Нашел старую куртку какую-то, померил. Тесновата в плечах, но не сильно. Не идти же драться в хорошей одежде. В кармане, кстати, лыжная шапочка лежала, тоже пригодится. Я даже прорезал дырки для глаз и рта. Ну всё, бандюк натуральный. Не устану удивляться сам себе. Хотя, в конце концов, за себя же в итоге вписываюсь. Обезвреживаю боевой отряд врага. Это же не мафия из кино, где по щелчку пальцев находят бойцов и наемных убийц. Так что следующие еще неизвестно когда появятся. К тому времени актуальность моих показаний может сильно снизиться.

Встретились возле машины, даже не ждали друг друга. Сели, и покатили. До Выгонки ехать — минут двадцать, если не спеша. Дима нас уже ждал, прогуливался на перекрестке.

На секунду закралось подозрение: я на слово поверил чужому парню, который просто ткнул пальцем в троих мужиков. Ага, а сейчас приедем, а нас там доблестная орловская милиция ждет. Нервы, всё от них.

Когда третий участник мероприятия сел на заднее сиденье, под ногами у него брякнули какие-то железяки.

— Что там? — спросил я.

— Арматуры нарезал, — с таким же спокойствием, что и Мельник до этого, ответил Дима. Вот тут я понял окончательно — всё всерьез.

Заехали мы к гостинице откуда-то совсем не от центрального входа. Припарковались по команде Мельника в какой-то подворотне. Прошлись немного, зашли во двор — и оказались на месте. Витек показал нам в темный угол:

— Там постойте. Схожу, проверю.

Он открыл какую-то дверь и вошел внутрь. Вернулся через пару минут, подошел к нам.

— Ну что там? — не выдержал я.

— На месте. Все трое. Бухают, — он помолчал немного и продолжил: — Значит так, расклад следующий. Мы с Димкой идем вперед, ты, Пан, сзади, держишь дверь. Какой ты боец, я не знаю. Будем считать, что никакой. Так что просто стой и лови, кто попробует в дверь ломиться. Сильно не лупи, а то убьешь еще, — почему-то хохотнул он. — Ну что, погнали. Зашли, вышли, и уехали.

Я схватил покрепче кусок арматуры, похвалив себя, что догадался надеть перчатки. Надо бы, конечно, обернуть ее чем-то, выскользнет еще в самый неподходящий момент. Ладно, нечего думать. Спрятал железяку по куртку и пошел.

На служебной лестнице тускло светила какая-то сорокаваттная лампочка, не сколько освещая, столько обозначая свет. Ни в служебном ходе, ни в длинном коридоре нам никто не встретился. И столик дежурной по этажу тоже пустовал. Я раскатал свою шапочку, ожидаемо промахнувшись. Пока я устанавливал прорези для глаз на место, Мельник с Димой натянули на носы свои шарфы.

Витек подошел к двери и громко постучал. Изнутри кто-то пьяным баритоном спросил:

— Кто?

— Милиция! — уверенно ответил Мельник. — Проверка паспортного режима!

Лупить мне никого и не пришлось. Первым в открывающуюся дверь ломанулся Дима и отшвырнул стоящего у себя на пути в сторону. Мельник, влетевший сразу за ним, тут же ударил его арматуриной куда-то по плечу. Судя по хрусту, что-то сломал. Мент, разбрызгивая кровь, упал на пол, закричал. Второго срубил Димон. Сначала по правой руке, протянувшейся к тумбочке, и сразу по левой, которой мужчина пытался прикрыться. Этого я узнал. Тот самый с «лошадиной мордой», что пугал меня у гаражей. Третьим ударом Димон попал в ключицу и тут хруст был погромче. Да и вопль посильнее. Отлетев в сторону, он врезался в окно и разбил его. На улице зазвенели осколки, кто-то крикнул.

Дверь туалета открылась и на пороге встал третий с вопросом:

— Вы чего расшум...

Договорить он не успел. Развернувшийся Дима попал железкой наотмашь по челюсти. И тут же — коротким замахом вдогонку куда-то по плечу.

Еще один крик и мы дружной гурьбой выскочили из номера. Снизу на лестнице послышались голоса, топот обуви, причем, как мне показалось, стремились познакомиться с нами не только дамы. Но мы скромные и, вот уже, спотыкаясь, бежим по служебной лестнице.

Во дворе тихо, весь гвалт где-то сзади остался. Дима первый срывается с места и, бросив на ходу: «Угол Русанова и первой Курской», исчезает в темноте. Мне тоже хочется бежать, но Витек придерживает меня за рукав:

— Шапочку сними.

