Наше притяжение друг к другу неправильное и мощное.

Я замедляюсь. Не знаю, когда я начал думать о наших отношениях. Или о нас. Нет ни нашего, ни нас.

Единственное нас для меня — это «Locke Worldwide».

Я рос с игрушечными подъёмными кранами с логотипом «Locke Worldwide», как другие дети растут с Барби или Суперменом. С колыбели мне рассказывали истории о честной игре и партнёрстве, на которых была основана фирма.

А она — самая большая угроза для компании. Мошенница.

Я делаю паузу. Вытряхивая себя из похотливой дымки. Хорошо. Я должен был соблазнить её. Обвести её вокруг своего мизинца. Иначе и быть не может.

Но этому не бывать.

Держи себя в руках. Никогда не действуй в открытую из нужды.

Я снова целую её.

Я одариваю улыбкой.

Вики

Он целует меня.

Генри Локк целует меня. Мои лопатки упираются в грубую стену. Это ощущается хорошо. Он ощущается хорошо. Моё дыхание прерывисто звучит во время нашего поцелуя. Руки блуждают по моей коже.

И он целует меня. Красиво. Баюкая мой затылок. Как будто я что-то значу.

Я растворяюсь в нём, в ощущении его сильных рук и фактуре его голоса. Я знаю, что это неправильно, но я так глубоко погружена в удовольствие, даримое им, что мне может понадобиться курс в декомпрессионной камере, чтобы пережить это.

Я не знаю, что происходит, и мне всё равно. Он мог спросить о чём угодно, и я бы ответила «да».

Я никогда не думала, что могу чувствовать себя так с парнем. Словно он пробуждает во мне что-то давно умершее.

Он начинает расстёгивать мои пуговицы. Прерывает поцелуй, но продолжает расстёгивать.

Мой взгляд падает на его пальцы. Тепло расцветает у меня между ног. Мне хочется поцеловать его пальцы, но я не хочу, чтобы он останавливался. Мне нравится, как они ощущаются. Лёгкие, как пёрышко, прикосновения к моей груди.

— Так превосходно, — говорю я.

— Когда обладаешь полным контролем, — говорит он, весь дрожа. Когда он так говорит, становится жарко.

А потом он замолкает на полуслове.

Как будто он просто подумал о том, где он должен быть, или, может быть, что оставил плиту включенной.

Он снова целует меня. Отстраняется.

И улыбается.

И всё моё возбуждение сходит на нет. Это его фальшивая улыбка. Его улыбка для камер стоимостью в миллиард долларов. Улыбка, которую он использует, чтобы очаровывать и направлять своих миньонов.

Он меня соблазняет.

— О, боже мой! Этому не бывать, — я отталкиваю его.

Он делает шаг назад, пристально глядя мне в лицо:

— Что?

— Что? — эхом откликаюсь я. — Просто это ещё одна бизнес-проблема с бизнес-решением. А решение — это твой волшебный член? Не так ли?

Я не жду ответа. Я хватаю свою сумочку и сгребаю Смакерса в охапку.

— Ты не добьёшься своего, обманув меня, и уж точно не добьёшься этого таким способом. Смакерс и я сваливаем отсюда.

— Вики…

Я пошла ему на встречу. Это немного смахивает на 2003, но всё относительно.

Генри

Мы с Бреттом отлучились на поздний обед, чтобы встретиться с людьми из Пенсионного фонда. Только самые важные люди обедают с кузенами Локк.

Я изо всех сил стараюсь изображать опытного профессионала, который полностью вовлечен в дискуссию, но в глубине души я все еще переживаю тот поцелуй, потрясенный тем, как он пронзил мое тело.

Я говорю себе, что поцелуй был хорошим, что я мастерски завлек ее. Обаяние «хорошего полицейского» действует, верно?

Да. Действует на меня.

Я хочу исследовать каждую ее частичку. Я хочу попробовать ее кожу на вкус, услышать, как она кончает с моим именем на губах. Отыметь ее по полной.

Я знаю о ней все.

Я снова и снова возвращаюсь к нашему разговору, жалея, что не узнал больше о том, что случилось там, откуда она приехала.

