Я не могу избавиться от воспоминаний о ее обиженном выражении лица.

Что я наделал?

Латриша смотрит на меня, пока я заталкиваю громоздкий кусок мусора в угол. Я говорю:

— Почему самые отличные на вид куски бетона, обмотанные арматурой, всегда самые тяжелые?

— Кто-нибудь поможет тебе с этим.

— Я хочу это сделать сам.

Я заношу еще один груз, а затем еще один. Я возвращаюсь к ней и снимаю перчатки. У нее есть документы, которые я должен подписать.

— Я встречала ее, — произносит она, когда мы заканчиваем, складывая свой экземпляр.

— Кого?

— Бернадетт. Твою мать. Она была груба из-за моих волос.

Я смотрю в сторону светящегося красным знака «Выход», думая о том, чтобы позже отправиться на ночную пробежку. Все, что угодно, лишь бы избавиться от этой гребаной энергии.

— Ей было трудно быть милой.

— Так ты это называешь? Неужели она всегда так вела себя с людьми?

— С людьми. Да, — но только не собаки. Никогда с собаками.

— Она была такой и с Вики. Полной сукой по поводу ее одежды.

— Это то, что ты получаешь, когда нанимаешься на работу в Команду Бернадетт, — говорю я.

— Ты думаешь, она нанималась в Команду Бернадетт? Чувак, твоя мама преследовала ее. Она преследовала ее, манипулировала ею. Вики делала все, что могла, чтобы избежать этой женщины, но она влезла в ее жизнь, и Вики сжалилась над ней и убедилась, что она в безопасности, и все такое. И теперь ты здесь, тоже издеваешься над ней. Отвали.

Я делаю паузу:

— Моя мама преследовала Вики?

— Твоя мать буквально преследовала ее, требуя, чтобы она поговорила со Смакерсом после ярмарки.

Я хмурюсь:

— Какой ярмарки?

— Ярмарка? — Латриша продолжает. — Где она вызвалась заменить дрессировщика? Неужели ты даже не знаешь эту историю? Вот так они и познакомились. Вики была там, продавала эти галстуки-бабочки, а человек, который был заклинателем животных или что-то в этом роде, не появился. У них была какая-то будка или что-то в этом роде. Поэтому Вики вызвалась сделать это добровольно. Они надели на нее этот нелепый наряд. И приходит твоя мама, и Вики такая: Смакерсу нравится слушать, как вы поете, и с тех пор твоя мама была убеждена, что у нее есть способности разговаривать с собаками.

Холод пробегает по моей коже:

— Так вот как все это началось?

— Я не могу поверить, что ты не знаешь. Ты даже не потрудился спросить? Или ты был слишком занят, слушая Coldplay и покупая шотландку в гребанную клетку.

— О чем ты говоришь? — у меня голова идет кругом. Будка дрессировщика. Были ли это те подробности, которые Вики пыталась мне сообщить? Те, которые я отказался слушать? — Пение, — произношу я.

— Разве не все поют перед своим питомцем? Вот что сказала Вики. И после этого они случайно столкнулись друг с другом, и твоя мама была вся такая: Ты должна сказать мне, о чем думает Смакерс! Предлагала ей деньги и прочее. И Вики настаивала, что она не разговаривала с домашними животными, настаивала, что такого не существует. Твоя мама думала, что Вики скрывает от нее свой экстрасенсорный дар. Назло или что-то в этом роде.

Я киваю:

— Конечно, она бы так и сделала, — Бернадетт думала, что весь мир существует назло ей.

— Вики и Карли часто сталкивались с твоей мамой после этого, в основном на этой скамейке, мимо которой они проходили каждый день, когда ходили в школу Карли. Они задавались вопросом, не преследует ли она их. Твоя мама попросила Вики прочитать, но она отказалась. А потом в один прекрасный день у твоей матери закружилась голова и она потеряла сознание. На улице было жарко… — Латриша рассказывает историю о том, как у мамы закружилась голова. Маме нужна была помощь, чтобы подняться в свою квартиру. Чувствовала тошноту.

Излишне говорить, что это меня сейчас тошнит. Все это не похоже на мошенничество.

