Однако, Настины губы сами собой улыбнулись, и Влад залюбовался ее блестящими, зелеными глазами в желтую, как солнечные зайчики крапинку.

Настя хотела, чтобы они остались тут, у входа в подвал, за облупившейся зеленой дверью, но скоро послышались голоса, а затем и возгласы:

– Нашлась! Настя! – Наталья крепко обняла ее, и Насте стало стыдно, что она никого не предупредила о своей вылазке, и что столько людей за нее волновались.

Она схватила большие пакеты с крупой и протянула возникшим в проеме женщинам:

– Вот, я нашла у себя дома!

И да, в это утро ей устроили настоящий день рождения, все собрались в тесном кругу, удалось даже каким- то чудом приготовить макароны. Потом разлили кипяток в пластиковые стаканчики и каждый, наперебой желал ей много- много доброго. И Настя на мгновение поверила, что все будет хорошо.

Днем, пятнадцатого марта, в день ее рождения, на улице развернулся настоящий ад, даже в подвале их оглушали звуки взрывов, раздававшихся совсем рядом, и выстрелы не стихали ни на минуту. Мужчины, пробравшись к выходу из подвала, стразу поняли, что там, наверху идет жестокое сражение.

У каждого из них бешено колотилось сердце, они ни слова не сказав друг другу, стояли, пригибая голову, в подвальные щели и через уличные решетки сыпалась земля, осколки снарядов и кирпичей.

Влада раздирали противоречия – ему хотелось быстрее вырваться наружу, и одновременно по телу прокатывалась дрожь, ком подбирался к горлу, от близкой опасности просыпался животный инстинкт самосохранения. И Влад в эти несколько минут ненавидел себя – за страх, за беспомощность, за невозможность самому свернуть шею и отомстить тем, кто двадцать пятого февраля загнал их в этот прогнивший подвал, служивший им прибежищем почти двадцать дней.

Взрывы шли один за другим, их дом вновь накрыл огонь артиллерии. И каждый с ужасом представлял, что могло бы произойти, если бы они вернулись с водой, от колодца деда Кузьмы всего на два часа позже.

Пришлось возвращаться внутрь, по узкому пыльному коридору, на натянутых веревках висела отсыревшая одежда, женщины пытались создать какую- то видимость порядка, постоянно перебирая и перетряхивая сырые вещи.

Влад поискал глазами Настю – он теперь всегда так делал, за три недели в подвальном подземелье она стала ему настолько родной, что он уже с трудом представлял, что, когда- то почти не знал эту девушку. Для него она сначала была маленькой пятилетней девчушкой с содранными коленками, на которую он тринадцатилетний пацан, конечно, не обращал внимания.

Потом, в восемнадцать лет, он уехал из Мариуполя, когда Настя была еще неуклюжим десятилетним подростком с остренькими плечами и длинным хвостом волос, собранным вверх. Дядя Толя так и не научился заплетать ее густые волосы в красивые косы.

И сейчас, если бы не весь ужас, который случился с ними, если бы не похороны и поминки мамы, он вряд ли встретился бы со своей забавной зеленоглазой соседкой.

Настя поймала его внимательный взгляд, и сначала улыбнулась ему краешками губ, а потом вдруг смутилась и опустила глаза. Она перебирала в руках тряпичную куклу – видимо сделала для малышей, что собрались вокруг нее. Настя показывал им мини- спектакль, сказку.

До Влада донесся ее нежный голос: «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил король, королева и их красавица дочь- принцесса Мирабель». Ириска, открыв маленький пухлый ротик, внимала каждому ее слову, и даже схватила за руку, когда злой маг заколдовал принцессу.

Влад прикрыл глаза и заслушался ее голосом, ее наивной сказкой, где все заканчивалось хорошо. Если бы в жизни так случалось: чтобы добро побеждало зло, чтобы воцарился мир, и чтобы всё наконец то…

И тут они услышали стук, доносившийся снаружи. Мужчины сразу вскочили с мест, и кинулись к выходу, женщины замерли, прижимая к себе малышей, Настя хотела рвануть за Владом, но Наталья взглядом удержала ее и покачала головой: «Не надо».

Последующие несколько минут неизвестности растянулись в бесконечность, все притихли, даже дети замолчали.

