— Что? — спрашивает она.

— Ничего, — отвечаю я. — Но знаешь, это место было бы намного лучше, если бы в нем было больше общих помещений.

— Что ты имеешь в виду?

— Это единственный пригодный диван, — говорю я.

— Да, ну… — она хмурится, глядя на грязный диван напротив нас. Два потрепанных стула.

Я дразню ее тем, что это чертовски круто, она бьет меня, и я ловлю ее запястья. Я хочу никогда не отпускать ее.

— Не просто уютная гостиная, но и более просторные и функциональные пространства для совместной работы. То, как мы все толпились возле Латриши? Нет. Вы могли бы удвоить рабочее пространство, если бы расширились до верхнего уровня. Там могут быть раскладушки, почасовая аренда спальных мест, что-то типа отеля в японском стиле. Наймите менеджера, который будет следить за инструментами и одновременно выступать в качестве администратора и судьи, а то, что вы продадите, будут оплачивать их почасовую оплату, и у вас будет кто-то вроде управляющего.

Я делаю предложения о том, как они могли бы проявить творческий подход к мероприятиям и партнерствам, чтобы определить правильный масштаб, чтобы поддерживать себя как некоммерческую организацию. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от этих адских сомнений.

Кажется, с каждой последующей идеей она поражается все больше. Я горжусь этим больше, чем всеми достижениями за год вместе взятыми.

— Это блестяще, — произносит она.

— Я знаю.

Она фыркает.

Я заправляю выбившуюся прядь волос ей за ухо. Она не представляет опасности.

— Серьезно, — говорит она. — Я не представляю, как ты это видишь. Это просто приходит тебе в голову.

— Это не магия, — я прижался губами к ее уху. — Ты видела другой диван?

— Заткнись, — смеется она.

Я позволил своим губам задержаться там на долю секунды дольше, чем следовало.

В ее глазах, окаймленных пушистыми ресницами, появляется серьезное выражение.

— Ты в порядке?

— Да.

— Черт, — она скользит рукой по моему предплечью к тому месту, где я обжегся.

— Ты должен что-нибудь на это нанести.

Я накрыл ее руку своей. Меня не волнует ожог — это искра нашей химии, которая сжигает меня. С ней все так свежо и реально, с ее очками, наполовину спущенными на нос, с ее беспечным хаосом на голове и розовой футболкой с обезьяньей мордочкой. Она так прекрасна для меня. Так отличается ото всех, с кем я когда-либо встречалась. Беззащитная. Естественная.

Она получает сообщение.

— Подожди, — она ерзает у меня на коленях и печатает ответ.

Мои пальцы сжимают ее предплечье, ее левое бедро. Запоминая.

Ее грудь поднимается и опускается, соски выделяются через изношенную ткань. Футболка и джинсы практичны для этого места, но они подходят ей больше, чем библиотекарское дерьмо. Так почему же тогда сдержанные наряды? Она зарабатывает деньги на Etsy, или делала это до прошлого месяца. Она может носить все, что захочет.

Конечно, она не полностью преобразилась. Она все еще носит свои очки в коричневой оправе. И хвост, который я так сильно хочу распустить.

Я провожу рукой по блестящим волосам.

Она убирает телефон и одаривает меня веселым, лисьим взглядом и той маленькой полуулыбкой, которую я хочу сцеловать прямо с ее лица. И я это делаю.

Она вздыхает:

— Я не хочу возвращаться в реальный мир.

Именно. Притяжение между нами кажется древним.

— Но Карли скоро закончит репетицию.

Пара парней, с которыми я не встречался, проходят мимо, и она кивает им. Я ловлю себя на том, что прижимаю руки к ее бедрам, давая им понять, что она моя.

Она поворачивается и смотрит на меня.

— Что ты только что сделал?

— Что?

— Ты что, только что превратился в пещерного человека и, глядя на этих парней, сделал эту штуку руками?

— Может быть.

Она смеется:

— Ты не можешь этого сделать!

— Что я не могу сделать?

Она прищуривается:

— Веди себя прилично.

Я наклоняюсь к ее уху и шепчу:

— Или что?

Она прищуривается.

— Не знаю. Может быть, я прикажу «Международному члену» нанести мордочку Смакерса на логотип. Как бы тебе это понравилось?

