— Я всё забывал отдать тебе арбалет, — произнёс он.

— Стрелу использовал? — спросил Карнач, забрав оружие, и тут же сунул его в мешок. — Надеюсь, пригодилась?

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Марк.

Но капитан не стал выяснять подробности. Затянув шнурок на горловине мешка, он проверил подпругу, а потом обернулся к Марку и вопросительно взглянул на него.

— Что-то случилось?

— Я только хотел… — Марк запнулся. Ему казалось, что признайся он сейчас в том, что нарушил обещание, ему сразу станет легче, но в последний момент он качнул головой и улыбнулся: — Я хотел пожелать вам удачи в этой кампании. Мне придётся ехать с де Грамоном, так что поговорить в пути времени не будет. Но если что-то нужно, вы знаете, где меня найти.

— Тебе тоже удачи, — кивнул Карнач и повернулся к окликнувшему его гвардейцу.

Марк ушёл, и в глубине души он был благодарен Рене за то, что тот велел ему быть рядом. Он чувствовал, что сейчас ему трудно было бы общаться с Карначом. Ему раньше не раз приходилось нарушать данное кому-то слово, и он уже давно считал себя отъявленным лжецом, но, на сей раз, чувствовал жгучую вину оттого, что обманул друга, и это не давало ему покоя. Впрочем, у него не было времени на терзания. Где-то далеко уже трубили трубы, зовущие к построению, а значит, скоро ему предстояло занять своё место в конном строю совсем недалеко от головы колонны. Поспешив к своему шатру, он вскочил в седло коня, подведённого Шарлем, и поехал туда, где над головами всадников, развевался голубой штандарт барона де Грамона.

Кириллу Оршанину не сиделось в городе. Ему надоели бесконечные каменные стены и булыжные мостовые, надоело ходить, опустив капюшон куртки на глаза, и сворачивать, завидев впереди патруль. Шум рынка и пронзительные голоса торговцев и покупателей начали раздражать, и от маленьких тёмных комнатёнок случались приступы клаустрофобии. Впрочем, он знал, что просто дал слабину и при необходимости может прожить в луаре, сколько нужно, без стонов и жалоб. И всё же ему всё здесь начало надоедать. К тому же он вдруг оказался предоставлен самому себе. Его друзья Тонни и Ланфэн предпочитали проводить время вдвоём, то и дело, уединяясь и болтая о чём-то на своём птичьем языке, совершенно Кириллу непонятном. Он был рад за них. Несмотря на тяжелые условия, в которых они оказались, они выглядели счастливыми, и не замечали никаких неудобств в своей жизни. И он старался не вмешиваться в эту внезапно возникшую идиллию.

Рано утром он уходил из дома и бродил по улицам, прислушиваясь к разговорам горожан. Пока в городе было спокойно, но на улицах появлялось всё больше военных. И, хотя патрули были усилены, большое количество приехавших в город наёмников и постоянно прибывающие обозы с грузом фуража, провианта и оружия, создавали толчею, в которой легко было скрыться от зорких глаз стражников. Кириллу нравилась сосредоточенная готовность алкорцев защищать свой город. Было понятно, что нападение Сен-Марко — дело времени, и вместо того, чтоб предаваться отчаянию, горожане деловито готовились к грядущим испытаниям.

Иногда он заходил на рынок, чтоб навестить знакомую крестьянку Лэму, привозившую овощи на продажу. Он помогал ей носить корзины и убирать вокруг прилавка. Она была рада его помощи и простодушно рассказывала ему о своих делах и проблемах, а иногда и просила подменить её, когда ей нужно было отлучиться куда-нибудь по делам. Тогда он развлекался тем, что громко расхваливал товар, и с убедительностью опытного коммивояжёра убеждал подходивших кухарок и домохозяев взять к овощам побольше свежей зелени и пряного лука. У него это получалось так ловко, что передавая своей новой подруге выручку, он часто слышал её счастливый смех и обещание взять его на работу приказчиком.

