— Он скоро вернётся, — тихо проговорил Азаров, заметив мой взгляд. — Чтоб он не очень переживал, я устроил ему сказку, которую он любил больше всего, но ему всё равно было грустно. Сейчас он не один, с ним ваш капитан Ченг. Хочешь кофе?

— Нет, спасибо, я уже пила кофе, — я села в кресло и посмотрела на него. — Как ты?

Выглядел он неплохо. Я не заметила никаких следов ранения на лбу, как и чрезмерной бледности. Однако на его лице отражалась безмерная усталость. Он задумчиво посмотрел на меня, а потом на потолок. В каюте сразу стало заметно светлее, а в камине вспыхнули весёлые огоньки пламени. Я не стала спрашивать, как он это сделал, учитывая, что звездолёт обесточен, и вся техника в нём не работает, а он не стал ничего объяснять. На его губах появилась слабая улыбка.

— Так лучше, правда? — произнёс он. — Я должен извиниться, что втянул тебя и твоих ребят в эту историю.

— Нет, ты не должен извиняться, — покачала головой я. — Вряд ли ты мог предусмотреть насколько аномально это место.

— Я ошибся, — тихо проговорил он. — Не один и не два раза. Я постоянно ошибался и, чтоб исправить одни ошибки, совершал другие. В результате все мы оказались в безвыходном положении.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.

— Я знаю, что ты больше всего хочешь того же, что и я, что и все остальные, — улететь отсюда. Это возможно только в одном случае: если мы заберём из-под Грозовой горы Бена. Это спасло бы ему жизнь, но погубило бы весь остальной мир.

— Да, он рассказал мне, — кивнула я.

— Он ничего не понял, — покачал головой Азаров. — И я тоже сначала ничего не понял, а когда до меня дошло, было уже слишком поздно. Мне осталось только дать ему возможность попытаться всё исправить. Непонятно? Я сейчас попытаюсь тебе всё объяснить, хоть это и нелегко.

Он поднялся, подошёл к низкому столику и приподнял секцию столешницы, из-под которой появился небольшой бар, состоявший из нескольких бутылок, хрустальных стаканов и бокалов.

— Коньяк? — он обернулся ко мне.

— Не сейчас, — ответила я.

— Ладно, — он взял бокал, и, плеснув туда немного коньяка, вернулся на место. — Знаешь, когда я только попал в этот мир, я сразу почувствовал его неестественность. Это трудно объяснить, но в нём сразу ощущалась какая-то надуманность, словно он был создан искусственно. Дело даже не в том, что это колония протоалкорцев, расположенная в мире чёрных теней, как решил Бен. Это просто полностью искусственно созданный мир, придуманный кем-то, кто вдохновлён книжными историями. Он был наполнен то ли актёрами, то ли марионетками, которые разыгрывали на потеху своему создателю театральные страсти, хотя сами не должны были ничего чувствовать, будучи персонажами, сочинёнными от начала до конца. Всё равно непонятно, — он поставил бокал на широкий подлокотник дивана и потёр лоб, собираясь с мыслями. — Понимаешь, этот мир делит свою историю на две части: вымышленную, которая была вложена в головы первых актёров, и реальную, которую они начали разыгрывать, руководствуясь простыми и логичными правилами игры. А за всем этим стояло нечто… Я не знаю, что или кто это. Я до сих пор этого не знаю, хоть и взаимодействовал с ним долгое время. Я даже не могу назвать это сущностью, потому что это нечто более глобальное, подобное ноосфере, обладающей собственным мышлением.

— Что-то вроде бога? — подсказала я.

