Ребекка отворачивается. Она начинает дрожать, и Мэтт вспоминает, что на улице холодно, и сейчас утро, а Ребекка всего лишь человек.

– Это были самые ужасные выходные за последние восемь лет, – признается она. Мэтт кивает, пытаясь осознать, сколько всего ей пришлось пережить. И Ребекке восемнадцать, она совсем девчонка. Она не знала нормального детства и взросления в семье, потому что считала, что у нее ее нет. Она всю жизнь бежала от чувств к другим людям, а теперь они просто сваливаются на нее комком. Что она чувствует? Ощущает себя парой Мэтта? Ощущает себя частью стаи, хочет пропитываться их запахами, чувствовать контакт с ними, касаться их, чтобы быть спокойнее? Что она чувствует?

– Тебе нужно время. Я понимаю.

– Да, – она вздыхает. – Думаю, это лучшее, что ты можешь мне дать.

– Знаешь, Ребекка, мы родственные души, – Мэтт улыбается, когда говорит это. Непонятно, что будет дальше, примет ли Ребекка их связь или же придется обратиться к Хэнку, чтобы избавить от нее их обоих. Но пока есть хоть один шанс – он будет бороться. – Я всегда чувствую тебя, забочусь о тебе. Даже если ты не хочешь общаться со мной сейчас – дай знать, когда я буду нужен, хорошо?

Ребекка смотрит ему в глаза. Ее ресницы дрожат, а на губах виднеются мелкие трещинки.

– Хорошо, – тихо отвечает она.

А потом она встает и уходит. Мэтт провожает ее взглядом и видит, что даже походка Ребекки изменилась теперь. Она идет медленно и понуро, спотыкается о ветку, потом выпрямляется и, опустив плечи, скрывается за поворотом.

Тим на тренировке свеж и прекрасен. Ребекка немного в шоке от того, насколько он добрый, учитывая, что Кори постоянно лажает, Дэн заболел, а Ребекка до сих пор чувствует дичайшую слабость, поэтому играет в полпинка. Нормально отрабатывает только Лео, и на него, честно говоря, вся надежда в предстоящей игре. Тренировка затягивается, потому что Дэн передал им несколько новых схем расстановки. Они пытаются определить, какая из них может быть более выигрышной, а какую стоит оставить для других игр, поскольку ее отработка займет больше времени.

К концу тренировки Эмма хромает.

Они падают на скамейку, обливаясь потом, осушают одну бутылку воды на двоих и просто дышат, пытаясь восстановиться.

– Я не в форме, – Эмма вертит стопой. – Кажется, я ногу потянула.

– Тиму нет до этого дела.

– Я знаю. Дай пожаловаться.

Ребекка пытается вспомнить, как давно она чувствовала себя настолько вымотанной. Ее тело ослабло за выходные, она не может сфокусироваться на игре, потому что ее разрывает от противоречивых эмоций.

Проснувшись рядом с Мэттом сегодня утром, она долго лежала, уставившись в потолок, и пыталась понять, что ей теперь делать. Первая мысль была довольно логичной – бежать. Она всегда говорила Эмме, что старается игнорировать проблему до тех пор, пока она не рассосется, но здесь игнор не помог бы. Потому что проблема уже рассасывалась, оставалось только переступить через себя и принять реальность такой, какая она есть. Мэтт спал тревожно. Он во сне хмурился, и Ребекка, глядя на него, чувствовала себя отвратительно. Она хотела уйти от него подальше, но не могла, потому что ее скручивало чувствами и желанием быть рядом, вдыхать запах, чувствовать тепло.

Мэтт сказал, что любит ее. А любит ли Ребекка Мэтта? Это даже звучало смешно, потому что три дня назад Ребекка готова была отдать свое тело первому встречному, лишь бы выдавить из себя мерзкое, въевшееся в кожу чернильными красками желание к этому человеку.

– Ты видела Гейла? – словно прочитав ее мысли, спрашивает Эмма.

Ребекка морщится. Это было всего два дня назад, а кажется, будто вечность, но она все еще может почувствовать шершавые губы Гейла на своих плечах и его слюну…

– Да.

– И что?

Эмма всегда осторожничает, разговаривая с ней на эти темы. Ребекка посвящает ее фрагментами, пытаясь уберечь психику, но Эмма – далеко не та глупая девчонка, о которой говорят ее оценки. Она может додумать, домыслить и прочесть между строк. А еще она хорошо чувствует Ребекку.

