— Нет, у меня есть кое-что на уме. Есть один приют для собак и кошек, которым управляет мой друг… они действительно хороши. Они только что открыли центр для беспризорных животных, но уже так много сделали.

— Внесите в график, — вот так просто. Внесите в график. Он поворачивается к Эйприл. — Получи детали и скоординируй наше расписание для церемонии. Составь список, к кому стоит обратиться и все такое, — потом он, кажется, вспоминает, что она моя ассистентка, и поворачивается ко мне. — У тебя все хорошо?

Я киваю, чувствуя себя ошеломленной. Почему они такие милые? Но я не забываю о своих манерах.

— Спасибо. Они будут в восторге, — говорю я. — Это так великодушно с вашей стороны.

— Для этого и существует «Locke Foundation».

Эйприл улыбается на заднем плане, потому что она знает все о Сладком Локке.

— Хочешь позвонить своему другу? — спрашивает Генри. — Мы хотим сохранить это в секрете, пока не подготовим пиар-ход, но мы можем внести пожертвования, как только оно понадобится.

Я набираю Кимми, чтобы сообщить ей хорошие новости. Члены Совета уходят, пока она визжит от восторга в мое ухо. Я обещаю ей снова и снова, что это все реально, что она получит деньги.

К тому времени, как я закончила разговор, остались только Генри, я и Смакерс. Генри со Смакерсом на поводке.

— Что? — спрашивает он.

— Это действительно мило. Ради памяти о твоей матери. Ради животных, нуждающихся в помощи. Ради организации моего друга, — я чувствую себя опустошенной. Смущенной.

— Я хочу, чтобы это все сработало, — говорит он. — Нет причин, по которым мы все не можем получить то, что хотим, верно? — Генри делает шаг ко мне, протягивая руку. — Перемирие?

Я ошеломлена его близостью, его неожиданной добротой, мощной мужской энергетикой, которая, кажется, сосредоточена в его руке — настолько, что я стесняюсь взять ее.

Но она передо мной.

Я останавливаюсь, в горле пересохло. Медленно я просовываю пальцы в его ладонь. Его рука гладкая и большая, и она покрывает мою, полностью поглощая. Жар распространяется внутри меня.

— Знаешь, что нам нужно сделать прямо сейчас? — спрашивает он.

— И что же?

— Сделать один из этих нелепых гигантских чеков.

— Это не похоже на то, что было бы в должностной инструкции генерального директора.

— Это есть в должностной инструкции генерального директора, если генеральный директор говорит, что это так. Здесь я устанавливаю правила работы, — он отпускает мою руку.

Я стою там, пошатываясь, пытаясь отделить раздражение от возбуждения, когда он берет поводок и направляет через всю поверхность синей элегантности Смакерса, несущегося рысью за ним.

— Эй… — начинаю я. — Ты не можешь просто взять Смакерса.

Он заходит в лифт и хлопает рукой по двери, его глаза сверкают. Генри может делать все, что захочет.

— Прекрасно, — я вхожу и несколько раз ударяю по кнопке в вестибюле. Удар. Удар. Удар.

— Дверь не закроется быстрее, даже если будешь так делать, — произносит он.

— Все ты знаешь, — я снова ударяю. Двери закрылись. — Видишь?

Он закатывает глаза. И мы остались одни.

Воздух между нами плотный и тяжелый.

Он поворачивается ко мне с серьезным взглядом:

— Мы достанем чек на заводе-изготовителе. Тебе полезно будет увидеть фронт работы за пределами офиса.

Я киваю.

Как раз в этот момент двери открываются, и входят две женщины с гигантской тележкой.

— О, Мистер Локк! — говорит старшая. — Мы можем подождать следующий.

— Давайте, здесь достаточно места, — он обхватывает мой локоть и оттесняет к углу, чтобы освободить место для тележки. Это просто легкое давление, кончиками пальцев к локтю, но возбуждение простреливает сквозь мое тело.

Его взгляд прикован к моему. Он тоже это почувствовал? Он убирает руку. И мне кажется, Генри так и сделал, но нет, он, правда, помогает установить тележку.

— Спасибо, — произносит другая женщина, зачарованно смотря на него.

