— Зато крыша не поедет, — пожал плечами я.

— Я то с тобой точно чокнусь! — Лена застегнула пуговицы, лукаво на меня посмотрела. — Сегодня родители в ночную смену… Заглядывай.

— Давай ты ко мне — покажу новую кровать.

— Только покажешь? А как же знаменитый матрас?

— Он ушел в отставку. Дал дорогу молодой мебели.

Уже смеясь мы вышли на улицу, принялись дурачится, хватая падающие снежинки ртом.

— Андрей, познакомься. Это Антонина Васильевна Шевченко — в институте питания кислый Морозов подвел ко мне ярко накрашенную женщину в мини-юбке. Кого-то она мне сильно напоминала… Точно! Ту рублевскую бабу… Ларису Матвеевну. Чей сынок ножиком отправил меня сюда. Без ботокса и филлеров в лице, конечно, но что-то похожее. Женщина лет сорока в борьбе за увядшую красоту. Все напоказ, все что можно вывалено в декольте.

— Очень приятно — поздоровался я, вопросительно посмотрел на Морозова

— Антонина Васильевна будет переводить нашу статью на английский. Для зарубежных журналов — Игорь Александрович возвел очи вверх, как бы намекая от кого сия дама к нам пришла.

— Замечательно! — я изобразил на лице энтузиазм. — Позвольте пару вопросов.

— Может обойдемся без них? — Шевченко поморщилась, посмотрела на свои наманикюренные ноготки. — Просто выдайте мне последний вариант статьи

— Что означает Heart in your mouth?

Антонина Васильевна наморщила лобик: — Сердце во рту?

Морозов заулыбался — похоже он знал перевод.

— Нет. Еще попытку?

— Э….

— Испугаться до смерти. А переведите мне “You stole my thunder”

Тут уже Шевченко посмотрела на меня конкретно так неприязненно.

— Ты украл мой гром?

— Нет, это означает перехватить инициативу. Антонина Васильевна, вы точно переводчик? Я ведь могу дойти и до медицинской фразеологии…

В своей “прошлой” жизни приходилось подрабатывать в голодные годы переводами — нахватался.

Не отвечая, Шевченко резко развернулась, ушла из кабинета Морозова.

— Зря ты так с ней, — Игорь Александрович тяжело вздохнул. — Она от директора… ну и он поставил условие.

— Какое?

— Он и его… хм… протеже входит в делегацию

— А уже планируется какая-то делегация?

— На прошлой неделе в Москву на конференцию по вирусологии приезжал Джонас Солк…

— Солк, Солк… — я попытался вспомнить фамилию, но не смог.

— Изобретатель вакцины от полиомиелита, — деликатно напомнил мне Морозов.

— Да, да, — сообразил я. — Он отказался патентовать ее. Подарил всему человечеству.

— Так и есть. Нам передали приглашение на международный конгресс бактериологов в Вене.

— Когда?

А сердечко то застучало. Это же отличная возможность застолбить открытие. Да и самому засветиться. Иностранные бактериологи, профильные журналисты… Надо обязательно ехать!

— 19 марта.

— Успеваем. Статью я переведу сам и срочно отправлю ее в "Ланцет" через Чазова. Достаточно будет депонирования с препринтом, об этом можно будет уже объявить на конгрессе. Мол статья принята к публикации, вот ее основные тезисы… Приоритет за нами — никто не прикопается.

И тут я сообразил. А ведь медицинскую общественность можно впечатлить не только открытием, но и формой подачи материалов. В стиле будущих презентаций. Диапроекторы повсеместно используется — сделать соответствующие слайды, красиво их оформить.

— Нужные качественные фотографии не только бактерии, но и всего нашего коллектива! Обязательно Афину Степановну!

— Ее то зачем?

— Основную работу она сделала. Я бы вообще взял ее с собой в Вену вместо этой “протеже” Шатерникова.

— Андрей! — Морозов замахал руками. — Ты хочешь поссорить меня с директором?

— И нужно скорее приступить к клиническим испытанием в ЦКБ! — я проигнорировал испуг Игоря Александровича. — Поговорю с Чазовым.

Легко сказать — поговорю с Чазовым. Такие люди постоянно в движении, поди поймай их… Да и сидел академик не в Кунцево, а на Грановского. Вертушки с гербом СССР у меня тоже не наблюдалось — помог Шишкин. Его я выцепил в ЦКБ, сразу после операции. Хирург мрачно мылся, вновь и вновь намыливая руки. При этом его взгляд был направлен в пустоту — что-то явно случилось.

