И политэкономию я пропустил!

Наверное, надо сходить на телефонную станцию и отказаться от этого проклятущего прибора. Не успел я зайти домой — снова здорово. Кого там на этот раз угораздило?

— Панов, Андрей, дорогой ты мой, выручай!

— Здравствуйте, Галина Васильевна. Рублей пятьдесят, наверное, смогу, но только до зарплаты.

— Да не надо мне твои деньги, я и сама могу дать, — слегка раздраженно ответила старшая фельдшерица. — Сможешь в ночь сегодня выйти? А то твоей разлюбезной Томилиной придется самой чемодан таскать.

Отомстила за шуточку про долг, признаю. Ничья пока.

— В ночь? Дайте подумать… Ладно, но за вами должок.

Схожу, развеюсь. А завтра политэкономии нет, так что заеду утром в институт, договорюсь с лектором по соцгигиене, кем бы он ни был, и домой. Думаю, что встреча с академиком Чазовым по итогам участия в заграничной конференции кого угодно убедит в том, что студента надо отпустить.

А пока оденусь в одежку попроще — и на работу. И Лену увижу, и новостей скоропомощного сообщества наберусь.

Приехал я чуть пораньше, и пока моя бригада была где-то на вызове, посидел с ребятами, попил чаю, развлек народ рассказами про заграницу. Блин, да почему же большая часть расспросов про то, сколько стоит снять проститутку, ходили ли мы в порнокинотеатры и удалось ли накупить дешевых джинсов и магнитофонов? Про конференцию хоть бы кто спросил. А там ведь решались вопросы офигенной важности. Уже сейчас бактериологи обеспокоены появлением микрофлоры, против которой антибиотики не очень-то и эффективны. А наших интересует, сколько стоит минет в придорожных кустиках.

Второй важной темой была диверсия, жертвой которой пал Серега Чуб, усатый здоровяк, мой сосед по шкафчику. Третьим в нем жил Саня Авдеев. Так вот, вчера ребята с восьмой бригады, которым надоело, что коллега Миронов постоянно пьет воду из их посуды, взяли и налили в кружку четыре ампулы фуросемида. Ну, чтобы до паразита дошло, что воду надо пить из своей посуды, а набирать самостоятельно. К сожалению, снаряд пролетел мимо и раствор жахнул в пару глотков Серега, только приехавший с вызова.

Чрез некоторое время мочегонное подействовало. На непривычный к препарату организм, так вообще чудесным образом. Доза оказалась приличной даже для двухметрового здоровяка. Всю ночь Чуб не выходил из туалета. Вернее, выходил, но, сделав несколько шагов, возвращался. Под утро обезвоженный фельдшер начал расследование. Молчали всё, даже Мирон, который быстро понял, кому предназначалась чаша с ядом. Потому что в гневе Серега был страшен и мог запросто нанести предполагаемому обидчику травму, несовместимую с жизнью.

— А что же теперь всем рассказываете? — поинтересовался я.

— Так он отходчивый, пока смену сдали, он чаем отпился и даже смеялся немного. Ну, и восьмая бригада его на пиво повела, а после такого какие обиды могут быть?

Тут и седьмая вернулась. Пошел, принял хозяйство. Готов к труду. И отдыху, конечно. Томилина прожужжала мне уши, какая она теперь крутая автомобилистка, набралась опыта, и даже научилась бесстрашно выполнять сложные маневры типа разворота на перекрестке и парковки задом. Шумахер в юбке растет, одно слово. Скоро можно будет доверить даже саженцы на дачу возить. И компост.

Первый же вызов нам достался странный — кто-то обгорел. Но когда Елена свет Александровна начала узнавать, почему мы едем, а не спецбригада, то диспетчера объяснили, что ожоги старые, кто-то там с дачи долго вернуться не мог. Короче, нам тут ни хрена не понятно, так вы поедьте и узнайте.

Приехали. Квартира такая… интеллигентная. Книжные полки везде. Даже немного старомодный портрет Хемингуэя висит. И фото нашего коллеги, Василь Палыча Аксенова, с автографом. С учетом нынешнего местопребывания бывшего доктора, а живет он где-то в Нью-Йорке — явное пренебрежение Советской властью. А вот болезный поразил. Его внешний вид тянул максимум на какого-то бомжа со стажем лет пять.

Кроме него, дома никого и не было. А он сидел, грязнючий, воняющий гарью и многодневной пьянкой, на закопченном лице одни глаза блестят. Одежда — ужас, на ногах шкарбаны какие-то.

