Исчезли тиски жадности и порока, сковывавшие душу человека в первые дни Великих перемен. Исчезли также все добродетели, кроме нетленной материнской любви, которая среди неописуемой фантасмагории безумия и страданий все еще приносила себя в жертву на алтарь преданности, чтобы бледные младенцы могли прожить еще один день.
Исчезло все, кроме воли к жизни, которая всегда сильнее, когда жизнь слабее всего, и когда Эребус3 завладевает разумом.
Лишь горстка беженцев из последнего исхода достигла более высоких гор, где были разбиты лагеря тех, кто бежал, когда волны впервые начали разрушать берега. Большинство из них остановилось на нижних хребтах, откуда дальнейшая миграция вскоре была заблокирована быстро поднимающимися морями. Многие из небольших горных цепей теперь были почти полностью погружены под воду, их вершины поднимались из воды, как острова Южного моря. Орды пострадавших из города Безумия бежали в ближайшие горы Озарк, менее дюжины вершин которых теперь оставались над водой. Другие искали убежища на более высоких Аппалачах, но многие из этих гор также были быстро затоплены, и воды из Атлантики теперь прорезали огромные ущелья в их голубых твердынях, устремляясь вглубь страны, чтобы слиться с потоком из Тихого океана, который, сначала сдерживаемый непокорными хребтами у побережья, теперь прорвался во многих местах в результате коррозии и землетрясений, которые практически сравняли с землей сотни монархов в снежных коронах.
Президент, его кабинет и различные административные департаменты высадились на горе Митчелл. Правительство давно прекратило функционировать, но все еще поддерживало связь с немногими оставшимися радиостанциями мира, самыми высокими обсерваториями и самыми многочисленными сообществами обитателей горных вершин.
Поразительным контрастом с окружающим хаосом был статус пионеров великого переселения небольшого меньшинства, которое устремилось к высокой земле, когда наука и правительство впервые это посоветовали. Здесь человеческий разум сохранял свое господство, встречая неизбежное с непомерным мужеством и здравомыслием, стремясь поддерживать порядок до последнего.
Эти люди с вершин быстро организовались для предстоящей работы, и их сотрудничество и дальновидность создали общество, живущее на скалах в относительном комфорте. Прибыв в горы в основном на самолетах и привезя с собой большие запасы концентрированных продуктов питания, одежды и снаряжения, в том числе множество обогревателей, они немедленно приступили к тому, чтобы максимально использовать свое отчаянное положение. В преддверии того времени, когда изменившаяся погода окутывала скалы ледяным саваном, они вскоре оставили свои палатки и другие временные жилища и углубились в горные склоны, где соорудили большие помещения и проходы, используя инструменты для плавления твердой породы. И когда утомительная работа была закончена, они оборудовали свои берлоги атолампами, атонагревателями и радиоприемниками. Их питание состояло в основном из консервов и концентрированных продуктов. Воду добывали из горных речушек, а позже, когда эти маленькие ручейки замерзли, путем топления снега и льда. В качестве меры предосторожности на случай, если землетрясения будут угрожать их землянкам, вынуждая их бежать на другие вершины, они держали свои атопланы готовыми к немедленному взлету, храня их в специально проложенных туннелях-ангарах.
Эти меры, хотя и влекли за собой множество трудностей, на много недель предотвратили некоторые неудобства, но Великим переменам не суждено было сбыться. Теперь они были практически заперты в своих камерах. Они больше не осмеливались противостоять сильному холоду больших высот. Они толпились вокруг своих обогревателей короткими днями и короткими ночами, разговаривая вполголоса, поедая свои концентраты и большую часть времени спя, как животные, впадающие в спячку. Каждые несколько часов отряд мужчин, вооруженных лопатами и кирками, подходил к дверям пещеры и срезал ледяные покровы, чтобы обеспечить вентиляцию, и вскоре какой-нибудь более суровый обитатель скал выходил из тепла пещер достаточно надолго, чтобы навести подзорную трубу на бушующие, забитые льдом воды внизу или мельком увидеть раздувшуюся, налитую кровью Луну.