– Спросил, все ли в порядке с психикой у моего «брата».

Ребекка встает и пинает ножку скамейки ногой.

Эмма поднимает на нее взгляд.

– Ну, это вполне логичный вопрос. Бекка, он разнес гостиную.

– Я почти переспала с Гейлом, и Мэтт это слышал.

– Ты…

Эмма замирает, рассматривая ее так пристально, что Ребекка начинает шарить по своей голове ладонью в поисках жука, залысины или летающей тарелки.

– Что? – спрашивает она. Тим орет на них с другой стороны поля, а Лео машет перчатками, что означает – им всем нужно срочно собрать задницы в одном месте, чтобы что-то там обсудить.

– Ты только что оправдала Мэтта.

– Я не оправдывала его!

– Нет, оправдала!

– О, Господи!

Ребекка плюхается на задницу, закрывая лицо ладонями. У нее в голове каша из страхов, диких чувств к Мэтту и воспоминаний, которые возвращаются медленно, по крупинкам, словно издеваясь над ней.

– Я помню ту ночь, Эмма, – говорит она, наконец, отдышавшись. – Плохо, урывками, но я помню, как все началось. Я не знаю, смогу ли нормально спать. Я словно вернулась на восемь лет назад, только теперь осознаю и свою вину тоже. Это убивает меня.

Эмма сводит брови так сильно, будто готова заплакать или забрать ее боль. Ребекка очень ей благодарна за то, что она просто есть.

Ребекка упрашивает Эмму взять ее с собой на работу после тренировки. До поздней ночи они наводят чистоту в клинике втроем. На самом деле, уборкой занимается только Мартин, а Эмма и Ребекка, наоборот, мешают ему, все время перемещая предметы с места на место, что-то роняя и ударяясь о столы. Но им все равно весело.

Нолан очевидно слабее Филипа в физическом смысле, но он не позволяет ему помочь Мэтту затащить в их квартиру диван. Он делает это сам. Выходит у него паршиво, потому что он очевидно слаб, но Мэтту нравятся его попытки быть милым с Филипом, а еще ему нравится, как брат бесится из-за того, что за ним «ухаживают».

– Вот увидишь, Мэтт, через месяц я буду сидеть дома с тремя детьми и готовить еду, словно это мое предназначение в жизни.

– Ты физически не сможешь родить троих детей, – парирует Мэтт, и Нолан, дав ему «пять», уходит, чтобы забрать из машины коробки.

Филип снимает целлофан с дивана и критично осматривает его. Потом пытается найти в куче коробок пылесос, но его попытки ни к чему хорошему не приводят.

– Ребекка вела себя иначе сегодня за завтраком, – говорит он, и это его лучшая попытка свалить с темы своей личной жизни.

Мэтт пытается подключить телевизор.

– Мы немного поговорили с ней.

– Ох, Мэтт.

Он хмурится. Морщинка у него на лбу становится более заметной, и, пока Мэтт ищет шнур в куче мелочей, брат следит за ним взглядом.

– На самом деле, все не так плохо.

– Правда? Мэтт, Ребекка первоклассная актриса.

– О, поверь мне, я знаю. Но сейчас все иначе, – шнур находится в ящике с хозяйственными товарами Филипа, и он решает не говорить ему об этом. – Она разбита. Она многого не помнила, а сейчас память возвращается. Я говорил с Хэнком, он считает, что это последствия связи.

– И как она держится?

– Плохо. Но теперь она чувствует, а не прячется от чувств. Я обещал дать ей пространство.

Филип чихает, когда от книжек вверх поднимается столбик пыли.

Нолан возвращается с коробками, которые некуда ставить, и он держит их в руках, спрашивая у Мэтта:

– И как долго ты сам сможешь хранить это пространство?

Мэтт пожимает плечами.

– Столько, сколько потребуется. Подожди, откуда ты…

Филип смотрит на него извиняющимся взглядом:

– Я рассказал Нолану.

– Да. Я уже понял. Спасибо огромное. Пусть весь мир знает, какие у меня проблемы с личной жизнью.

– Эй! – Нолан выглядит оскорбленным. – Я тебе не весь мир, я твой новый родственник, между прочим.