Короче, Даари поняла так: в спецназе активничают либо бой-бабы, либо уникальные спецы вроде Таши, способные по-настоящему «развернуть» поисковое заклинание и какой-то внутренней чуйкой оптимизировать результаты. Таких спецов, по сути, «вывозят» и «разгружают» остальные члены отряда, но они готовы идти на это ради приносимой ими пользы.
Сама Даари на роль спецназовки не годилась. Ну никак. Не годилась, пожалуй, даже на роль мифической санитарки, выносящей раненых из зоны поражения тварей — ну или пациенты должны быть все-таки полегче принца-генерала!
И все-таки кое-как она принца-генерала тащила. Почти дотащила до входа, когда в скалу перед ними врезался мощнейший ветровой импульс, пробив завал... Нет, не пробив: разметало только часть завала, образовав глубокую нишу, в которой, впечатанное в камни, валялось что-то черно-красное, изломанное, непонятное. Даари каким-то шестым чувством мгновенно и равнодушно признала изломанное тело капитана второго ранга Элликита — недалеко, значит, ему удалось уйти.
То есть Даари оказалась права: коридор обвалился полностью, импульса генерала не хватило.
Ноги подкосились, и Даари упала, все еще держа на себе удушающий вес генерала...
...вой и рык неизвестных тварей рывком стал громче, торжествуя, и Даари наконец-то ощутила то пресловутое «давление магии», которое обычные люди без магического резерва вроде бы чувствовать не должны; ощутила нечто сродни той подавляющей ауре, которую включал иногда Дракон, чтобы вселить в своих подданных благоговение...
...просто магия стала уже так сильна, что она почти физически врезалась в тело, разрывая его на части...
Из последних сил Даари столкнула с себя чужое безжизненое тело, поднялась, шатаясь, обернулась и встретилась взглядом с открывшимся прорывом.
Самое удивительное, что прорыв действительно смотрел.
Он навис над нею и генералом — и облаком тварей, размером с крупную повозку каждая, клубящимся над окровавленными ошметками, которые еще недавно были тремя сильнейшими магами Серегенского Особого отряда — глядя множеством глаз. Позднее Даари спрашивала себя, что заставило ее без сомнения классифицировать эти участки пустоты как глаза.
Но ничем иным их назвать было нельзя.
Прорыв смотрел — жадно.
Прорыв смотрел — голодно.
Даари вдруг стало ослепительно ясно многое.
Во-первых, гипотезы о разумности тварей в Нечистом измерении — это не гипотезы. Кто-то разумный там точно есть, и он ведет планомерную (пускай и сильно растянутую во времени) осаду нашего мира. Вот сейчас штурмует, например.
Во-вторых, какой же идиоткой она была, когда рассуждала с Гешвири, что они должны найти цель, чтобы двигаться наверх не просто так, а осмысленно! Настоящую цель ты не ищешь. Настоящая цель находит тебя, стреляет тобой, убивает тобой. Умирает тобой.
В неожиданном затишье, когда голодные твари, урча, поедали останки ее защитников, Даари столь же неожиданно шагнула к ним, заслоняя тело своего командира. Перехватила несколько каналов из воздуха, начала плести из них щит — самый простой, самый базовый, который просто позволяет принять в себя и перегнать через собственный организм излишек энергии. Только его она пока освоила с хоть какой-то степенью уверенности; и ничего другого не успела бы сделать в те, быть может, секунды, которые ей оставались.
Она знала, что этого будет недостаточно.
Но не сдаваться же.
Потому что если сдашься, то...
Тут бездна вонзилась в нее и взорвалась изнутри.
Глава 22. Спецэффекты (без правок)
Наверное, есть какая-то космическая (не)справедливость в том, что в моменты, когда все твое самообладание и вся ясность разума нужны тебе больше всего, они тебя покидают.
Впоследствии Даари очень мало что могла вспомнить о том, что случилось во время Прорыва. Помнила только облегчение в первый момент — боги-духи, всего-то магией бьете, это я перенесу, демоница научила... Она-то думала, накинутся и разорвут щупальцами и клыками, как старших офицеров! Почему-то это казалось страшнее, хотя какая вроде бы разница, в каких именно мучениях умирать?
