Ксюша походила на маленькую, изящную дюймовочку. Пальцы Влада, украдкой ласкающие ее шею, казались на фоне ее белой кожи загоревшими дотемна. Настя заметила, как Ксюша сглотнула и задрожала от его прикосновений.

И они, наскоро поужинав, поспешили скрыться в номере. Настя покраснела, представив, что, Влад сделает со своей маленькой женой, оказавшись наедине.

Она взяла бокал с недопитым вином и сделала несколько глотков, легче не стало, но разум чуть затуманился. Настя некоторое время пробыла в компании Натальи и Матвея, а потом поднялась в свой номер, зарылась лицом в подушки и вновь по ее щекам потекли предательские слезы.

Неужели она стала такой истеричкой? И как она собирается жить в одном доме с Владом и Ксюшей? Может быть пока не поздно, вернуться домой, в Мариуполь? Атаковавшие ее мысли, одна безумнее другой стихли только тогда, когда Настю сморил сон поверхностный и тревожный.

В Москве оказались только через два дня, самолеты из Ростова не летали, пришлось ехать на пригородных автобусах до Сочи, а уже оттуда в Москву.

По пути до загородного дома Влада Настя, почти не отрываясь, смотрела в окно служебного микроавтобуса, что встретил их в аэропорту. Все казалось непривычным для Насти – огромный поток машин, ехавших рядом, среди которых было немало Мерседесов, BMW, и даже Maybach необычного темно- синего цвета. Такую машину Настя видела только по телевизору, как- то раз перелистывая каналы, наткнулась на светские новости.

Москва поражала и завораживала ее, она как загипнотизированная смотрела на зеленые парки и скверы, на огромные, современные здания деловых центров, где бешеным потоком кипела жизнь. И если бы не восторженные крики детей и комментарии Матвея, который вспоминал, как он лет пятнадцать назад был в Москве в командировке, Настя бы чувствовала себя заколдованной этим городом. Она влюбилась в Москву с первого взгляда.

Влад и Ксюша ехали впереди них на чёрном Mercedes- Benz EQS. Когда Влад еще в аэропорте увидел свою машину, глаза у него загорелись от предвкушения, он тайно признался себе, что соскучился по быстрой езде, когда летишь по трассе, наращивая скорость, высунув руку в окно, а воздух упруго обтекает пальцы.

Конечно, днем, особенно в городе, ему так и не удалось разогнаться, их небольшой кортеж простоял в пробках около часа, а то и больше, но все равно это не волновало и не бесило Влада как раньше, все теперь было хорошо, даже пробки. Он и его самые близкие люди в безопасности, вдали от пережитого ужаса, вдали от разрухи и голода. И для них всех, включая его, начинается новая жизнь.

Только о судьбе одного человека не было известно Владу – тети Вали, и это его тяготило и тревожило. Что теперь с ней?

Влад вспомнил, как тетя Валя пришла в ритуальный зал, где все прощались с мамой, одной из последних. Влад еле узнал ее – тетя Валя стала совсем худой. Но больше всего поразило Влада ее лицо: красно- синие щеки в мелких сетках лопнувших сосудов, и выцветшие глаза, ставшие совсем маленькими из- за нависших век, когда- то черные волосы поседели и неаккуратными прядями падали на щеки.

Он не видел тетю Валю восемь лет, в прошлый, декабрьский его приезд, и раньше, когда он бывал у родителей, она никогда не приходила, чтобы повидаться с ним. Да и с Марьяной, его матерью она почти перестала встречаться, сторонилась ее, стала совсем чужой.

Влад помнил, как мама переживала из- за этого, как старалась опять завоевать доверие сестры, но все попытки заканчивались ничем, тетя Валя принимала изредка деньги, и то делала это так, как будто делает одолжение Марьяне. К две тысячи двадцатому году ипотека за квартиру, где теперь жила тетя Валя, была выплачена родителями полностью, но чувство вины так и не оставило Марьяну, хотя она понимала, что жизнь сестры сложилась плохо, потому что сестра сама так захотела.

Но особенно Марьяна переживала из- за Глеба, не зная где он, а тетю Валю это не волновало. Она будто вычеркнула все, что связывало ее с прошлой жизнью – бывшего мужа, а затем и сына.

