— Если честно, семья Мигеля была защищенной.

— От чего? От здравого смысла?

Истерический смех вырывается из меня.

— Ладно, спасибо за напоминание о том, почему ты не одобряешь ни одного из моих парней.

— Я только пытаюсь сказать тебе, что ты можешь нравиться Джаксу, так что он, вероятно, борется с этим. Может быть, поэтому он так груб с тобой.

— Ну, это не достаточно хорошая причина, чтобы быть придурком. По крайней мере, не для меня. Я не люблю, когда сварливый парень грубит девушке, которая ему действительно нравится. На мой вкус, это немного устарело и перегружено.

— Но подумай, как было бы весело, если бы ты поддалась. Я тут потею, думая об этом.

Я закатываю глаза, вставая с дивана.

— Тебе нужно идти. С меня хватит этого вмешательства.

Элиас подходит к двери и выходит в пустой коридор. Он одаривает меня однобокой ухмылкой.

— Признай это. Может быть, тебе нужно попробовать один раунд с непослушным мальчиком, чтобы понять, чего ты лишилась.

— Это говорит парень, который слаще, чем бутылка понче. Спокойной ночи и сладких снов.

— Настоящий друг пожелал бы мне видеть озорные сны. Чем озорнее, тем лучше.

Я хихикаю, закрывая дверь.

Озорные сны, возможно, хороши для оргазма, но вредны для сердца. Не хотелось бы расстраивать Элиаса, но Джакс Кингстон — это не то, что доктор прописал.

Исходя из недавней истории Джакса на гонках, я не ожидала, что в этом сезоне он будет занимать подиум в каждой гонке. Мои глаза прикованы к нему, когда он выходит из своего болида после второго места на Гран-при Сочи.

Этот самоуверенный человек сделал это. Он встал между Ноа и Сантьяго, что само по себе является огромным достижением по сравнению с его спокойным подходом в прошлом году.

— Черт, почему он не может сосать в этом году? Я приказываю тебе прекратить помогать ему. Честно говоря, я не могу вынести такого уровня предательства со стороны моего лучшего друга. — Элиас обнимает меня. Его потный спортивный костюм прижимается ко мне.

— Ay Dios, ¡para! (прим. пер. О Боже, за что!) От тебя отвратительно пахнет. — Я морщу нос и затыкаю рот.

— Это запах труда и любви. Тебе этого не понять с твоим недавним роскошным образом жизни с частными самолетами и шикарными номерами в отелях.

— Ты поймал меня. Нет абсолютно никакого труда, когда имеешь дело со своим товарищем по команде весь день, каждый день.

Я высунула язык.

— Елена, мне нужно, чтобы ты помогла мне кое с чем. — Колючий голос Джакса привлекает наше внимание.

— Долг зовет. — Я развожу руки в стороны и кручусь на каблуках, прежде чем отойти от Элиаса. — Я тебе нужна? — я останавливаюсь перед Джаксом.

— Иди за мной. Мне нужно кое-что сделать, прежде чем мы улетим сегодня вечером, и у меня нет времени сидеть без дела, пока ты флиртуешь с Крузом.

— Хорошо. — Я растягиваю слово. Можно подумать, что после выступления на подиуме Джакс будет в лучшем расположении духа.

Я ошибалась. Очень ошибалась.

Я следую за Джаксом через пустые залы Маккой в его личный номер. Каким-то образом месяц, проведенный рядом с ним, помог мне выработать устойчивость к его отношению. Мои дни включают в себя утреннее напоминание о том, что я здесь не для того, чтобы играть в хорошие игры, а затем пожелание, чтобы мой кофе был чем-то алкогольным.

— Если ты планируешь спать с ним, то хотя бы предупреди меня. Я хочу держаться подальше от вас обоих, когда дерьмо попадет в вентилятор.

Я останавливаюсь на месте и смеюсь до самого потолка.

— Почему ты ревнуешь? Ты же не пытаешься тусоваться со мной.

Он гримасничает.

— Это не имеет ничего общего с ревностью.

— Странно, потому что по какой-то странной причине твои слова звучат очень похоже на нее.

Его кроссовки скрипят по кафельному полу, пока он съедает пространство между нами. Все в нем притягивает меня, несмотря на наши противоположные характеры. Мы как два магнита. С одной стороны, мы полярные противоположности, но если бы он перестал быть ослом, у меня такое чувство, что мы притянулись бы друг к другу.