И когда, наконец, они услышали шаги и возбужденные голоса своих мужчин, то их чуть отпустило, но они еще не понимали, что происходит, и можно ли радоваться? Или в очередной раз сжиматься от страха?

Первыми в сером мраке появились Матвей и Миха, на их лицах, серых от грязи, щетины и копоти светились улыбки. Они кричали:

– Народ, «наши» в городе! Российская армия, они пришли! Это они стучали в наш подвал!!!

Все подскочили с мест и начали обнимать друг друга. На Владе и Матвее сразу повисли куча ребятишек, которые тянули их к выходу, шумно гомоня:

– Пойдем на улицу! Пойдем на улицу!

Пришлось их чуть утихомирить, и передать слова русских солдат, чтобы несколько часов оставались в подвале, не выходили, пока не закончиться окончательная зачистка их квартала от боевиков «Азова» и всу- шников.

Настя, оказавшись в этой суматохе рядом с Владом, сжала его руку, по ее щекам вновь покатились слезы, а он вытирал и вытирал их огрубевшими, шершавыми пальцами и тихо говорил, успокаивая:

– Все хорошо, маленькая… все уже хорошо…

И да, под вечер, они вышли на улицу, все еще опасливо оглядываясь и прислушиваясь. Наступившая тишина была непривычна и пугала, казалось, если они расслабляться, их накроет очередной шквал Градов или «Точки У».

Но до слуха доносились отдаленные звуки стрельбы. Видимо бои сдвинулись от их дома на несколько кварталов вперед, вглубь города.

Наталья прижимала Ириску, Пашку и своих трех детей к себе, не позволяя разбегаться по двору, это было опасно, на каждом шагу могли встретиться не разорвавшиеся снаряды и мины.

Настя, осторожно, глядя себе под ноги подошла к клумбе около подъезда. Небольшой холмик, табличка с надписью по краю, задетая пулей: «Анатолий Алексеевич Земцов» – 15 мая 1964г. – 25 февраля 2022гг.

Настя неподвижно стояла, не чувствуя холодного ветра, потом вдруг увидев несколько ранних, вылезших из холодной земли нарциссов, сорвала два и положила на холмик. Слезы опять покатились по щекам, и она тихо прошептала: «Папочка, прости, папа…»

Сегодня, когда их двор и квартал наконец- то освободили русские войска, и когда они узнали, что Мариуполь долгое время жил в блокаде, оккупированный нац. батальонами «Азов» и всу- шниками, Настя, казалось, вышла из оцепенения, владевшего ею несколько недель. И пришла в неописуемый ужас – отца больше нет, она осталась совсем одна! Навряд ли Влад… Влад.… Зачем она ему? Настя посмотрела, как Влад, стоявший в метре от нее, включил Айфон, пытаясь поймать сеть, и дозвониться до своей жены.

Когда Влад отключил телефон, бросая безуспешные попытки связаться с Ксюшей, он оглянулся и не увидел Насти. Он пробежался глазами по двору: на вертящихся, чудом сохранившихся качелях сидели дети, пытаясь раскрутить их по кругу, подростки носились друг за другом по двору, скалясь чумазыми довольными улыбками, баба Катя и дед Саша сидели на лавке, подставляя лица внезапно вышедшему из- за туч солнцу, но Насти не было! Нигде!

Влад забежал за периметр их двора, до слуха долетали перестрелки автоматов и бухающие тяжелые звуки. Он закричал: «Настя! Настя!» И вдруг с ходу, почти налетел на нее, не заметив сразу. Она стояла около арки, соединяющей два дома. Арка образовывала темный, широкий проход с улицы во двор. В детстве они любили носиться сквозь нее на велосипедах или роликах.

Теперь в этом проеме замер огромный, искореженный танк, он будто застрял тут, пытаясь вылезти из арки, башня свернута, дуло смотрит в сторону противоположного девятиэтажного дома. Многочисленные осколки от снарядов валяются неподалеку.

Настя, обхватив себя руками, пристально смотрела на танк, чуть завалившийся на бок, на котором виднелись опознавательные знаки украинской армии.

Влад, как и она, замер, на несколько минут, пытаясь понять – почему танк оказался в жилых кварталах, почти у них во дворе, с кем он воевал здесь и по какой цели выпустил столько снарядов?