— Надо отцеплять эту бабу от нашего поезда, — резюмировал я, когда мы с Морозовым вышли после собрания. — Втравит нас в Вене какую-нибудь историю!

— Я бы на твоем месте насчет характеристики побеспокоился, — Игорь Александрович ломая спички закурил сигарету. — Тонька в твой деканат звонила, я слышал через дверь. Ей там про какие-то жалобы на тебя рассказали. Ты и правда порнографию смотрел с однокурсникам?

— Ложь и поклеп, — отмазался я. — Прошел слух, что еду в Вену, вот и проснулись завистники. Ну ничего, есть у меня на них управа!

— Думаешь иностранцы защитят? Потребуют второго соавтора докладчиком?

— Нет, на этих надежды мало. Хотя Чазов обещал все ускорить с «Ланцетом», уже завтра статья будет в Лондоне с оказией.

— Неделю им прочитать, неделю-две рецензенты дадут заключение, — стал загибать пальцы Морозов. — Нет, никак не успеваем к Вене. Если в наших журналах очередь до лета, то уж у англичан...

— Мы же это обсуждали! Нам не надо, чтобы статью опубликовали — надо, чтобы ее приняли к публикации и тем самым признали наш приоритет! Хорошо бы припугнуть «Ланцет»... Мол, еще в «Нейчур» отослали — кто успел, тот и съел! Эх, не догадался Чазов и никто не посоветовал...

Лебензон поймал меня на скорой в субботу часа в три дня. Специально в выходной приехал? Что за срочность такая? Не торопил ведь, обозначал только общую заботу, без спешки. Небось, Льва Ароновича вызывали на беседу опера и там мягко намекнули, что он может при желании следователя быстро стать свидетелем по делу, а будет давать неправильные показания, так и в подельники запишут. Это просто делается, было бы сказано. Соответственно, и стремление решить вопрос с максимально возможной скоростью только возросло.

— Ну что там, Андрей? — спросил он, едва я закрыл за собой дверь в его кабинет.

— Что мог — сделал, — ответил я. — С нужным человеком поговорил, при мне звонили, просили разобраться. Надеюсь, всё решится в ближайшее время.

— Точно? Извините, на нервах из-за этой ситуации. Как на иголках весь.

Ну сто процентов, пригрозили Аронычу, вот он и взвелся, вон третий раз руки платочком вытирает. Понятное дело, и в тюрьму мужику не хочется, и начальника топить по чужому приказу неохота.

— Я пойду тогда, Лев Аронович? — спросил я, когда пауза стала слишком длинной.

— Вы не подумайте только, что я пытаюсь присвоить себе заслугу... — путано начал Лебензон. — Николай Михайлович... мы с ним еще в тринадцатой больнице... столько лет...

Оказывается, и Каверин, и Лебензон — бывшие психиатры? Вот это совпадение! Ну да, если сто лет знакомы, да еще и общаются близко...

Томилина ждала в коридоре. Будто я потом не ответил на животрепещущие вопросы.

— Зачем вызывал? — спросила она, хватая меня за пуговицу на халате. Чтобы сбежать не пытался.

— Личный вопрос, не могу рассказать, — съехал я с темы. — Семейное.

— Ну как знаешь, — чуть обиженным голосом протянула она.

— Ты мне лучше ответь на два вопроса, — я тоже взял Елену за пуговицу. Какого лешего ты закрыла больничный и что там с твоей машиной?

Правильно, первый вопрос — для затравки, второй — глобальный. Возможные покупки, особенно крупные, они мозг не только дамам прочищают.

— Надоело дома сидеть и повязка эта дурацкая. Представляешь, я ее на ночь снимала, так проснулась как-то, а у меня рука вверх сама поднялась. Соскучилась по нормальным движениям.

— Получишь привычный вывих на растянутой суставной сумке, будут тебе движения.

— Ну не ворчи, Андрей, я же осторожно, — Томилина придвинулась на пару сантиметров ближе. Мелочь вроде, а рабочее настроение как корова языком слизала. — А насчет машины... Говорят, надо с собой специалиста брать, чтобы не напороться на сюрприз какой-нибудь. А у меня таких знакомых нет. Ты не знаешь случайно?

— Знаю. Это я. Летчик-космонавт, мастер спорта по стрельбе из лука, майор Гиви Абрамович Чингачгук.

Лена засмеялась. Анекдот про хитрого любвеобильного грузина появился недавно и свежести еще не утратил.

— Так давай я позвоню, а мы после работы поедем.