Блин, пошел бы я сейчас по улице, весело было бы. Я стащил с головы самодельную балаклаву. Сунул в карман куртки, пригладил волосы.

— Пойдем, только спокойно, не метушись, — снова успокоил меня Мельник.

Пока дошли до тачки, я всё ждал, что сзади кто-то закричит «Стой!». Но нет, никто и ничего. В подворотне сели в машину. Витек бросил на пол загремевшие железки, залез на заднее сиденье. Вот тут я первый раз пожалел, что тачка у меня двухдверная. Завел двигатель, тронулся.

— Тише только, не газуй, — успокоил меня Мельник. — Взлетишь, не сядешь. Давай, по трамвайным рельсам, Димку заберем.

Хорошо сказать — езжай. А вот тут один трамвай поворачивает направо, а другому — дорога прямо. Скосил взгляд на Витька — ага, в сторону смотрит. Значит, туда. Наш третий ждал нас на первом перекрестке. Я даже не останавливался, притормозил, он запрыгнул и уселся рядом со мной. Только начал разворачиваться и вдруг увидел ментовский «УАЗ», едущий навстречу.

— Алкаша в вытрезвитель везут, — успокоил меня Дима и показал на одноэтажное здание слева от нас. — Давай прямо.

Выехали на другую улицу, и я повернул к Оке. Миновали гостиницу, оставив ее слева, универмаг, возле которого впервые заметили московских гостей. Я скосил взгляд и увидел, что Димон в руках вертит пистолет «лошадиной морды». Точно, лежал в кобуре на тумбочке. Я эту деталь интерьера почему-то сразу запомнил.

— Ты зачем пушку скоммуниздил?! — меня начал бить отходняк. Я остановился прямо на мосту.

— Случайно цапнул, — Димон развел руками, наставляя на меня ствол. Я одной рукой рулил, другой отвел от себя оружие. — А че, какие-то стремные чуваки, с пушкой...

— А Мельник тебе не сказал?

— Витек, а что ты мне должен был сказать? — наш подельник обернулся к товарищу.

— Да не парься, это менты приблудные. Не орловские. Москвичи какие-то...

— Ну и что? Хоть менты, хоть торгаши, мне без разницы. А пестик — говно, конечно, пукалка, чтобы застрелиться можно было. Из этой хрени за десять шагов в сарай не попадешь, — презрительно сказал он и бросил пистолет на коврик к арматуре. Я ударил по тормозам.

— Да вы охренели?! Нельзя так с оружием!

Вышел из машины. Оглядевшись, собрал все наши железки в тряпичную сумку, включая пистолет «лошадиной морды» и кобуру, протирая все шапкой. После чего запрыгнул на высокий бордюр, подошел к перилам и по одной вещи выбросил в Оку. Последней полетела шапочка в паре с сумкой. По реке еще плыли одиночные льдины, и я подумал, что будь похолоднее, пришлось бы постараться, чтобы железобетонно избавиться от улик.

По возвращению в машину застал бурную дискуссию. На тему «Будут ли орловские менты вписываться за московских».

— ..зуб даю, застегнут рты и будут молчать в тряпочку, — убеждает Дима Мельника. — Иначе им самим уголовка светит. Приехали в город, избили человека, да еще пушку пролюбили...Вот увидишь — скажут, что сами подрались по пьяни и все. Слушай, а что мы сюда поехали? — это он уже мне. — Давай разворачиваться, нам же на Выгонку.

Пока ехали, парни молчали. Ладно, потом обсудят. А лучше будет, если забудут.

Высадили Диму и, прощаясь, я протянул ему четыре четвертака.

— Не подумай, что купить тебя хочу. От чистого сердца. Помог, не отказал.

— Да брось ты, — отвел мою руку парень. — Димка рассказывал, как твой отчим за него хлопотал. И ты молодец, не стал в углу плакать, по кабинетам правду искать. Пошел и сделал. Уважаю. Да и так — прикольно же вышло.

— С меня простава тогда. Собирайтесь в нерезиновую в гости, Националь не обещаю, но что-нибудь попроще организую. Я номер телефона Мельнику оставлю.

С Витьком ехали молча. Только возле самого дома он, уже выйдя из машины, сказал:

— Ты не переживай, никто ничего не скажет. Мы с Димкой... да ну, говорить не хочу. Если что, я тебя не знаю. Давай, Викторычу привет. Я к нему зайду обязательно.