— Извините за внешний вид, — сипло сказал он. — Тут такая история приключилась — прямо хоть в кино снимай. Рассказать, так не поверит никто.

Не, бомжеватые алкаши так не разговаривают. Если отвернуться, то речи как раз от книжных полок и портрета писателя. Я так и сделал, любуясь стоящим за стеклом, первым изданием “Камня”. Охренеть просто, да за такое… даже не знаю цену этой вещи. Пара тысяч — самое малое. Или больше. С такими богатствами, пожалуй, можно и кирзачах ходить, забив на мнение окружающих.

— …сарайчик загорелся, я полез тушить, да куда там, — донесся голос пациента. — Сгорел дотла. Я поначалу не заметил, потом только дошло до меня, что я ожёгся немного. Болеть начало. А машина сломалась, не поедешь. Представляете себе комизм ситуации?

— Скорее, трагизм, — повернулся я к нему. — Вы раздевайтесь, надо же посмотреть площадь ожогов.

Он встал и, морщась, начал снимать с себя одежду. Вслед за падающим на пол тряпьем примерно туда же двигалась и моя нижняя челюсть. Я просто охренел. Этот мужик… как он еще жив?

— А когда это случилось? — подала голос Томилина. Тоже удивлена, ишь, какого петуха пустила.

— Так я же говорю, три дня назад.

Для подсчета площади ожога есть очень хорошее правило девяток. Голова с шеей и руки — по девять процентов, передняя и задняя часть туловища плюс каждая нога в отдельности — по восемнадцать. Ну и на промежность один оставшийся. В нашем случае две верхних конечности почти по три четверти, грудь, живот — практически целиком. И ноги — спереди все. Плюс лицо. И в качестве бонуса — верхние дыхательные пути, отсюда и сиплый голос. Итого не менее пятидесяти процентов поверхности — ожоги термические, большей частью второй, но есть участки, похожие на третью. Я не выдержал и, схватив пинцет, дернул пенек волоска на руке. Ага, морщится, не четвертая.

Итог — он должен уже умереть от ожогового шока. В Московской области завелись некроманты? Или нам достался былинный богатырь? Я схватил термометр, сунул ему под мышку, померил давление. Девяносто на пятьдесят, терпимо, конечно. Температура тридцать восемь и две. Ну да, воспаление, септические осложнения.

— Мочился? — задала Лена самый главный вопрос. Потому что если нет — то всё, почки уже кончились.

— Да, поначалу только мочи мало было, и темная как чай крепкий. А потом ничего. Нормально.

— Извините, а чем вы лечились? — полюбопытствовал я.

— Так чем? У меня там водка была, я ее держу… знаете, с рабочими рассчитаться. Вот я ее и пил. Шесть бутылок употребил. Ведь что удивительно: пьешь и не пьянеешь, голова ясная. Из чего ее делают? Хорошо, сосед приехал, заметил, вывез меня. Хотел в больницу сразу, но я решил домой заехать, документы взять, вещи какие-то. Правильно же?

— Я позвоню от вас? — спросил я и пошел к телефону, вызывать на себя спецбригаду. Надо бы сначала наркотики сделать, но мне кажется, что ему уже по барабану.

Этих людей победить невозможно.

Утром я буквально на десять минут заскочил в институт. Зато сделал всё — и с лектором договорился, и Давида увидел. И даже пригласил его в гости. Вместе с котом. Пора возвращать скитальца на место жительства. Предупредил только, что жратвы дома почти нет. А Шишкина, увидев меня, свернула куда-то в сторону. Мне, наверное, переживать надо начинать. Но пока некогда. А вот Оксана Гавриловна, соседочка моя, вызывает беспокойство. Радует, что сейчас наркота не в тренде, с нее бы сталось купить у барыг пару-тройку доз и подкинуть мне.

Видать, мысли эти так и застряли на моем лице, обычно не отягощенном подобными забавами. Ибо Игорь Александрович это дело просек. И начал натуральный допрос. Понятно, что он за дело переживает в первую очередь. А если я начну думать, особенно о чем-то другом, то последствия непредсказуемы. Хотя что душой кривить? Процесс пошел, и мое отсутствие на нем уже не скажется. Разве что кое-какие подробности я еще не сообщил. Про тот же дыхательный тест, к примеру. Насчет включения в лечение ингибиторов протонного насоса и без меня догадаются, омепразол я своими глазами видел в венской аптеке. И даже купил упаковочку.