— Это я, мой благородный жених. Вы не спите? — Мои слова прозвучали скорее утверждением, нежели вопросом: я знала, что он не спит, и заснуть ему будет очень нелегко.

После короткой паузы Каэм ответил:

— Заходите, Шиилит.

Я проскользнула в спальню и закрыла за собой дверь. Здесь была примерно такая же расслабляющая обстановка, как у меня или у Тэн-Арелани, но Каэм не выглядел расслабленным. Даже несмотря на то, что сюртук он снял, а на рубашке расстегнул три пуговицы. Я невольно покраснела, думая, что постучи я ещё позже, мой «благородный жених» оказался бы голым по пояс.

— Зачем пришли? — Каэм провёл рукой по растрепавшимся волосам и взглянул на меня. В его глазах разливалось знакомое озеро тоски, и для полной картины здесь не хватало разве что выпивки.

Но как он сказал в деревне? «В такого рода зельях я не нуждаюсь»? Скорей всего, на том злосчастном пиру в замке Ирр было слишком много вина, или другой выпивки, и отраву добавляли именно туда.

— Я принесла вам лекарство, — приблизившись, я сунула пузырёк в раскрытую ладонь Каэма. — Наврала, что у меня страшно раскалывается голова, и мне нужно сильнейшее средство против боли. Попробуйте, вдруг поможет?

Каэм смотрел на меня долгим взглядом, прежде чем откупорить пузырёк, понюхать его содержимое и лишь тогда выпить.

— Вы очень добры, моя благородная невеста.

Мне не нравилось это нейтрально-вежливое обращение. В нём скользило что-то от прежнего, замкнувшегося в себе Каэма, а я только узнала его настоящим.

— Я… я очень хочу, чтобы вы исцелились, — хрипло проговорила я и тут же откашлялась, — и не пострадали в Эредии. Это всё, чего я сейчас желаю.

Может ли умереть один из двоих, предназначенных друг другу в браке, досвадьбы? Тэн-Арелани чёткого ответа на этот вопрос не дал. Но вдруг непрошеная нить спасёт Каэма? А там уж разберусь с ней.

— Доброй ночи, — не дождавшись ответа, я повернулась и хотела уйти, но за спиной прозвучал тихий голос:

— Постойте, не уходите. Как ваша память, Шиилит? Вы можете рассказать мне что-то новое?

Я сосредоточилась, вспоминая, что говорил Тэн-Арелани о детстве и ранней юности внучки, и этого хватило на несколько минут. Каэм слушал, не перебивая, затем я услышала, как он встал и шагнул ко мне. Ноздри защекотал сладковатый цветочный аромат, а дракон мягко попросил:

— Обернитесь.

Я так и сделала. И ахнула от удивления и восторга: иллюзорные, но какие красивые серебристые розы, по краям лепестков обведённые алым! Каэм протянул их мне:

— Возьмите, — и, видя, что я делаю это с некоторой опаской, прибавил: — Я позаботился, чтобы у них не было шипов, когда делал иллюзию. А вы сумеете создать что-то для меня, Шиилит?

Призрачная радость немедленно улетучилась. Я прижала к груди иллюзорный букетик и уткнулась в него носом.

— Нет. Я не смогу, ко мне ещё не вернулась магия.

— А вы попробуйте, — строго, непреклонно потребовал Каэм. Что ж, словами от него не отделаешься, придётся сделать вид, что пробую.

Я закрыла глаза, и почему-то перед внутренним взором возникло море. Плеск волн, крики чаек, тёмно-розовый горизонт над блестящей полоской воды. Создать иллюзию? Нет, шепнуло мне сознание, нужно помочь… избавить от страданий… Тревога отступила, мысли наполнились безмятежностью.

Как сквозь сон я почувствовала руки Каэма на своих плечах. Приобняв меня сзади, он коснулся губами моих волос, собранных в косу.

— Иллюзий не вижу. Но рядом с вами хорошо и спокойно…

Его дыхание коснулось моей шеи, и воображаемое море заволновалось сильнее. А дракон тем временем задумчиво продолжал:

— И боли нет, как будто…

Не договорив, он отпустил меня, и картинка перед глазами рассыпалась. Я распахнула веки и вопрошающе взглянула на Каэма — отчего-то он хмурился и не смотрел на меня. Что случилось?

— Идите, Шиилит. Не стану вас задерживать. Доброй вам ночи.