Что-то во мне замирает. Блядь. Она могла бы это сделать. Один телефонный звонок, и она сможет.

Самый ценный актив Локков — стабильность. Подобные перемены буквально угрожали бы тысячам людей, которые зависят от меня. И она могла это сделать. У нее была вся власть.

Один телефонный звонок.

Тысячи людей. Моя ответственность.

Удостоверение личности мафиозного уровня. Это высший уровень тревоги.

Меня тошнит.

Она смотрит мне в глаза. Мы смеялись над одними и теми же вещами весь месяц. Если бы я не был собой, я бы тоже подумал, что эта история с кранами забавна.

Она пытается улыбнуться:

— Мультяшная картинка с круглой маленькой зефирной мордочкой Смакерса? Может и нет, а?

Действительно ли я ее знаю? На самом деле?

Я одариваю ее своей беззаботной улыбкой, той, которая всегда обманывает камеры, и тянусь за телефоном. Я отдаляюсь от нее.

— Шучу, — говорит она. — Серьезно.

Я просматриваю свой телефон, как будто могу найти там как-чувствовать-себя-менее-хреново приложение. Им нужно создать такое приложение.

— Да ладно, ты думаешь, я бы так поступила?

— Я немного помешан на этом логотипе.

— Подожди. Ты думаешь, я бы так поступила?

Повисло молчание. Я подпустил ее ближе к себе, чем любую другую женщину когда-либо. Фальшивая дрессировщица собак, которая унаследовала мое право по рождению.

Был ли я безрассуден?

В глубине души я ей доверяю. Бессознательно. Но у меня в голове звенит от того, что сказал Бретт. Наш личный детектив сомневается в ней. Я не знаю ее настоящего имени.

Тысячи людей зависят от моего руководства.

Они заслуживают лучшего от меня.

— О, боже мой. Ты серьезно думаешь, что я бы это сделала?

— Я не знаю, вот и все.

Ее рот приоткрывается. Ошеломленная. Обиженная.

— Как ты можешь не знать? Словно я вдруг стала врагом компании? Словно я вне… — она бледнеет. — О, боже мой, — ее телефон звонит, но она смотрит на меня. — Потому что, конечно, ты все еще задаешься вопросом, не мошенница ли я.

— Это не похоже на то, что я стою здесь, задаваясь…

— Я говорила тебе, что все будет хорошо. Я поклялась тебе. Я не шутила. О, боже мой, я такая глупая, — она достает свой телефон и отвечает. По ее тону я могу сказать, что это ее сестра. — Я еду.

На этот раз я не знаю, что делать.

— Позволь мне хотя бы подвезти тебя. Давай поговорим.

— С меня хватит твоих разговоров, — шипит она.

— Что ты делаешь?

— Вызываю такси, — огрызается она. — Есть одно в двух минутах, — она убирает телефон и направляется в другую сторону, где находится Латриша.

— Вики, — я иду рядом. — Я подвезу тебя.

— Нет.

Латриша там. Пристально смотрит на меня. Они обмениваются взглядами, в которых, вероятно, содержится девичье сообщение о том, какой я осел.

Вики хватает свою сумочку, разворачивается, протискивается мимо меня и идет к красному знаку «Выход».

Я следую за ней.

Она поворачивается в дверях, смотрит мне в глаза:

— Я прошу тебя не следовать за мной.

То, как она просит об этом, важно для нее. Я складываю руки на груди, скрипя зубами. Мне нужно кое-что сказать, но я не знаю, что именно.

Она толкает дверь и выходит в ночь.

Она не хочет, чтобы я следовал за ней, но, черт возьми, я не могу не наблюдать за ней из-за двери, не тогда, когда она бредет по сумрачному тротуару. Она сжимает свою сумочку, выглядя несчастной под уличным фонарем.

Я Генри Локк. Люди зависят от меня. Я защищаю их.

Чего бы это ни стоило.

На стоянку въезжает черная машина. Она проскальзывает внутрь, и они уезжают.

Мое сердце превращается в пепел.

Голова кружится, я бреду к своему грузовику и начинаю выгружать последние фрагменты: бетонный блок весом в тонну и несколько массивных деревянных плит. Я приношу их, одно за другим, на рабочее место Латриши.