И эти люди с вершин начали замечать еще одну зловещую перемену: сам воздух исчезал.
ГЛАВА X Дыхание Луны
Луна, оды которой поэты воспевали на протяжении веков, чей свет озарял глаза влюбленных с тех пор, как любовь впервые появилась, давно перестала быть чем-то прекрасным. Однако она казалась бы еще более удивительно красивой, чем когда-либо, если бы ее отправили на планету с доброй миссией, ибо красота тоже относительна.
Луна теперь была чудовищным медным шаром, тускло освещенным, чья громада закрывала так много неба, что почти все затмевающая тьма, пронизанная сверхъестественными цветами, окутывала мир даже в полдень. А ночью, казалось, не было ничего, кроме Луны, и с каждой ночью Луна становилась все больше, все зловещее. Другим странным эффектом была частота затмений как на Земле, так и на Луне, вызванная близостью двух тел.
Спутник потерял всякое сходство с золотым диском, который когда-то украшал небесный свод. Перемена была столь же поразительной, сколь и полной. Его "человеческое лицо" давным-давно исчезло, и на его месте вырисовывалась ужасная топография из мрачных гор, зияющих пропастей и изрытых оспинами равнин, хорошо различимых даже без помощи телескопа. Кратеры Коперник, Клавиус и Тихо были особенно заметны, и от последнего кольца равномерно во всех направлениях тянулись странные белые лучи, похожие на искусно вырезанные мраморные ленты. Длинная полоса Альпийской долины была еще одной заметной особенностью, в то время как Апеннины и Карпаты были настолько отчетливы, что их зазубренные вершины можно было увидеть выступающими зубчатыми очертаниями с поверхности спутника, которая теперь казалась слегка выпуклой.
По мере того как ее орбита сужалась, либрации Луны становились все более выраженными, а ее северная и южная шапки были наклонены внутрь, поворачиваясь все больше и больше к Земле. Время на спутнике также было нарушено, его периоды дня и ночи сократились. Он сократил свое расстояние от Земли примерно на 160 000 миль с начала своего путешествия к Земле, и соответствующее сокращение его орбиты сократило его два периода света и тьмы до менее чем пяти дней каждый.
Поэты всегда расходились во мнениях относительно цвета луны, одни воспевали ее серебристый свет, другие – золотой блеск. Но теперь шар не был ни серебристым, ни золотистым. Его общий цвет стал цвета полированной латуни, как видно при красном освещении. Его сияние быстро тускнело, и было странно отметить, что черные тени его гор становились все менее отчетливыми.
Это изменение было еще более примечательным, если смотреть в телескопы обсерватории. Казалось, что гигантские линзы приблизили каждую деталь на расстояние прикосновения. Астрономы теперь видели морщинистый лик Луны почти так же ясно, как если бы они находились на самой ее поверхности, а ее цвет под стеклами приборов был тускло-серым.
Близость спутника принесла много новых знаний о его физических характеристиках. Было показано, что его горы более сложны, чем считалось ранее, и наука теперь была уверена, что Альпийская долина была результатом контакта с каким-то блуждающим небесным телом. Его кратеры, по-видимому, были остатками или основаниями гигантских пузырей, поднятых вулканическими газами, когда спутник был расплавлен.
На сфере не было никаких признаков жизни, но доказательства того, что она когда-то была населена, были неоспоримы. Открытие, которое привлекло наибольшее внимание, заключалось в том, что на склоне горы Хэдли рядом со странными отметинами, обнаруженными профессором Берком, была вырезана гигантская фигура горгульи. Ее черты были слишком расплывчаты, чтобы дать четкую картину. Что касается иероглифов, то наука теперь была уверена, что они содержали математические вычисления.