— И… и вам, — я была в некотором замешательстве оттого, как быстро переменилось его настроение. Должна быть веская причина, и потом я её найду, а пока неуклюже присела в реверансе вместе с цветами и вышла.

Сладкая иллюзия… Я несла розы в свою комнату и рассеянно думала, нужна ли им вода, в какую вазочку поставить, и прочие пустяки. А тревога всё грызла и грызла внутри, и я вдруг поняла, что так и не спросила у Каэма, начало ли действовать зелье лекаря.

— Невидимый Бог, если ты есть, — вслух проговорила я, — не дай ему умереть! Пусть и у него, и у Ани будет в жизни счастье!

«Это всё, чего я сейчас желаю».

Тёмное небо, сплошь укрытое свинцовыми тучами. В воздухе пахнет солью и страхом, перемешанным с тяжёлой, лютой злостью. А на берегу моря собралась небольшая толпа — молодые мужчины и женщины, дети, старики и старухи. И все одеты в зелёное.

Впереди маячит небольшой островок, покрытый весенней травой, а на нём — огненно-рыжий, закованный в цепи человек. Нет, не человек — дракон. Высокий, стройный, с подвижным тонким лицом. Он тоже одет в зелёное, глаза у него горят, и он что-то бормочет себе под нос.

Я стою, прячась за спинами взрослых, и слушаю. Рядом стоит мама, и нас окружают слуги и стража, но я чувствую себя одинокой и растерянной — совсем как осуждённый дракон.

Высокий, холодный голос разрезает тишину:

— Тилен из рода Дейр, ты совершил тяжкое преступление. Ты использовал свой дар во зло.

Рыжий поднимает голову, морщится и с заметным трудом произносит:

— Я не желал никому зла, благородный альгахри! Я просто знаю, что серые ударят нам в спину, а чёрные их поддержат! Поэтому я…

— …Ты подговорил пятерых молодых драконов из рода Дейр вступить в конфликт с серыми драконами из рода Ари, говоря, что нужно нанести «упреждающий удар».

Поникнув, рыжий отвечает:

— Да, это было моей ошибкой… я сгоряча истолковал видение как знак действовать немедля… чтобы Ари не уничтожили Дейр…

Я тру кулачками глаза. Мне больно и страшно, но я должна здесь присутствовать, весь род должен.

— Всё хорошо? — озабоченно спрашивает меня мама. — Не плачь, дитя, Тилен не пропадёт. Он будет жить в нашем замке, пусть и без прежнего почёта.

Всё, на что меня хватает — кивнуть. В горле стоит ком, мешает дышать, и я боюсь громко расплакаться и привлечь к себе внимание.

Никто не плачет. Даже совсем маленькие драконята на руках у матерей.

— Посмотри, куда тебя завёл твой дар, Тилен! — гремит альгахри. — Из-за тебя погибли молодые драконы — надежда рода, а видения так и не сбылись! Так ли хорошо ты прозреваешь будущее? Может, ты выдаёшь фантазии воспалённого разума за действительность?

В небе слышится угрожающее ворчание. Скоро польёт дождь, но альгахри ещё не закончил. В руках у него появляются родовые перстни, снятые с пальцев Тилена. Рыжий в отчаянии пытается разорвать цепи — знает, что будет, хочет обернуться драконом и улететь в небо, но это невозможно: металл зачарован.

— Тилен из рода Дейр, за то, что ты совершил, я, благородный альгахри Дейр-Каллан, приговариваю тебя к изгнанию из рода.

Я горько плачу, перед глазами всё размывается, но я знаю: мой отец уничтожает перстни своего старшего брата, чтобы показать, что тот больше не Дейр. А я чувствую, что это плохо и приведёт нас к беде!

Мама утешает меня, вытирает мне слёзы белым платком.

— Отныне ты не сможешь управлять огнём или взлететь в небеса! — провозглашает альгахри. — Всё, что тебе остаётся — это провидческий дар, ибо его я отнять не могу, и немного целительских способностей. Всего остального ты лишён!

Я вырываюсь из рук мамы и вижу, как страшная белая молния зигзагом рассекает небеса. Тилен кричит, бьётся в цепях, а затем, обессиленный, падает на колени. Его облик меняется — когда рыжий дракон поднимает голову, видно, что он сделался намного старше. И очень похож на того человека, которого я увижу много лет спустя.