— Хорошая попытка, но мимо, — вздохнул Рудин. — Сделай это наши враги было хотя бы понятно кого винить, но насколько известно подобное творится во всем мире, без исключений.

— Кроме того, — чуть помявшись, Влад решил, что срывать пластырь нужно сразу. — было бы странно обвинять именно капиталистов, когда мы сами такие же.

— Что вы имеете в виду? — подозрительно уточнил Титов, напрягшись. — Потрудитесь объяснить свои слова.

— Да что тут объяснять, — невесело хмыкнул Влад. Он бы предпочел, чтобы этот разговор вел кто-то другой. — Советский союз просуществовал ещё лет пятьдесят после вас и распался в девяностых. Отделились прибалтийские и южные республики. Оставшиеся же взяли гордое название “Российская Федерация” и радостно кинулись в объятия тех самых капиталистов, о которых вы говорили.

— И что? — мертвым голосом спросил сержант, на что Владислав пожал плечами.

— Поначалу те вроде делали вид, что коль уж мы сбросили “красную маску”, то всё будет отлично, они примут нас с распростертыми объятиями. Свободный рынок, все дела. Но потом оказалось, что блок НАТО, это такой европейский оборонительно-атакующий союз против СССР, никуда не делся и убирать его не собираются, а дальше, ай… — Влад махнул рукой.

Он не видел особого смысла обсуждать страны, что превратились в ядерные пустоши. О покойниках ведь хорошо или ничего.

— А что РСФСР? Во что она превратилась? Был ли смысл в том, за что мы сражались? — последний вопрос дался сержанту особенно тяжело. Новости о развале СССР были для него очень болезненны.

— Бесловно, был, — коротко сказал Влад и сам поразился той решительности, что была в его голосе. — Если бы вы сдались, то нас просто не было. Германия не собиралась терпеть на “своих землях” неполноценные народы. Большинство бы сгноили в концлагерях, а остальных стерилизовали и замучили на тяжелых работах. Немцы пришли сюда навсегда и им не нужны были прошлые хозяева.

На вопрос о концлагерях Рудин дал Титову краткую справку о том, что именно там творили, от чего вся меланхолия сержанта сменилась жгучей яростью. Видимо, в сорок первом новости о концлагерях были не так распространены.

— Касательно же Российской Федерации, то после развала СССР всем было очень тяжело. Всюду процветал бандитизм и бандитские войны. Эти же товарищи активно делили то, что построили в СССР. Но постепенно ситуация нормализовалась, хоть и не для всех… — Рудин нашел ироничным, что он рассказывает обо всем этом, когда его собственный отец был активным участником тех событий.

И хоть полноценным бандитом он не являлся, но связи с криминалом у него несомненно имелись.

— А что с Европой сейчас? — угрюмо спросил Титов. Каждая последующая новость делала его все мрачнее.

— Нет больше никакой Европы. Они не справились со своими мертвецами, от чего люди очень быстро кончились, после чего на них сбросили ядерные бомбы. Ты о них не знаешь, так как они появились уже после, но это очень мощные бомбы, способные стирать целые города.

От осознания того, до какого ужасного оружия дошли люди этого времени, на лице сержанта промелькнуло сразу несколько быстро сменяющихся выражений. Было здесь и недоверие, сменившееся страшным осознанием и холодным принятием тяжелой реальности.

— Хорошо, — внезапно заявил Титов и мрачно усмехнулся на молчаливый вопрос Рудина. — Единственная хорошая новость из всех тех, что я сегодня услышал. Хоть обычных людей и жалко. Отправились вслед за толстосумами.

— Ну, — Владислав криво усмехнулся. — Теперь главное, чтобы мы их вообще пережили. Ведь, учитывая последние события, это отнюдь не гарантированно.

25.04.2022

С самого начала апокалипсиса в Иркутске дождь так и не переставал лить, словно оплакивая всех тех, кто погиб под его холодными струями.