Казалось, не заметила даже, когда Глеб, в шестнадцать лет исчез из Мариуполя. И в то время, как Марьяна подняла все связи знакомства в попытках найти племянника, Валентина на все увещевания сестры только кричала, чтобы ее оставили в покое, и что Глеб, такой же сукин сын, как и его отец.

После похорон, Влад хотел оформить дарственную на тетю Валю, чтобы передать родительскую квартиру ей, он знал, что мама одобрила бы его решение. Но он не успел. Как раз двадцать пятого февраля, когда он вышел из подъезда и направился к нотариусу, украинские нацики начали бомбить их квартал.

Что стало с тетей Валей, Влад не знал, пока уходили из города, он видел много разрушенных домов, и с ужасом думал, что могло произойти с маминой сестрой, жива ли она теперь?

Влад сдвинул брови, на мгновение, погружаясь в свои тяжелые мысли. Ксюша, сидевшая рядом с ним, сжала его руку, и Влад мгновенно ощутил мягкое тепло, так всегда было, когда Ксюша к нему прикасалась.

– Со временем мы все исправим, любимый, – она легко провела по его щеке, по непослушным черным прядям его волос, – Знаешь, как я тебя люблю? – тихо произнесла Ксюша.

И не дожидаясь ответа, зацеловала его лицо, Влад обнял ее и притянул к себе, но через минуту со всех сторон раздались нетерпеливые, резкие гудки, пробка, в которой они стояли, рассосалась. Влад нажал на педаль газа, и они плавно двинулись, все больше набирая скорость, минуя выезд из города.

Когда машина Влада и микроавтобус, ехавший за ними с Настей, Натальей, Матвеем и детьми, затормозили на подъездной дорожке, Влад все еще не верил, что они дома. Все было нереальным – большая открытая веранда, огромные окна первого этажа, беседка для пикника, первая зелень, вылезшая из подтаявшего снега, высокие зеленые сосны, как мачты, окружавшие задний двор. Все дышало миром и благополучием. И тишина, нарушилась только чириканьем воробьев и синиц, да лаем вылетевшей к нему навстречу овчарки Моти.

Настя смотрела во все глаза, как собака кинулась к Владу, поставила передние лапы ему на грудь, и вылизывала его лицо большим розовым языком, а Влад смеялся, трепал ее за ушами и приговаривал:

– Мотя, хорошая моя…

И в доме Влада все было хорошо, Настя сразу поняла, что именно Ксюша навела здесь такой уют и красоту. Настя смотрела в огромные окна на оживающий сад, веточки некоторых деревьев и кустарников стояли с набухшими, готовыми вот- вот распуститься почками.

Ксюша заметила ее взгляд и, подведя к окну, открыла его настежь – и это не окно оказалось, а раздвигающаяся секция двери. Комнату сразу наполнил густой и сырой запах сосновой смолы.

Настя, стоя босыми ногами на теплом паркете, чувствовала, будто она дома, ей вдруг стало так хорошо, не понятно почему.

А когда все вместе собирались в уютной столовой рядом с кухней за большим круглым столом, уставленным всякими вкусностями, к горлу Насти подступил комок, она была готова расплакаться, вспоминая их с отцом квартиру, и как они дружно жили, пусть не богато, как Влад, но им тоже было тепло вместе. Папа часто называл ее – «моя птичка- синичка, моя Настюша».

Влад взглянул на нее, и казалось, понял, о чем она думает. Настя увидела, по его губам, как он неслышно говорит ей: «Все хорошо, маленькая».

В Москве Наталья, Матвей и их большая дружная семья пробыли недолго, и хотя Влад настаивал на том, чтобы они подольше погостили, погуляли по столице, но Матвей жаждал приступить к своей новой деятельности, он хотел увидеть строящийся на Волге поселок своими глазами.

Наталья поддержала мужа: «Что греха таить – в гостях хорошо, но хочется обрести свой дом – свою крепость».

Влад и большая шумная семья Володиных уехали в Самарскую область, и Настя осталась вдвоем с Ксюшей.

Дом казался теперь опустевшим без шума и гомона.