Еще казалось очень важным защитить Лаора (или Дракона). Важнее, чем выжить самой.
Как-то вдруг все сошлось вместе.
То, что Даари узнала в Академии — и встреча первого новогоднего рассвета на крыше своего дома вместе с братьями и соседями.
Долгие посиделки в библиотеке — и Серегенский гарнизон с его мелкими интрижками, интересными задачами и постоянной борьбой за якобы бы никому не нужные степи, которые стоят заслоном между Цивилизацией и хаосом (вместе с другими степями, островами и болотами по всей планете).
Даари никогда не считала себя такой уж лояльной верноподданной — хотя и презренной отщепенкой, не уважающей власть и память предков, не считала тоже. Просто сам Дракон, в отрыве от его высокого священного поста, как человек (ну, условно... как мыслящее существо...) вызывал у нее недоумение и обиду; и особенно сильно после того, как она заподозрила, что он зачем-то скрывался под личиной Лаора и играл с ней в свои игры. А о том, на что она готова пойти, чтобы сохранить Цивилизацию, она никогда даже не задумывалась. Как-то даже вопрос не стоял.
И теперь вдруг Даари с изумлением обнаружила, что ей, конечно, совсем не хочется умирать — но еще меньше хочется ползать в грязи и собственных испражнениях, как уже случалось с ней, и понимать, что она сглупила, проиграла, сдалась.
Короче говоря, когда пришла боль, Даари встретила ее со стойкостью, которой не ожидала от себя. Как будто и не думала раньше «никогда больше!», как будто и не казалось это самым страшным, что может быть. Оказывается, иногда проиграть — страшнее.
А каждую секунду, которую она держится; пока твари не добрались до тела ее командира или даже Владыки у нее за спиной — еще есть надежда.
Потом, правда, и мысль о надежде пропала. Осталось только необходимость стоять. Неважно как. Неважно зачем. Просто... Не падать.
Сперва Даари как-то пыталась перенаправить потоки магической энергии, которые рвались в нее и взрывались в ней, наружу, отвести по магическим каналам, которые держала в руках, но быстро перестала. Не хватало внимания, не хватало сил.
Силы стоять тоже быстро кончились; Даари упала на колени, потом и вовсе на карачки, сообразив, что на самом деле ей не нужно быть физическим щитом для Лаора — да и не закрывает она его своим телом, габариты не те; достаточно того, что она пока сопротивляется, и усилия тех созданий, что рвут сейчас пространственно-временной континуум, сосредоточены на ней. Да, она хрупкая бобровая плотина на пути цунами, но пока от нее хоть что-то остается...
Вдруг Даари грубо схватили за плечо и отшвырнули назад.
Она больно ударилась локтем и затылком, но это были пустяки по сравнению с отсутствием агонии, разрывающей тело и дух. Свобода от боли показалась одновременно сладкой и теплой, как вода для умирающего от жажды и холода одновременно; Даари то ли почти отрубилась, то ли отрубилась все-таки на секунду — а когда пришла в себя, увидела между ней и провалом широкую спину принца-генерала.
Руки его были подняты, между Лаором и хаосом пульсировал ярчайший щит, сотканный из толстенных перламутровых канатов; толще и сильнее чем все, что Даари когда-либо видела. И как он быстро создал его! Должно быть, за доли секунды, не то твари из прорыва его бы разорвали.
— Что тут творится? — спросил принц-генерал холодно. — Где мой перстень?
Даари поняла, что не знает. Его взял Алеко, а потом Алеко растерзали...
— Где-то в пещере, — сказала она слабо. — Скажите, генерал, вы — принц? Или Владыка?
Лаор обернулся к ней через плечо. Его глаза пылали яростным золотом, Даари никогда такого не видела.
— Потом расскажешь мне, как догадалась, — сказал он гулким голосом, не похожим на голос генерала; в нем одновременно шумел и рык дикого зверя, и рев ветра. — Что Доара и ее мальчишки? Мертвы?