Как-то раз она пожаловалась ему, что её муж сорвал спину, когда грузил на телегу сено, и теперь лежит в доме и стонет, вместо того, чтоб работать на сенокосе, а нанять теперь в деревне некого, потому что все молодые мужчины ушли в ополчение, и рук не хватает. Тогда Кирилл неожиданно для себя предложил ей свою помощь. Он вдруг подумал, что это хорошая возможность отдохнуть от каменных лабиринтов луара и его шумной суеты, а вернуться обратно при необходимости он всегда успеет.

В тот же день вечером он сел рядом с Лэмой на телегу, нагруженную пустыми корзинами из-под овощей, и отправился в деревню, предвкушая долгожданный отпуск на природе, с запахом сена, птичьими трелями и парным молоком. И как только телега выехала за крепостные стены, его окружили зелёные луга и в уставшие от сырой духоты города лёгкие душистой волной ворвался свежий воздух, звенящий стрёкотом кузнечиков. Лёжа в телеге, он любовался пологими склонами невысоких холмов и густыми лесами в отдалении. Он видел стада лоснящихся рыжих коров и похожих на шарики грязной ваты обросших овец. И среди этой красоты совсем не тревожно выглядели отряды работяг, копавших на лугу ямы и втыкавших в их дно заострённые пики. Он давно не был за крепостными стенами и теперь увидел, как изменился ландшафт, появились насыпные брустверы, бревенчатые стены-укрытия с бойницами и целая система широких канав, рассекавших долину на подступах к городу, видимо предназначенных для того, чтоб осложнить наступление конницы.

Впрочем, в деревне пока царил мир, по улицам бегали дети, играя с большими лохматыми собаками, вперевалку бродили грязные, но откормленные гуси, а во дворах сыто хрюкали свиньи. У крылечек круглых двухэтажных домов стояли наготове тачки и телеги, нагруженные домашним скарбом. Видимо, селяне всё-таки готовились в случае опасности укрыться от врага за стенами луара.

Несколько дней прошли для Кирилла, как каникулы у бабушки. Он собрал из местных мальчишек ватагу помощников, днём они косили и ворошили сено, под вечер грузили его на возы и отвозили в деревню, где их уже ждали накрытые столы и пахнущие свежим сеном тюфяки на крыше навеса над сеновалом. И когда вокруг него в тёмное время собирались ребятишки со всей деревни, Кирилл рассказывал своим новым друзьям разные истории, которых знал множество, а они слушали его с восторженным вниманием и, кажется, влюблялись в странного незнакомца всё больше.

Этот безмятежный отдых оборвался внезапно, когда на луг, где Кирилл махал необычной, но очень удобной длинной косой, а идущие за ним мальчишки подгребали скошенное сено деревянными крюками, прискакала на старом низкорослом коне рыжеватая девчонка. Она ловко сидела на спине коня без всякого седла и полы её длинной юбки из синего льна были заткнуты за поясок, обнажая загорелые до красноты коленки.

— Кирилл, Кирилл! — закричала она издалека, — Лэма зовёт тебя! Там конь принёс солдата со стрелой в спине!

Едва услышав её, Кирилл бросил косу, и вскарабкался на спину коня, который натужно всхрапнул, а после безропотно развернулся и побежал в обратный путь, неся на себе уже двух седоков. Раненного селяне отнесли в дом старосты, но тот совершенно не знал, что делать дальше, и больше всего боялся, что благородный господин умрёт, и в этом обвинят деревню. Потому он рад был тому, что кто-то может решить эту проблему за него, и велел Лэме послать за её гостем, который мог знать, что делать.

Ещё подъезжая к его двору, Кирилл увидел у коновязи большого бурого коня, который стоял, устало опустив красивую голову. Даже не разглядывая богатую упряжь, можно было понять, что владеть таким красавцем мог только состоятельный человек, а уж никак не простой солдат. Кирилл, едва спешившись, взбежал по лестнице на второй этаж большого дома старосты и, пройдя мимо испуганно причитавшего хозяина, подошёл к лавке, на которой ничком лежал раненный.

Он узнал его сразу и с тревогой посмотрел на поблескивающий металлом арбалетный болт, торчавший из его спины. Встав рядом с ним на колени, он приложил пальцы к его шее и почувствовал слабое биение под кожей, но она была прохладной и чуть влажной. На лбу раненного выступил холодный пот, он был бледен.