— Это не бог, — возразил он. — Это особая форма жизни, обладающая очень странным, глубоким разумом. Я не знаю, что это: вся планета, океан, какой-то его слой или облачность над океаном, просто оно живое и думает. Представь, оно было одиноко и не переживало из-за этого, потому что жило так всегда. Но в какой-то момент оно почувствовало, что в его доме, как оно воспринимало эту планетную систему, появилось нечто необычное. Я оперирую такими понятиями как «дом», чтоб тебе было понятнее. Оно ощущало всю систему, слышало и чувствовало её и тем жило. И тут появились те самые протоалкорцы, которые когда-то прилетели сюда в поисках новых земель, и заселили небольшую стабильную планету на орбите звезды. Они создали там условия для жизни, обжились, построили свои города и деревни, жили, влюблялись, воевали друг с другом, интриговали, принимали гостей из космоса. А оно просто вслушивалось в их жизнь, постепенно попадая под очарование их запутанных страстей и желаний. Это было для него бесконечным многоуровневым сериалом, который всё больше затягивал его. И вдруг случилась катастрофа. Их планета столкнулась с другой, колония погибла, он лишился своего театра и оказался в пустоте, которую ощущал теперь очень остро. И он решил создать у себя свой собственный маленький театр. Он сотворил твердь, воссоздал на ней те же условия, что и в погибшей колонии, населил её искусственно созданными двойниками тех людей, которых помнил, наполнив их память обрывками собственных воспоминаний. Не спрашивай меня, как он это сделал, понятия не имею, но всю эту историю я прочувствовал едва ли не сразу, появившись здесь.

— А что такое тени? — спросила я, заинтригованная его рассказом.

— Это не самостоятельные сущности, это что-то вроде нейронов мозга, пронизывающих весь этот мир, собирающих информацию и передающих её в то, что выполняло здесь роль мозга.

— Алмазное Сердце? — догадалась я.

— Да, Алмазное Сердце, — вздохнул он. — Это не компьютер, это именно мозг, который не только собирал и перерабатывал всю информацию в форму, которую Хозяину — будем так его называть, — было легче всего усвоить, и обратно отправлял его импульсы, управлявшие миром. Оно, как и наш мозг, выполняло много функций по управлению этим огромным континентом, как механизмом, или, если хочешь, организмом. Оно обеспечивало его стабильность, условия жизни, состав воздуха, наличие воды, давление, температуру. Всё, что у нас делает мозг, хоть мы об этом даже не задумываемся. Когда он был уничтожен, испугались не тени, испугался их Хозяин, который терял свой театр. Бен решил, что гибнет мир теней, но этим маленьким пиявкам ничего не угрожало. Они могут жить и в космосе. Погибал этот мир, сама твердь и всё живое на ней. Я слишком поздно осознал, что всё, что здесь происходит, вовсе не театр марионеток. Это уже давно живой мир, это люди, животные, птицы, насекомые, растения, рыбы, пресмыкающиеся. Всё могло погибнуть только потому, что я высокомерно решил, что происходящее здесь — лишь постановочное виртуальное шоу.

— Подожди, — остановила я его. — Выходит, чтоб звездолёты завелись, нужно было уничтожить Алмазное Сердце? Но почему?

— Любая лишняя энергетическая активность нарушает стабильность системы, а она итак не на уровне, — пояснил Азаров. — Тут всё ходуном ходит, потому и смещаются целые пласты реальности, прыгают ориентиры. На самом деле удерживать этот мир в устойчивом состоянии очень сложно. Поэтому все источники энергии здесь автоматически гасятся. Это предохранительный механизм. Ничего личного. Этим тоже руководило Алмазное Сердце, это одна из его многочисленных функций. Я просто выяснил, что является помехой для нормальной работы энергетической системы, и решил этот фактор устранить. Я полагал, что затем этот мир может быть воссоздан творцом. Наверно он, действительно, мог бы создать всё это заново, и снова налепить двойников своих любимых героев, вот только сами герои — вовсе не рисованные персонажи. Это полноценные живые люди, и их ждала ужасная смерть. Поэтому, когда в голове Бена появилась идея, кем заменить сердце этого мира, я не стал возражать.

— Но как ты смог заменить Алмазное Сердце? — воскликнула я. — Ты тоже руководил жизнеобеспечением этого мира?

— Нет, я даже не знаю, как это делается. Я был источником магической силы и проводником импульсов, которые передавались от теней Хозяину. Он сам взял на себя все функции, которые я не мог осуществлять. Знаешь, самое странное, что он ничуть не обиделся на меня за то, что я сломал его игрушку, он был очень доброжелателен. Я не испытывал никакого дискомфорта. Напротив, я увидел и почувствовал всё, что видел он. Я подключился к этому каналу, а потом даже смог влиять на происходящее. Жаль, что я научился этому слишком поздно, я мог бы спасти Джильду. Хотя, вряд ли. Я не осознавал себя, не знал, кто я и что, я был частью системы, но поскольку во мне заложены определённые принципы, я начал влиять на жизнь этого мира, может, сделал его чуть добрей.