- Ты, кажется, забыл о моих возможностях, друг-Алешка. – Максим был в этот день настолько счастлив, что готов был весь мир облагодетельствовать. Хочешь в Москву на три дня? Пошли.

- Да погоди ты. Дай хоть в приличную одежду переодеться. И еще Варваре нужно сказать, что ближайшие три месяца мы квартирой пользоваться не будем.

- Как будто она не знает. – Хмыкнул Максим, но на этаж ниже, пока друг переодевается, спустился.

- Да, да, я понимаю. – Отозвалась хозяйка их с Алексеем квартиры, едва Максим рот открыл по поводу их отсутствия на все лето. И уже в спину уходящему студенту:

- Максим, скажи мне, ты и вправду волшебник?

- С чего вы такое взяли, Варвара Тимофеевна? – Артемьев резко развернулся в сторону задавшей вопрос женщины.

- Я ненадолго приходила в сознание, видела, как ты тело из коридора убрал мановением руки.

- Вам почудилось, Варвара Тимофеевна. Убежали они. - Максим только что не зевнул, пытаясь изобразить мнимое безразличие, которое никого не могло обмануть.

- Да, да. Показалось, почудилось…. – Варвара только головой покивала.

С тем и расстались. Что уж больно быстро расширяется в этом мире число посвященных в Максимову тайну. Так, поди, и до конца института проучиться не получится.

А потом была Москва, вполне себе справный особняк Столетовых, свидетельствующий, что в работе железнодорожника могут присутствовать немалые материальные выгоды. Или это не от работы железнодорожником зависит, а от чина генерал-майора, заслуженного на этом поприще дедом Максимова друга?

Словом, три дня до начала производственной практики провели со всем своим удовольствием, поделив свое время поровну между осмотром достопримечательностей старой столицы и природой Бескрайнего мира. А потом в два шага на железнодорожном вокзале в Санкт-Петербурге возникли, откуда и должен был отправляться состав, предназначенный отвезти их студенческую производственную бригаду до города Радом, где и произойдет окончательное распределение по конкретным поездам.

Евстигней Маркович всем подотчетным студентам из своей бригады велел построиться, пересчитал по головам, убедившись, что нетчиков нет, кратко обрисовал их дальнейшие действия:

- Через несколько минут на третий путь подадут состав, следующий в направлении Кракова. Наш с вами вагон желтого цвета, расположенный непосредственно в голове состава, сразу за паровозным тендером. Все уяснили? Вагон второго класса, первый от паровоза. И чтобы никаких шатаний по поезду. При первой же жалобе со стороны пассажиров или проводников ссажу вас с поезда, будете обратно сами добираться. И, соответственно, практика тоже зачтена не будет. Так что, не нарывайтесь. Еще под запретом до самого конца практики у нас спиртное. Наказание за это нарушение аналогичное. Ну, и, вы конечно знаете, но повторю еще раз…, наша станция, где мы выходим, называется Радом-сортировочная. Все всё уяснили? Ну, а коли так, пойдемте, не спеша, на третий путь. Как мне кажется, уже пора.

Вагон, куда их определил руководитель практики, выглядел игрушечным. Нет, не подумайте, что он вовсе был непригоден для эксплуатации, скорее напротив, для собственных нужд же старались железнодорожники, вагончик был отлажен и смазан, как полагается. Просто размеры по сравнению с остальными вагонами состава подкачали, маленький он был, словно с картинки про достижения царствования Александра Николаевича сошедшим. Или даже батюшки его Николая Павловича с его первой железной дорогой из столицы аж до Царского Села. Но внутри тот вагончик очень даже удобный был, диванчики там всякие, столики с резными ножками, коврики в проходах. И это вагон второго класса! Жили же люди в свое время!

- Вот, коллеги, ощутите дух времени! – Возгласил Полбин, удостоверившись, что все его поднадзорные по местам устроились. – Наши отцы именно в таких вагонах ездили. Специально для вас его на время выпросил. Цените!