— Не помешал? — поинтересовался я, заглядывая в помывочную.

— Панов? Ты сюда как попал? — хирург вытер руки, выкинул заляпанный кровью халат в большой бак, бросил туда и пропотевшую шапочку с маской. — Пойдём ко мне в кабинет, там поговорим. — Мы прошли по коридору, и Шишкин открыл дверь, пропустив меня вперёд. Подошел к шкафчику, покопавшись, нашел там фляжку, глотнул. Протянул мне — Хороший коньяк, армянский. Будешь?

— Что-то случилось? — я покачал головой в ответ на предложение.

— Пациент умер на столе. Сейчас начнется! Комиссии, бумаги…

— Кто-то важный?

— Отец одного союзного министра, — Шишкин тяжело вздохнул, сел на лавку, откинулся к стене. — Семьдесят четыре года. Оперировали аорту… Бляшка оторвалась от сосуда и со сгустком крови уехала в голову. В ствол, скорее всего. Полчаса реанимировали, но все бестолку…

— И что же теперь?

— Будем отписываться. Сам знаешь наш принцип, больше бумаги — чище задница. Нет, когда же это кончится? — хирург взмахнул фляжкой. — Сначала бухают, как не в себя, жрут жирное — за брюхом ног не видно. Курят по две пачки в день. А потом прибегают — “Доктор, сердце болит, мочи нет, спасайте!”.

Шишкину явно надо было выговориться, поэтому я сел рядом и приготовился слушать. Но хирург оборвал сам себя, посмотрел на меня:

— Ты то хоть с хорошими новостями?

— Да, гастрит вылечил, есть финальные фотографии стенок желудка. Начал переводить нашу статью на английский — пора напомнить Чазову, он обещал содействие.

— На конференцию тебе надо ехать. Желательно международную. Ну да кто студенту загранпаспорт выдаст? — Шишкин глотнул коньяка. — И на выездной комиссии никто за тебя не подпишется. Семьи нет, ничего нет. Гол как сокол.

Хотел сказать “тестюшке” про квартиру и зарубежную мебель, да промолчал. Как говорится, "речь-серебро, молчание-золото".

-Так есть уже приглашение, Игорь Александрович говорил. На март.

-Что же, это другое дело. На месте обкатать бы не помешало. У нас в ЦКБ проводятся в конце зимы междисциплинарные конференции, можешь заявиться с докладом, — Шишкин завернул фляжку, убрал ее в шкафчик. — А еще лучше на пару с Морозовым. Ты первую часть, вводную. Он вторую. Перевод статьи приноси, обязательно негативы пленок. С Чазовым поговорю, отправим ваши материалы… куда собираетесь?

— В "Ланцет" .

— Англичане? — Шишкин сморщился. — Впрочем, с американцами у нас сейчас дела не лучше. Олимпиаду нам изгадили, санкциями пугают… Ладно, медицинского сообщества это пока не касается, успеем опубликоваться. Неси статью.

— Пляши!

Сразу после крайнего экзамена, Шишкина потрясла перед моим лицом двумя серыми картонками с печатями.

— Письма из Нобелевского комитета?

— Дурак! — Лиза надула пухлые губки. — Это пропуск в 200-ю секцию ГУМа!

— Не в трехсотую?

— А что, есть трехсотая? — подруга открыла ротик.

— Конечно. В двухсотой отоваривается партноменклатура. А в 300-й — лично Брежнев с семьей.

— Врешь!

— Вру, — кивнул я. — Лиза, откуда у тебя пропуска?

— Отец достал. Сказал, что мы можем там купить горные лыжи, костюмы, даже говорят, какие-то шлемы! — Шишкина достала бумажку из сумочки, прочитала: — Белл СР1. Американские. Мама сказала, что без шлема не отпустит меня на Домбай.

— Ну раз мама сказала… Тогда, конечно, поехали.

Мы быстро загрузились в Лизин ВАЗ, сначала заехали ко мне на квартиру, взяли деньги. Пришлось показывать Шишкиной обстановку, водить по комнатам.

— Это все твое?!

— Мое. Вот уже и прописался, — я показал девушке паспорт.