— Ревность означает, что ты должна мне нравиться или, по крайней мере, я должен хотеть тебя. — Его потемневшие глаза скользят по моему телу, не в силах соответствовать его словам.

Он опьяняет мой мозг простым взглядом и изгибом губ. Должно быть, в моем мозгу перемкнуло какие-то провода, если меня привлекает его уровень жестокости.

— Мог бы меня обмануть.

— Как это?

Я наклоняюсь ближе, давая ему возможность заглянуть мне под блузку. Как я могу плевать на скромность, когда пытаюсь доказать свою точку зрения? На неделю с меня хватит его отношения.

— Тебе может не нравиться, что я рядом, но у меня есть теория, что это больше связано с тем, что ты хочешь меня, чем с тем, что ты ненавидишь мою помощь. Ты не можешь не жаждать чего-то большего, и это тебя пугает.

Ладно, мое последнее предложение — это догадка под влиянием Элиаса, но, тем не менее, правдоподобная догадка.

— Жажда — это для слабых людей. — Его глаза остаются на моей груди.

Тепло его взгляда действует как невидимые пальцы, проводящие по моей коже. Я игнорирую мурашки, оставшиеся позади.

— Ты прав. Жажда — это для слабых, у которых не хватает смелости преследовать то, чего они хотят.

У флирта с катастрофой есть свой взгляд, и это он. Вспышка в его глазах должна предупредить меня. Вместо этого я остаюсь прикованной к полу, не двигаясь, когда он наклоняется ко мне. Все вокруг замирает, когда его губы слегка касаются изгиба моей шеи. Горячий воздух вырывается из его рта, заставляя меня дрожать от нашей близости.

Я не ожидала, что он подойдет так близко. Черт, я не ожидала, что его губы окажутся потрясающими на моей коже. Его язык выныривает и проводит по моей шее. Мои ноги угрожают подкоситься.

— О, я гонюсь за тем, чего хочу. Не хочу тебя расстраивать, но это не ты, любимая. — Он отходит и входит в свой номер, оставляя меня в замешательстве и слегка смущенной, когда закрывает дверь.

Джакс действительно хочет меня. Он лжец, пытающийся убедить больше себя, чем меня, в своей незаинтересованности.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить свое колотящееся сердце, я вхожу в его номер. Мой взгляд сканирует пустую комнату, прежде чем остановиться на закрытой двери ванной. Я останавливаю себя, чтобы не постучать, как только Джакс говорит.

— Прекрати это дерьмо. Ты не можешь продолжать в том же духе, трястись, размышлять и прочее дерьмо, когда ты должен праздновать. Неудивительно, что ты уже много лет не выигрывал чемпионат мира. Ты жалкий дрочер, который не может победить, потому что слишком занят сомнениями в себе.

О, нет. Все кружится вокруг меня, пока я пытаюсь понять, сколько презрения Джакс приберегает для себя. Меня пронзает чувство вины за то, что я подслушиваю, но мне нужна любая помощь, чтобы лучше понять его. Даже если это произойдет за счет того, чем я не очень-то горжусь.

— Она права. Ты слабый кусок дерьма. Любой, кто сейчас на тебя посмотрит, согласится. — Его голос трещит.

Мне неприятно, что он ссылается на мои слова. На самом деле я не считаю его слабым. Может быть, слегка заблуждающийся и разочаровывающе оппозиционный, но ни в коем случае не слабый. Трудно игнорировать острую боль, пронзающую мою грудь, когда он продолжает свою речь о ненависти к себе.

— Ты пойдешь в комнату для переодевания и будешь вести себя так, как обычно. Потом ты позвонишь маме и папе и будешь вести себя по-мужски. Никакого больше тревожного дерьма после разговора с ними. Повзрослей, блядь.

Мое сердце болит так, что готово разорваться. Я отхожу от двери, понимая, что он заслуживает хоть какого-то подобия уединения.

Я сажусь на диван и поворачиваюсь спиной к ванной, обдумывая все, что он сказал. Мой желудок сжимается при мысли о том, что я подслушиваю, когда он явно переживает. Я не горжусь тем, что подглядываю, даже если узнала о важной части Джакса, которую он скрывает от всего мира. Кто бы мог подумать, что его неприязнь ко мне равна той, что он приберегает для себя?