалдеж – переговорная солидного предприятия моментально превращается в восточный базар. Корыстное сопение перемежается с горестными воплями при отказе, клятвы мамой, папой и прочей роднёй чередуются с неявными угрозами и щедрыми посулами. Идет яростная битва еврейской жадности с армянской хитрожопостью.

В результате ансамбль успешного сутенёра уходит к коллегам за две цены. Главара торжественно надевает всё на себя. Аж лучится от счастья. По виду вождя понятно, что он и на ночь вериг не снимет. Всё, прирос намертво. Теперь и на бабе будет цепями звенеть. Все орут, поздравляют, хлопают по плечам и собираются обмывать обнову.

Я вежливо отказываюсь, но меня никто не слушает. Потом невежливо. Всем похуй. Пять машин срывается с места и едет по кабакам. Чего-чего, а пить армяне умеют.

По ходу пьянки ко мне по очереди подходят все присутствующие и, воровато озираясь, интересуются – нельзя ли ещё такого где достать?

Чего ж нельзя. Ещё как можно.

Возвращался я с гулянок несколько ошалевший. С полными карманами предоплаты.

Вызвонил Кабана – забрать меня.

Долго молчал в машине.

– Ну как? Договорился?

– О чём?

– О запчастях.

– А. Это. Вроде да. Если они вспомнят.

– ?!…

– Они у меня реквизит купили…

– Предсказуемо. Не продешевил, надеюсь?

– Обижаешь! И – вот… тут предоплата за восемь комплектов. Просят ещё потолще. Блядь, опять 88 статья, родимая.

– Ну тебе не привыкать. К тому же её отменили. Я боюсь – как бы не изъяли у наших дур голду. Там же стукачей полно, а языки у баб – сам знаешь.

– Сам знаю. Тут пилотов надо уговаривать. Дороже выйдет, но надежней. И пусть на себе тащат. Да – и… Ценники на всякий случай нужны как на бижутерию. Да, пока не забыл – надо один комплект заказать не из золота. Фальшивку позолоченную. Если залетим – договоримся с мусорами подменить за бабки. Настоящий себе заберут, а этот на экспертизу подсунут. И они в цепях, и мы без наручников – всем хорошо.

– Ты, я гляжу, уже всё продумал?

– Не всё. Есть еще детали…

– Во! А ты сомневался! Одевать не хотел! Слушай дядю – он глупостей не посоветует. Как это Женя говорит…"Тусуйся рядом – будешь при лавэ".

– Дурак был, барин. Признаю.

– Почему – был? Но хоть главное-то запомнил? Основное правило? Незыблемое? Как у О’Генри? "Фермером родился – простофилей умрешь" А?

– Запомнил. Чурка любит цацку

– Вот и не забывай его никогда!

Давным-давно общаюсь с бывшим бандитом Митяем. Уникальный человек, биографии хватит на три романа и пять пожизненных, но речь сейчас не о нём. Точнее, не совсем о нём.

Во времена оные князь Митяй относился к своим оброчным мужикам и бабам с нетипичной для тогдашних дворян мягкостью. Кровавые расправы с данниками у него были не в чести. Более того, часто он по зову души брался решать проблемы смердов. Вплоть до семейных.

Чем сильно удивлял братву. Вообще-то крыша должна создавать проблемы коммерсанту, а вовсе не решать их. Но у Митяя был свой взгляд на эти вещи.

Как-то к Мите пришла просить окормляемая коммерсантка тётя Валя.

Такая типичная советская завскладом: пергидроль, пиджачная пара, перхоть, весёлый нрав и способность перепить, перематерить и перебить всех грузчиков своего склада. Бой-баба.

Но в тот раз Тетьвале было не до смеху.

– Мить, помоги, Христом-Богом прошу! – завыла она в дверях и бухнулась на колени.

– Тетьваль, ты чо? – Митяй бросился её поднимать.

Минут двадцать Митя бегал с водой и полотенцами, пытаясь успокоить рыдающую бизнесвумен. Наконец, влив в неё стакан коньяку, Митя добился внятного повествования.

– Ну? Что ты мне тут влажность развела? Кто помер?

– Не. Пока не помер. Но помрёт точно. Ау-у, Митя-я! Помогиииии! Спаси сыночка, родненький, век Б-га за тебя молить буду!!

– Тетьваль, ещё выпей. Так. Лучше?

– Лучше!

– Говори!