Что же произошло в том городе? Как удалось выжить такой молодой и одинокой с ребенком в таком месте, как Нью-Йорк? Как же она додумалась до магазина на сайте? Это было чрезвычайно изобретательно.

Ее анкета на сайте оповещает, что она также разрабатывает высококачественные украшения для людей. Наш частный детектив думает, что это часть того, из-за чего она приехала в этот город. Мечтает о карьере дизайнера.

После обеда мы с Бреттом отправляемся на площадку ледовой арены Олимпийского размера с гостиничным комплексом в Южном Бруклине, что является важным совместным предприятием с нашими канадскими партнерами.

Мы с Бреттом все еще любим гулять по этим местам, когда выдается возможность.

Это пойдет на пользу. Прогулка по огромной строительной площадке поможет мне сосредоточиться, отвлечься от розового кончика языка и тихих вздохов.

Какое-то время все идет хорошо. Мы обсуждаем планы на случай дождя и решаем некоторые проблемы с водопроводом.

Затем я вижу грифона на боку грузовика одного из подрядчиков. Я фотографирую его, представляя, как пишу сообщение Вики. Представляю себе ее лицо, когда она его увидит, и гадаю, где она сейчас.

Она делает ошейники для собак? А где она их делает? Слушает ли она музыку во время работы? Я хочу знать о ее мечтах, какие книги читает, какую музыку слушает, любимые телесериалы, какую еду не любит. Я хочу быть с ней.

Я выключаю телефон и засовываю его в карман.

Калеб появляется вместе с канадцами. Мы надеваем каски синего цвета Локков и направляемся в помещение.

Семья Бретта никогда не интересовалась бизнесом Локков — им управляли мой отец и мой дед.

Но Бретта рано укусил строительный клоп, поэтому тот проводил много времени с моим отцом, дедушкой и мной на стройках, когда мы были еще мальчишками.

После того, как дел стало невпроворот, мы присоединились к Ренальдо. Ренальдо был главным строителем, наблюдающим за суперинтендантами, которые следили за проектами.

Мы провели много лет с молотками в руках под бдительным оком Ренальдо.

Пока мы находимся на площадке, партнеры спрашивают о трюке со Смакерсом — так они это называют.

Я ловлю взгляд Бретта.

— Это было все, что мы смогли придумать, — говорю я. — Уникальный способ почтить память Бернадетт.

— Мы устраиваем церемонию, на которой Смакерс оказывает финансовую поддержку приюту, — говорит Бретт. — После этого мы все вернем на круги своя.

Они смотрят на меня, и я улыбаюсь.

— Но Смакерс полностью согласен с нами в том, что касается такого проекта, как этот.

— Обеими лапами «за», — добавляет Калеб, и все смеются.

Калеб уходит с партнерами. Мы с Бреттом зашли в лавку фалафеля в нескольких кварталах отсюда.

— Не могу поверить, что это так хорошо работает, — говорит он. — Вся эта ситуация со Смакерсом. Это чертовски блестяще. Пока ты можешь держать ее под контролем.

— Это великолепно, пока никто не проболтается, — говорю я, избегая держать-ее-под-контролем части.

И снова я возвращаюсь в тот момент. Я думал, что умру, когда она прервала поцелуй.

Но к Вики я, на самом деле, испытываю интерес.

Как же я так вляпался с Вики?

Я рассказываю Бретту о своих попытках связаться со всеми, кто присутствовал при чтении завещания, напоминая им, чтобы они держали настоящую историю о Смакерсе и моей маме при себе.

— Один пьяный разговор с неподходящим человеком — и мы серьезно влипли.

Бретт поворачивается ко мне. Я знаю, что он думает о моем отце еще до того, как произносит это.

— Он перевернется в своей могиле.

То есть, если бы он знал, что сделала мама.

— Он бы прямо из гроба вылез, — рычу я.

Мы берем наши фалафели и едим их бок о бок, прислонившись к машине и наблюдая за рабочими. Это никогда не устареет. В каком-то смысле мы с Бреттом все еще те мальчишки, которым не хватает экскаваторов и подъемных кранов.