Тронулись, однако. Теперь, как проинформировал все тот же руководитель, двое суток на запад тащиться будут. Почему так медленно? Так поезд их не литерный и даже не скорый, чуть не все встречные составы на полустанках пропускать придется. А составов тех куда как много будет. На промежутке между Варшавой и Санкт-Петербургом три четверти всего подвижного железнодорожного состава страны катается. А до самого Владивостока в противоположную сторону, соответственно, четверть, если не меньше. Зато и дорога там всего лишь одна с незначительными ответвлениями, а в Царстве Польском с Малороссией у России целая густая железнодорожная сеть построена.

Всем хороша была эта поездка. И с парнями по душам поболтали, а только непривычно очень было Максиму в ней. Он же привык уже, что едва ли не каждые несколько часов из мира в мир либо сам мотается, либо, хотя бы, переправляет что-нибудь или кого-нибудь, а тут такое подвешенное состояние. Пока в пути никого никуда и не переместишь. Хорошо еще у Андрея есть возможность с ним ментально общаться, сообщать, что в порядке все в Замке, а то весь извелся бы в сомнениях.

Правда, был один момент, когда на маленькой станции Митрофановка пять часов кряду отстаивались. Запросто мог в Замок наведаться. Но не стал. В поезде и на этой самой станции только если в туалете уединиться возможно, но там долго сидеть как-то подозрительно может оказаться, да и другие запросто могут ломиться начать, а на пять-десять минут и смысла нет мотаться. Только энергию зря переводить.

Ехали они, ехали и… разумеется, приехали. На станции Радом-сортировочная у их института свой домик оказался, непосредственно к дальнему краю отстойника для паровозов примыкающий. Этот домик вот уже не один десяток лет штабом для студенческих бригад считался. Ну, и жильем для руководителя практики служил, разумеется. А чего зря деньгами разбрасываться, если возможность сэкономить имеется.

- Значит так! – Сказал Евстигней Маркович, когда они всей дружной ватагой дотопали до этого домика. – Сейчас два часа вам, чтобы оправиться и перекусить, лавку со съестным найдете в пяти минутах ходьбы вот по этой тропинке, а потом начнем вас по местам временной службы распределять. Вы еще здесь? Время-то уже пошло. – И в домик свой, простите, в штаб удалился.

Лавка, как лавка, в Питере таких полно. Но и колбаса в продаже отыскалась и хлеб с молоком. А большего Максиму, в принципе, и не хотелось. Он и в столице особо разносолами не увлекался. Столетов себе примерно по похожему списку набрал. А потом устроились на травке, под солнышком, место тут малолюдное, так что даже кителя с нижними рубахами с себя сняли, чтобы солнечные и воздушные ванны ничто принимать не мешало. Большинство студентов тоже, по их примеру, неподалеку устроились.

Два часа пролетели, снова они перед штабом собрались. И вот тут их руководитель сумел удивить Максима. Наш герой то думал, что студентам с наиболее известными фамилиями, а в их бригаде таких минимум трое затесалось, какие-то преференции при распределении перепадут, а тут все просто, как заслонка на паровозной топке. Список с фамилиями, записанными в произвольном порядке и проходящие мимо в противоположных направлениях поезда. Кому куда повезет. Сами понимаете, что ценность маршрутов Слотвины – Островец и, допустим, Стржемешицы – Варшава – Санкт-Петербург совершенно несопоставима. В первом случае только и будешь всю практику сельскую пастораль из окна кабины машиниста наблюдать, а во втором кучу крупных городов посетить сможешь. И не все из них проездом, где-то, наверняка и длительные стоянки предусмотрены.

Впрочем, до конца убедиться, что аристократам подсуживать не будут, Артемьеву не довелось, его фамилия в списке одной из первых стояла, и паровоз, тягающий пассажирский состав по маршруту Стржемешицы – Радом, а пока просто стоящий неподалеку от студенческого штаба, приветливо распахнул перед ним дверь своей кабины машиниста.

- Ну, что, студент, давай знакомиться! – Встретил нового работника белозубой улыбкой еще не старый машинист в форменной черной тужурке. – Меня Василием Никаноровичем звать, а его Петькой. – Он махнул рукой в сторону рукой в сторону молодого парня, в данный момент увлеченно копающегося в разобранных деталях водопроводной части паровой машины. - С остальными нашими, думаю, познакомишься в процессе работы, а пока иди, покажи моему лоботрясу, чему вас там, в институте, учат. Что-то долго он там копается.