Александр Иванович Рудин, старший брат Владислава Рудина, устало поднял голову вверх и подставил её под падающие сверху капли, позволив им омыть его разгоряченное боем лицо.

После того, как большая часть Китая сгорела в адском пламени ядерных взрывов, многие в Сибири старались как можно меньше попадать под идущие с востока дожди. Да, большинство из них были безопасными, но всегда имелся риск словить пропитанную чем-нибудь нехорошим воду.

Впрочем, Александру это было не страшно. Активировав в самом начале апокалипсиса сферу “Шамана”, он стал совсем иначе воспринимать окружающий его мир и не пропустил бы подобной подлянки.

Чтобы понять, чем именно отличался его взгляд на мир, стоит задать простой вопрос: “Чем для людей является простой камень?”

Материалисты расскажут из чего он состоит и как он, отколовшийся от какой-нибудь скалы, туда смог попасть. Теологи укажут, что всё было создано Богом и именно он вдохнул во всё мироздание жизнь.

Шаман же стоит где-то посередине.

Каково это видеть камень и одновременно чувствовать духов, которые в нём же и живут? А если эти духи и являются, по сути, камнем?

Чувствовать, что камень в каком-то извращенном смысле живой, ощущать его странные, полностью противоречащие существам из крови и плоти эмоции? И можно ли назвать это эмоциями?

Что если единственное желание камня — это лежать, что созвучно для него по смыслу с существовать? И всё его существование завязано на лежании?

Если долго “общаться” с камнем, то сам не заметишь, как и твоё собственное существование будет завязано на лежании, ведь в отличии от вечно сомневающихся людей, духи абсолютно уверены в своем месте и предназначении.

Самое же страшное, что для Александра не было предмета, в котором он мог бы не чувствовать духов.

Духи окружающего воздуха желали свободы и двигаться туда, куда глаза глядят. Духи пламени жаждали расщепления и уничтожения. Их одержимость была так сильна, что это желание распространялось и на них самих.

А вот духи воды изрядно Александра повеселили. Кто не слышал фразу “память воды”? Как оказалось, те, кто её придумал, ткнули пальцем в небо и попали прямо в суть.

Духи воды и впрямь очень неплохо запоминали происходящие рядом с ними события, пускай дальше нескольких дней было очень трудно пробиться и заставить их рассказать.

А теперь представьте всё это многообразие, которое не отпускает вас на ни секунду? Ложась на простыни, вы чувствуете духов этих самых простыней и видите отдаленные картины завода или и вовсе чертовых насекомых, если речь идёт о шёлке

Александр возблагодарил тех, кто создал сферы, за то, что на него разом не обрушили всю эту информацию, а предоставляли её постепенно, иначе он гарантированно сошел бы с ума.

Но даже так подобные знания не могли обойтись без последствий.

Александр сам не заметил, как стал всё больше и больше дистанцироваться от людей. Будучи старшим сыном Ивана Дмитриевича он старался помогать тому вести дела и развивать бизнес своего отца.

Вот только в настоящее время он всё чаще и чаще сомневался в том пути, который выбрал для него отец. Не помогало и то, что в отличие от других сферовиков, его собственные силы требовали длительного развития.

Сфера шаманизма предоставляла своему владельцу силы и энергию, как и другие сферы, но у неё практически не было привычных атакующих заклинаний.

Для того, чтобы шаман сумел атаковать, ему требовалось заключить договор с какими-либо духами.

Но сложность заключалась в том, что сильные духи не желали идти к тому, кто никогда не имел дел с духовным миром. Плюс, количество энергии, которое он мог дать духу за работу, опять же было исключительно маленьким.

В итоге создавался замкнутый круг — количество его энергии не росло, так как духи не желали заключать с ним договор и убивать зомби, а духи не шли, так как у него было мало энергии.

Лишь медленным и постепенным развитием Александр сумел убедить себе служить нескольких духов огня и жизни.

Первые неплохо атаковали, вторые же занимались лечением раненных солдат его отца, при этом, что первые, что вторые успешно заставляли его резерв расти.