Хотя это похоже на Вики.

Латриша рассказывает мне о том, как Вики увидела миску без воды, как это заставило ее волноваться. Конечно, Вики заметила бы что-то подобное и забеспокоилась.

Блядь.

Латриша рассказывает мне о заплесневелом хлебе на столешнице рядом с маслом. Было ли все это намеренно, что Бернадетт изображала беспомощность, чтобы втянуть Вики в свою компанию? Возможно.

Латриша рассказала мне о том, как Вики отказалась от денег, поэтому Бернадетт наняла Карли выгуливать собаку, чтобы обойти возражения Вики. Классическая Бернадетт: если она не может победить сильного зверя в стаде, она нападает на слабого.

Она продолжает рассказывать о том, как Вики начала изображать дрессировщицу, когда думала, что это поможет моей маме. Я застал ее за тем, что она говорила ей довольно нелепые вещи в той больничной палате, но, может быть, это то, что моей матери нужно было услышать. Откуда мне знать? Я не разговаривал с ней много лет.

Все они верили, что Бернадетт одна на свете. Бернадетт поддержала бы эту веру. Она жила ради драмы.

Мое сердце выпрыгивает из груди. Вики случайно сказала мне, что она разговаривает с домашними животными, и я ей не поверил. Кто в конечном итоге непреднамеренно становится дрессировщиком?

Вики.

Потому что она заботится о людях. Потому что она женщина, прокладывающая свой путь в одиночестве в этом мире. Без помощи, без защиты. И она сочувствовала бы другой такой женщине.

Если кого и обманули, так это Вики.

Она сказала мне в лифте, что все уладит. Я услышал правду в ее словах.

И проигнорировал это.

Я написал ей почти дюжину раз. Когда она не отвечает, я останавливаюсь у ее дома. Я заплатил кому-то, чтобы он впустил меня и поднялся на шесть лестничных пролетов к ее двери. Я никогда здесь не был, но у меня есть ее адрес из записей компании. Я стучу.

Все, что я слышу — крик попугая.

Это домашняя подработка — она уже упоминала об этом однажды. В ее устах это звучало мило. Но на самом деле это не так. Судя по планировке здания, эти двое живут самое большее в четырехстах квадратных футах [п.п. 400 фут² — ~37 м²].

Настоящий мошенник уже придумал бы, как выдоить компанию или, по крайней мере, получил бы кредит на обещание этого. Настоящий мошенник жил бы этим. Пентхаус с прекрасным видом. Услуги официантов и горничных. Мафия? Они бы уже сделали свой ход.

Но более того, я ее знаю. Я, блядь, знаю ее и не прислушался к своему сердцу.

У нас с Вики были отношения, которые были глубже и интимнее, чем у многих людей, с которыми я заключаю сделки на большие деньги, и я не мог относиться к ней непредвзято.

И это убило ее.

Я знаю. Потому что я ее знаю.

Я стучу снова. Ответа не последовало.

— Вики, ты там? Я все испортил, — говорю я. — Мне очень жаль, — я стучу снова. Я говорю в щель между дверью и косяком.

Становится совершенно ясно, что ее нет дома как раз в то время, когда сосед угрожает вызвать полицию.

Я, спотыкаясь, выхожу оттуда, гадая с несчастным видом: Что, черт возьми, я наделал?

Генри

Шампанское льется рекой, но я предпочитаю виски.

К сожалению, никакое количество алкоголя не убьет достаточное количество клеток мозга, чтобы заставить меня забыть, каким придурком я был.

На другом конце роскошно украшенного бального зала играет джазовое трио, и Яна Якабовски пытается оттащить меня от бара к танцполу.

— Не в настроении танцевать, — говорю я, ставя свой бокал, чтобы мужчина наполнил его снова.

Потому что все, о чем я могу думать — это боль на лице Вики.

Она никогда не хотела изображать заклинателя домашних животных для моей мамы. Она, конечно, никогда не просила, чтобы это завещание было изменено. Она думала, что получает деньги за то, что водит Смакерса к какому-то дорогостоящему знаменитому ветеринару.