Первоначально баллада была написана для «Сент-Джеймс Газетт» в качестве откровенной пародии на письмо некоего корреспондента, который, судя по всему, полагал, что в будущем войну на море будут вести по старинным боевым правилам, установленным ещё при Нельсоне, включая взятие на абордаж и тому подобное. Случайным образом балладу с самого начала восприняли как серьёзный газетный отклик – и даже, если память мне не изменяет, положили на музыку, сделав из неё кантату. Сегодня, в отличие от всех прежних публикаций, я впервые раскрываю историю создания баллады.
Наш боевой корабль «Кламфердаун».
Врага в Ла-Манше – разгромить и сжечь.
В пространствах металлической утробы
Задраены все люки были, чтобы
Солдат морской пехоты поберечь.
Здесь в сотню тонн – орудья носовые,
Здесь на корме – орудья в сотню тонн.
Разбиты рёбра, смяты переборки,
Ослабли скрепы, выбиты подпорки.
Налево – брань, направо – смертный стон.
Наш боевой корабль «Кламфердаун»,
А лёгкий крейсер – неприятель наш.
Он с пушкой Гочкиса, он с быстрым ходом,
Во избежанье близких встреч с народом,
Что сатану возьмёт на абордаж.
Как на ученьях, словно по мишени,
Враг начал бой с дистанции семь миль.
Два точных залпа было в ходе боя.
Орудье наше сникло носовое,
Как лилия, которой свет немил.
«Вон – плавится орудье носовое,
Качается кораблик, словно пьян.
На час, на два – затихнуть, оклематься
И наскоро, где можно, залататься».
«Добро. Согласен», – молвил капитан.
Дистанция – одна морская миля.
Пальнул противник, как в утиный клин,
И дёрнулось орудье, как на дыбе,
И в кормовой бронированной глыбе
Механику заклинило… Ну, блин!
«Пар поступает в башню кормовую.
Там находиться – силы больше нет:
Питающие трубы разорвало.
Что делать, капитан?» – И прозвучало
«Держитесь, сколько сможете», – в ответ.
Наш боевой корабль «Кламфердаун»
Внезапно развернулся. От врагов –
Огонь и смерть. Лишь белый кит сразиться
C акулой, что зовут «морской лисицей»,
Так мог бы у полярных берегов.
«Как часто здесь ни падают снаряды,
Мы падаем здесь чаще, капитан.
Но умирать, в глаза не видя смерти,
Глаза врагов не видя в круговерти,
Не в правилах у нас, у англичан!»
«Мы прямо на противника дрейфуем,
И я лишь попросить тебя могу
Орудием, где пар невыносимый,
В честь Англии, в честь родины любимой,
В последний раз ударить по врагу!»
Наш боевой корабль «Кламфердаун»
Ударил храбро, словно древний кельт,
Однако, пояс от кормы до носа –
Без броневых щитов. Как от поноса,
В стрельбе затрясся вражий «Норденфельдт».
«В нас, капитан, палят неудержимо,
И всё трудней удары отражать.
Шрапнель врага в пустых отсеках рвётся:
Весь уголь – вышел… Что нам остаётся?»
И капитан ответил: «Так держать!»
Наш боевой корабль «Кламфердаун»
Закончил дрейф, отважен и упёрт.
Замолкла навсегда орудий пара,
И мы – в потоках крови, в клубах пара –
Сошлись-таки с врагами борт о борт!
«Нам, капитан, враги кричат “Сдавайтесь!”
Вам – сдать ваш кортик». – «Нет, каков кураж!
Желают стали? Стали здесь до чёрта!
Сцепляемся вдоль вражеского борта
И – сабли вон – идём на абордаж!»
Наш боевой корабль «Кламфердаун»
Исторг наверх четыреста солдат.
Обварен всяк, но взор сверкает орлий,
У каждого кипит проклятье в горле,
У каждого в душе – кромешный ад.
Очистили корабль от хозяев,
Всем мольбам о пощаде вопреки.
Все – голые по пояс, босоноги,
И все в тот день сражались, словно боги,
Как Нельсона сражались моряки.
Ушёл над дно подбитый «Кламфердаун»,
Ушёл на дно, но прежде взял реванш,
Ушёл, подбитый, одержав победу,
Ушёл к треске и к угрю-трупоеду
И не загромоздил собой Ла-Манш.
Команда «Кламфердауна», – с победой!
Таким парням – ни сгинуть, ни сгореть!
Захвачен крейсер в мужественном споре,
Соперник давний снова сброшен в море. –
Так было – есть – так вечно будет впредь!
1892
Мамаша – Фрегат, что в морской заварушке,
Линкоры вела на британские пушки,
И мы, её Дочки, спешим поскорее
Врага навести на свои батареи.
Мы служим приманкой, мы служим в конвое.
Идём по ночам и берём за живое,
Как шалые девки ретивого сорта,
Что встретят матроса у каждого порта.
Шпионки, мы в гонке за нашим клиентом.
В финале – догнали и сдали моментом,
И – в полную мощь бронированных грудей –
Вступают хоралы британских орудий!
На море купчина кручины не чает,
Не чает, покуда сестёр не встречает.
И мы окружаем его, легкоума,
И груза лишаем без лишнего шума.
Наш флот – что-то вроде разинутой пасти.
Мы будим в противнике страсти-мордасти,
И пасть замыкается грозно и разом,
И поздно включать осторожность и разум!
При этом, Фрегата проворные Дочки,
Мы действуем живо и без проволочки:
На берег одна с донесеньем несётся,
Другая следить за врагом остаётся.
Там – горы, долины и дождик унылый.
Здесь – мы собираем наличные силы,
Здесь – кружимся в танце всё снова и снова
На плавной округлости шара земного.
Слепит нас луна, что сверкает и блещет,
Слепит нас волна, что бежит и трепещет,
Но сходимся, сёстры, железной оравой
В стихии, кипящей и слева, и справа.
Как девушки, ждущие выход невесты,
Смеются, разносят последние вести,
Так рядом со смертью друг дружке мы вторим,
И каждая каждой сигналит над морем:
«Что видишь? Сигналы иль молний разряды?
Что слышишь? Гром Божий иль гром канонады?
Что – что опознала? Тяжёлые тучи
Иль дым над армадой – враждебной, могучей?»
Врагу постоянно мы путаем карты,
Туманны-обманны здесь финиши-старты,
Но по окончании наших прелюдий
Вступают хоралы британских орудий!
Кончается мир – веселеют ребята:
Законы, над нами висевшие, сняты.
И в водах прибрежных, и в море открытом
Нет удержу нам, Дочерям знаменитым!
1899
