— Конечно, императорские апартаменты. Неописуемая роскошь, хотел бы я так жить!

— У нас были в истории люди, которые жили в подобных условиях, — многозначительно ответил Галушко. — Плохо кончили в семнадцатом.

— Тут с вами не поспоришь, — мне осталось только развести руками.

Первым, кого я увидел вернувшись на подстанцию, был Харченко. На костылях, но румяный. Водитель стоял, поучал каких-то молодых, незнакомых фельдшеров. Или это практиканты из медучилища? Похоже нашего студенческого братства на подстанции прибавилось:

-... тут понимание надо иметь! В организме все взаимосвязано. Из жопы волос выдернешь, а из глаз слезы льются!

Фельдшеры посмотрели на Харченко очень так скептически и полезли изучать внутренности салона РАФика.

— Панов! Вернулся! — водитель увидел меня, поковылял навстречу — А говорили, ты сбежал на Запад. Рассказывай, как там оно? Дефициты кругом?

— Наврали, приехал, как видишь, — пожал плечами я. — Там хорошо, если деньги есть. А так — будешь только смотреть на витрины магазина, а с краю зубы твои на полочке лежать будут, потому что не нужны. Как нога?

— Заживает. Зашел вот больничный на оплату сдать. Скоро на тросточку перейду, а там и на работу. Слушай, говорили еще, что тебя ловил КГБ, но не поймал.

— Если бы я хотел сбежать — не поймали бы.

— Кстати, слышал новый анекдот про загранкомандировку? Мне кум рассказал...

— Как же, помню, три раза чуть не обоссался, — улыбнулся я.

Харченко был в своем репертуаре.

— Да ладно, слушай. Возвращаются со всемирного конкурса скрипачей двое — один занял второе место, другой снялся из-за травмы. Первый горюет-убивается, товарищ его утешает:

— Ты что, ты же второй в мире! Концерты, карьера, все дела!

— Ты не понимаешь, за первое место приз — скрипка Страдивари!

— Подумаешь, скрипка! Тебя теперь весь мир знает! Скрипка! Да что в ней такого?

— Ну, для меня поиграть на скрипке Страдивари это как тебе пострелять из маузера Дзержинского.

Я вежливо поулыбался. Мне не терпелось увидеть Лену, поэтому пожав руку водителю, я чуть ли не бегом поднялся на второй этаж.

Томилина как на заказ стояла возле аптеки. Я оттащил ее в сторону, обнял, поцеловал.

— Перестань, людей вокруг... — чуть посопротивлялась она, но не отодвинулась. — Ну рассказывай, что там, как ты?

— Я же вчера по телефону уже всё...

— Ну что ты как маленький! По телефону не то! Давай, с самого начала, как прилетели, чем в самолете кормили, как там! Все подробности! — от нетерпения Лена даже стукнула меня кулачком по плечу.

— Ладно. Туалетная бумага там белая и в два слоя. И бумажные полотенца тоже. Газетами задницы никто не подтирает. Представляешь?

— Дурак! Про интересное рассказывай! А посмотреть привез?

— Туалетную бумагу? Нет. Зато вот что... Это тебе, — я достал из «дипломата» полиэтиленовый пакетик с логотипом парфюмерного магазина и выудил из него красную коробочку.

— Ой, «София»! — воскликнула Лена! — Это же «Коти»! Самый модный аромат! Мне девчонки рассказывали! Можно понюхать?

— Да хоть выпить, — махнул я рукой. — Они же твои теперь.

Она расковыряла целлулоидную упаковку, высвободила на свет божий флакончик. С небольшим усилием вытащила плотно сидящую пробку, к которой на золотистой веревочку была привязана картоночка с названием. Чтобы не перепутать, наверное. Аромат даже я услышал. Приятный.

Просто в магазине, когда покупал, на третьей бутылочке я сдался, и потом, сколько ни нюхал кофейные зерна, отличать один парфюм от другого не получалось. Так что я сказал продавщице — фюр муттер унд фюр фесте фройндин. Та подумала и поставила передо мной два одинаковых флакона. Я покачал головой и сказал, что фесте фройндин — цвай. Австрийка оценивающе посмотрела на меня и молча выдала третий пузырек. И упаковала в пакетики.

— Красота... — протянула Лена. — Котииии. Буду по большим праздникам душиться.

— На фига? А в обычные дни «Серебристым ландышем», что ли? Пользуйся пока есть. Потом еще куплю.

— Даже так? Спасибо, Андрюша! — она чмокнула меня в щеку. — А еще что ты мне привез?