— Вроде на завтра особых планов у меня нет. Заскочим только ко мне, надо взять в чем под машину лезть и фонарь на всякий случай.

Но позвонить прямо сейчас нам помешала диспетчерская, отправившая нас на вызов. Плохо. Это повод такой. Посмотрим, кому там хуже, чем остальным. Фролов традиционно молчал и думал о своем, шоферском. Привез, остановился у подъезда, и сразу уселся поудобнее, прикрыв глаза. Может, даже похрапывать начнет, у него с этим никаких проблем. Всю жизнь завидовал вот таким людям — чуть что, умостился и дрыхнет уже через минуту.

Открыл нам явно похмельный мужик. Но не запойный, одет чисто, побритый, причесанный. Но выхлоп от него... Смесь водки с пивом придает особый оттенок вашему дыханию. А если на старые дрожжи...

— Здрасьте. Вон, супруга моя, — махнул он рукой куда-то вглубь квартиры, — легла и не встает. Говорит еле-еле, а ей на смену в ночь... — тут он опасно икнул и я на всякий случай отступил в сторону.

— Давно такое? — спросила Лена, проходя вперед. — Ведите, показывайте.

— Так уж больше часа, наверное.

Женщина ближе к пятидесяти, лежит, сопит.

— Свет включите, — попросил я, подступая с тонометром и термометром.

Не нравится она мне. Дышит поверхностно как-то, голова с подушки скатилась, ей явно неудобно, а не ляжет нормально. Следы небрежно вытертой рвоты на халате.

Короче, кое-как удалось выяснить, что плохо ей стало к обеду, трижды рвота была, послабило тоже пару раз, хотя с утра уже тошнило и она не ела ничего. Это вчера началось, вон, и сыну тоже худо стало.

— А вчера что ели? — продолжил я допытываться.

— Что всегда. Щи свежие, макароны. Жора рыбки принес, они с Сашкой пиво пили, ну и я съела одну.

Смотрю, при упоминании рыбки и Томилина насторожилась. Тут и Сашка зашел. Бледноват парень. И глаза. прямо как у матери, в разные стороны.

— Это у вас косоглазие наследственное? — на всякий случай спросил я. Хотя вроде о таком и не слышал.

— Да ты что... — начал мужик, потом посмотрел на сына и на жену. — Фигасе, окосели... — удивленно протянул он.

— Короче, в больницу всех. В инфекцию. Ботулизм у вас. Рыбу где покупали?

— Да у метро, бабулечка торговала... Я вчера на поминках был, мужика из нашей бригады хоронили, выпили, конечно, домой шел, купил. Доктор, подожди-ка! — похмельный потрогал свой живот, пожал плечами — Я ничего не чувствую! Не болит, не корежит...

— Это потому, — начал объяснять я, — что ты водку бухал. Продезинфицировал себя изнутри от бактерий. А они, — я кивнул в сторону сына и жены, — нет. Беги, ищи соседей. Будем выносить твою супругу. Сейчас спецбригаду вызовем.

— Доктор, — мужик вдруг плюхнулся на колени перед Еленой и обнял ей ноги. — Заради всего святого, вези сама, не жди никого! Век молить за тебя буду! Только спаси! Я сам ее на руках вынесу!

— Ладно, — подумав, сказала Томилина. — Вы ноги мои отпустите.

Жора и вправду вынес жену на руках к машине, помог погрузить ее на носилки. Свободных бригад не было — повезли обоих.

В инфекционку летели с мигалкой, ибо женщине стало совсем плохо.

— У нее дыхательная недостаточность нарастает! — Томилина схватила «амбушку», начала помогать дышать.

Тут бы интубировать, да где же у нас такое на линейной бригаде? Я набрал кордиамин, уколол. Надеюсь, поможет. И тут пошло рвать сынка. Места в РАФике не так, чтобы много, а когда везешь двух пациентов, одного почти с остановкой дыхания, а у другого рвота и судороги... Хорошо еще, что ведро стояло практически у парня под ногами, на пол почти не попало.

— Фролов — заорал я водителю — Вызывай диспетчеров, пусть в инфекцию позвонят, дернут врача в приемный, скажи, тяжелую везем!

В приемное отделение мы женщину завезли еле живую — ее сразу на каталке увезли в реанимацию. Что там дальше с ней будет — одному богу известно. Хотя прогноз хреновый, конечно. Чем раньше заболевает и дольше без помощи — тем хуже. Да и сын ее, Сашка, тоже поплохел к концу поездки, из машины под руки выводили, голова как на нитках болтается. А дома еще ведь бодрячком держался.