Генри кивает и хватается за поручень в задней части лифта.

Опять остановка, и заходит женщина с двумя маленькими мальчиками.

Я опускаю руку на поручень рядом с его. Его рукав костюма касается моей неприкрытой руки. Мое тело гудит от его близости, от щекочущего прикосновения превосходной ткани.

— У нас первоначальная оценка на четвертом, — говорит одна женщина, не подозревая о странном воспламенении в углу. — Проблема с лампой в комнате с проектором, но на всякий случай… — она, кажется, ждет его одобрения.

Генри улыбается своей ослепительной улыбкой, той, что Карли показывала мне на фотографии, довольный своими миньонами.

— Звучит прекрасно.

Женщины трещат на каком-то корпоративном сленге. Понятно, что они просто хотят, чтобы он увидел, что они усердно трудятся. Все любят Генри, волшебного генерального директора мира.

Я уставилась на шнур проектора, аккуратно свернутого сбоку тележки, стараясь не реагировать на него так остро.

Латриша, моя подруга-мебельщик, однажды сказала, что живые, растущие деревья простираются за пределы физического пространства, которое они занимают. Стоя рядом с Генри, я думаю, что это относится и к людям.

Это не просто тепло его тела: его мощная энергетика, кажется, захватывает небольшое пространство. Может быть, именно это и принесло ему награду горячего холостяка, поскольку пространство вокруг него как будто потрескивает. Даже лифт. И все из-за Генри.

Мне следовало бы отойти на дюйм, но гигантская тележка занимает девяносто процентов пространства. И в любом случае, он решит, что это из-за него. Словно я переполнена им или что-то в этом роде.

Это есть в должностной инструкции генерального директора, если генеральный директор говорит, что это так. Я устанавливаю правила.

Так высокомерно.

Где-то на двадцать пятом этаже я задаюсь вопросом, не из-за запаха ли это — у него такой непонятный мужской аромат с нотками корицы и чего-то мускусного. Я вдыхаю его, позволяя ему заполнить каждые мои укромные уголоки и трещинки.

Может быть, это и влияет на меня. Вероятно, на нем какая-то смесь феромонов. Миллион долларов за унцию, сделанный из слез могучих львов.

Он наблюдает за цифрами, поэтому я слегка поворачиваю голову, чтобы продолжить свое научное исследование и вдыхаю его аромат, говоря себе, что Генри не заметит. Это корица, мускус и что-то океаническое. Глубокий таинственный океан с огромными волнами.

Я замечаю, что один из мальчишек изучает меня.

— Вы его обнюхиваете? — спрашивает мальчик. — Вы его нюхали!

— Нет, я этого не делала.

— Вы повернулись к нему лицом, а ваши ноздри двигались туда-сюда. Это значит, что вы его нюхали.

Я улыбаюсь, как будто считаю его симпатичным, а затем бросаю озадаченный взгляд на остальных женщин.

Все выходят. Дверь закрывается.

У меня в животе американские горки.

Генри, отталкиваясь от стены с ленивой грацией крупного хищника, наклоняется, его глаза, как морское стекло, пристальный взгляд приклеен к моим губам.

— Ты нюхала меня?

Я хватаюсь за стойку:

— Почему мне должно быть интересно нюхать тебя?

— Я могу придумать множество причин, по которым тебе было бы интересно нюхать меня, — у него такая забавляющаяся улыбка, которую я так ненавижу. Он думает, что это смешно.

Моя кожа начинает гореть.

— Назови хоть одну.

— Хмм, — его взгляд падает на мою шею. — Я вызываю желание.

— О боже, ты такой самоуверенный.

— Это не значит «нет».

— Серьезно? Ты машинально предполагаешь, что каждая женщина хочет тебя?

Он с любопытством наблюдает за мной.

— Слушай. Ты думаешь, все живут, чтобы выбивать у твоих ног крохи твоего внимания и одобрения? Пытаются понюхать тебя? И, если девушке действительно повезет, возможно, ты выберешь ее?

Он наклоняет голову, удерживая паузу.

— Ну? — требую я.

— О, мне жаль. Ты ждешь ответа? Я думал, это риторический вопрос.