— Дома остальное, — я даже шею пощупал, не свешиваются ли оттуда ножки Томилиной?

Тут диспетчера позвали седьмую бригаду на вызов.

— Ой, а это? — спросила Лена и вытащила откуда-то из недр одежды конверт. Довольно пухлый. — Держи, здесь две, как ты и просил.

— Только я отдам не скоро, может, и через полгода...

— Даже не думай, — легкомысленно махнула она рукой. — Ладно, мы на вызов. Я вечером позвоню! — крикнула она уже с лестницы

А всё началось с машины. Нет, лучше сначала. Прилетели мы днем, почти в час. Пока граница, досмотр, получение вещей — уже и три часа по московскому времени. Дома в пятом часу в итоге был. Разобрал вещи кое-как, помылся — и тут понял, что надо всё бросить и ехать за машиной. Моей, блин, тачкой! К тому же на улице хоть и холодрыга, всего плюс десять — против венских восемнадцати в день вылета, но снег уже стаял, дороги сухие. И руки прямо зудят, так хочется самому за рулем посидеть!

Позвонил Владимиру, у которого моя машина стояла до сих пор. Ждала меня, красавица. И через десять минут уже ловил такси.

Приехал, поговорили, подарил ему магнитик из Вены. И тут он выдал:

— Хороший у тебя друг, я бы так, наверное, не вписался.

— Стоп, не понял я чего-то. Или я слушаю не сначала? — уточнил я.

Короче, после недолгого сопротивления, возникшего сразу, как до Владимира дошло, что он проговорился о том, чего я знать не должен, я выяснил очень интересную вещь. Передо мной с мастером пообщался... дядя Темир. И сказал, что всю сумму, которой не хватает до объявленной цены, он добавит. А объявлять цену не выше десятки, чтобы не отпугнуть высокой ценой. Так что теоретически я мог купить машину и за рубль.

И уже сидя за рулем, я лихорадочно думал, где мне взять еще две тысячи. Потому что княжеской фамилии надо было отдать шесть. Четыре у меня было. Еще две можно наскрести, продав наследство студента. Да и не будет там такой суммы. Ну часы, джинсы, тряпки всякие. Повезет — тысячу получу. Так это если покупателей найти. А если жучилам возле магазина сдавать — и половины не наберешь.

Блин, надо было взять тот перстень, хрен бы с ним. Зато должен бы не был никому. Потому что нафиг мне такие подарки не нужны. Дружба — это дружба, и для своих надо делать бесплатно всё, что можно. И еще кое-что из того, что делают за деньги. А шесть тысяч — это, скажу вам, зарплата начинающего врача года за четыре, наверное, если не больше. И брать их за одну консультацию на бегу буквально — мне совесть не позволила бы взять даже с богатых и незнакомых.

В итоге я позвонил Томилиной и попросил у нее недостающую сумму в долг. А она мне их дала — без расписки и даже без вопроса когда отдам. И не спросила, зачем они мне понадобились. Хорошо хоть врать не пришлось.

Ладно, пора, на скорой сегодня делать нечего, можно и ехать.

Вышел на улицу, смотрю — знакомый силуэт с костылями возле моей машины крутится. Что там Миша хоть делает? Открутить что-то пытается?

— Забыл что-то, Харченко? — спросил я у конкурента Евгения Вагановича на отдельно взятой небольшой территории.

— Твоя, Андрюха? Из-за бугра пригнал? Что за фирма? Красота ж какая! — погладил он крыло, не обращая внимания на грязь.

— Здесь купил. Самоделка.

— А сколько отдал? Прокатишь? — Миша не успокаивался.

— Отдал свои, твоих там не было. Садись, до метро подвезу, — открыл я ему дверцу.

— Ни хрена себе, доктор, да тут и ручек нет, кнопки одни! До чего ж техника дошла!

Тьфу ты, еду к Давиду, и не знаю даже, дома ли он. Остановился у автомата, позвонил. Сидит, учится.

К подъезду своего бывшего жилья я подъехал с шиком. Всё-таки необычная машина — даже для Москвы сейчас редкость. Не только мужики оторвали головы от какого-то чермета, который они обследовали, наверное, на предмет того, доедет ли это корыто на колесиках самостоятельно до пункта приема ржавых железяк. Дамы, которые кучковались у лавочки, тоже заинтересовались. Редколлегия устного журнала «А у нас во дворе» по случаю холода обсуждала новости стоя, но поближе к новому объекту внимания двинулись как по команде.